Кладоискатель и доспехи нацистов - Юрий Гаврюченков

– Бля-а-а-а, – как барашек заблеял хамоватый курильщик, оседая от нестерпимой боли.

Нервы, дружок! Я походя врезал ему кулаком в торец и развернулся к покарябанному вилкой гоблину. Тот уже надвигался на меня, держась за облепленную гарниром рожу. Нет ничего проще.

– Аля-улю! – крикнул я, продолжая в славных традициях футбола, на сей раз европейского. Трах-бах.

– Уй!

Удар пришелся по гениталиям. Не сумев в должной мере блокировать его, дырявый пацан пропустил и второй. На сей раз – точно в яблочко. Теперь ему никак не бах и, уж в ближайшее время точно, не трах. Если не вообще: ботинки на мне тяжелые, с толстой литой подошвой. Самый бойцовский вариант, хотя покупал я их, руководствуясь соображениями моды. Впрочем, нынче мода на средства самозащиты, вот и сгодилась обувка для боя. Добавив по окровавленному рылу неуклюжим, но сильным полукруговым ударом, неким подобием маваши-гэри, я послал коцанного в нокаут.

Стрелок извивался на полу. Третий бандюк, сбитый мною, молча лежал у стены. Он вполне осмысленно лупал зенками в мою сторону, но агрессивных намерений не проявлял. Оглянувшись, я увидел потирающего кулаки Славу. Он все-таки умотал своих дуболомов и теперь, возвышаясь над поверженными телами, довольно ухмылялся.

– А ты, Ильюха, боевой. Не ожидал.

– Пошли, – поторопил я друга. – Надо валить отсюда.

Посторонних глаз в пределах прямой видимости не наблюдалось, но я был уверен, что чья-то заботливая рука набирает сейчас заветный номер телефона. Сомневаюсь, что он принадлежит службе спасения – пресловутый «девять-один-один». Вероятнее всего, это другой сервис городского масштаба, именуемый в народе крышей. Столкновения с торпедами охраны, имеющей вполне, обоснованные претензии по поводу учиненного беспорядка, хотелось меньше всего. Для нас оно могла явиться фатальным, поскольку прибывающий по вызовам подобного рода «летучий отряд» наверняка оснащен самыми современными средствами вооружения и связи. Учитывая наличие у одного из нас милого афганского синдрома, можно с большой долей вероятности спрогнозировать возникновение Армагеддона местного значения, ведущегося до последнего патрона, вздоха, солдата или капли крови любой из сторон. В зависимости от того, кто окажется проворнее или у кого патронов или солдат окажется больше. Зная свои резервы, на победу в локальной войне я не рассчитывал и поэтому жаждал унести поскорее отсюда ноги. По возможности не засвечивая номера нашей машины.

Не получилось ни того, ни другого. Когда мы вышли из кафе, то были встречены встревоженным гомоном толпящихся у крыльца «кенгурятника» студентов. Может, мы им и казались героями, но скрыться в такой обстановке незамеченными было решительно невозможно.

Да и вообще убежать.

– А ну, геть! – гаркнул кто-то неприятным командным басом. Людей с подобными голосами я убивал бы на месте.

Такой шанс мне представился. Сквозь толпу к нам протискивались трое суровых мужланов в старомодных кителях цвета хаки. Я знал, что в парке обосновались казаки, заключившие с Политехом договор об охране институтского имущества. В сарайчике у стадиона они устроили конюшню и по ночам гарцевали по аллеям, безжалостно метеля всех, кто, по их мнению, мордой не вышел. Словом, о беспредельщиках я слышал немало, но лично созерцал таковых впервые. И был не в восторге от этой встречи. Стоящие на страже политеховских интересов казаки были самцами откормленными, крепкими и решительными. Раздвигая субтильных учащихся аки лайнер океанские волны, троица уверенно направилась в нашу сторону.

– Эй, вы, стоять! – приказал шествующий впереди казацюра в белой каракулевой папахе.

Угадать нарушителей общественного порядка было несложно: видок мы имели пожмаканный.

– Давай-ка в машину, – сказал я, но Слава уже разворачивал свои габариты в сторону надвигающейся угрозы, и на вывеске у него было написано, что в драке он грозен.

На мой взгляд, подобное бесстрашие могло нам очень дорого стоить. Казаки были далеко не мальчиками, а вполне зрелыми мужами, опытными в рукопашном бою. У соратника обратившегося к нам «миротворца» на поясе болтался кавказский кинжал, У другого за голенище была заткнута плеть. Хорошего мало, тем паче что их обладатели были кабанами под центнер весом.

– Ну, чего? – пробасил Слава.

Студенты, нежным душам коих претили грубые сцены насилия, поспешно ретировались под прикрытие стен родных аудиторий.

– Шо бузите? – рыкнул казацюра в белой папайе, доставая из кармана наручники. – Щас пойдете с нами.

– На хуй нам не по пути, – сказал Слава, с неприязнью поглядывая на браслеты.

Пузатый казачина с плетью в сапоге деловито зашел мне за спину.

Казацюра в папахе схватил корефана за руку. Слава вырвался и толкнул его в грудь.

– Цыц, не балуй!

Я ощутил мощный прихват за локти. Попытался взбрыкнуться, но казачина держал крепко, у меня аж ноги от земли оторвались. Я только пискнул от бессилия.

Другана казачья стража начала щемить основательно. Накинулись сразу вдвоем. Кулаком Слава сбил папаху с головы нападающего, но второй по-борцовски обхватил его поперек туловища. Первый браслет с треском защелкнулся вокруг корефанова запястья.

– Давай швыдче, – поторопил товарища казак, которому было трудно удержать Славу. Тот заметался. Слава махал свободной рукой, поймать которую не представлялось возможным.

– Н-на! – изловчившись, афганец впаял затылком в лоб казаку. Тот разжал свои клещи и зашатался.

Я попытался проделать то же самое. Бесполезно.

– Получай!

Уставший ловить корефанову граблю казацюра вознамерился зарядить ему кулаком в зубы. Слава нырнул под удар и засадил встречный локтем по горлу:

– Держи!

Мужлан осел, встряхнув побагровевшими щеками, и засипел, выкатив глаза. Олобаненный казак, тряхнув башкой, пришел в себя и сноровистым движением выхватил из ножен кинжал.

– Сзади, Слава! – предупредил я другана и был вознагражден острой болью в стиснутых стальными пальцами локтях.

Слава развернулся, встретив атакующего лицом к лицу. Казак не шутил – резать собрался всерьез. Похоже было, отморозок считал, что на службе ему все спишется. Выпад был четким: клинок в воздухе не вихлял – пошел как по рельсам. Слава вильнул в сторону, убрав живот. Крутнув бедрами, отпрыгнул, уходя от следующего удара. Составить компанию Эрику по больничной палате желанием он не горел, посему геройствовать супротив тесака в умелой руке не стал. Казак тоже был матерым волком и сразу просек, что имеет дело не с подгулявшим бандитом – «бывшим спортсменом, а ныне рэкетменом». Он осторожно подступал к корефану, и свинорез в его руке не дрожал. Это, к сожалению, был настоящий казак, а не фальшивый вояка в бутафорском мундире с покупными Георгиями. По ухваткам было видно, что рос он в горной провинции и с детства учился драться «на кинжалах».