Любимая мартышка дома Тан - Мастер Чэнь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я мог хотя бы выставить дополнительную охрану при въезде в квартал, отработать с ней сигналы, после которых мне и всем остальным следовало бросаться наутёк. Тогда мои люди хотя бы знали, что рискуют жизнью не зря, потому что в каждый четвёртый день недели в закрытом наглухо павильоне в третьем дворе их хозяин делает важное и нужное дело. А не ставит их под удар по глупости.
Я снова посмотрел на Сангака и Юкука.
А они все так же молча смотрели на меня.
КНИГА ВОИНОВ
Тумана больше нет – краски и контуры становятся пронзительно ясными, враги начинают показывать своё лицо.
Герой – в водовороте событий. Воины в броне, кони, стрелы, приказы – вот отныне его мир. Но это знакомый ему мир, он бывал в нём раньше: теперь все в моих руках, говорит себе герой.
Он ещё не знает, как жестоко ошибается.
ГЛАВА 8
ПРЕКРАСНАЯ ЯН
– Ты знаешь, ты знаешь! – сказала мне эта удивительная женщина, бросив на меня один лишь взгляд. – И как же ты узнал?
– Рассказал мальчик на базаре, – с предельной вежливостью поклонился я ей.– Он всё знал за месяц до меня.
– И ты сердит, – добавила она. – Лю, ты когда-нибудь видела его таким сердитым?
А затем она разыграла маленький спектакль, который я и сегодня помню во всех деталях.
Её лицо мгновенно исказилось от горя, она издала вздох и закрыла лицо до самых бровей полупрозрачным веером розовых, белых и голубых оттенков. А потом медленно начала опускать его.
Её длинные и узкие глаза, показавшиеся из-под веера, сверкали от еле сдерживаемого смеха.
Потом эти глаза стали вдруг серьёзными, она змейкой скользнула к моим ногам, присев на корточки, так что бледно-зелёный шаньдунский шёлк широкими складками лёг на чистый, просеянный песок и гравий дорожки сада.
Она взяла с этой дорожки камешек побольше, потом другой – и положила их рядом. И потянулась за третьим. И поманила меня присесть рядом с ней.
– Господин Мань,– сказала она своим приберегаемым для особых случаев шёлковым полушёпотом. – Мы ведь с вами не очень молоды. Если бы не странный желтоватый цвет ваших волос и бородки, то я могла бы разглядеть в них седину – а, вот сейчас даже и вижу. В первый раз.
Она взяла ещё несколько камешков и присоединила к предыдущим.
– Ну, конечно, не так уж мы и стары, но вон те… – она махнула рукой куда-то за стену, – они моложе нас. И если посчитать, сколько месяцев нам осталось жить… даже, кто знает, недель… и каждый месяц будет вот таким камешком, то все они будут лежать на этой дорожке совсем небольшой кучкой. Так стоит ли тратить драгоценное время на гнев и огорчение? Случилось то, что случилось. Что же теперь делать?
Мы сидели посреди дорожки на корточках, глаза наши были совсем близко. Если не считать Лю, старавшейся делать вид, что её здесь нет, двор был пуст. Зато из ворот, видимо, уже выехали веером мои охранники, которые теперь должны были от главных, квартальных ворот предупреждать, трубя в рожки, охрану у дома о любых неожиданных гостях.
– Как же я должен теперь называть вас, господа? __ прервал молчание я как можно более вежливо.– Ян гуйфэй-драгоценная наложница Ян?
– Да, да, – дважды кивнула она (как же я надеялся до последнего мгновения, что всё это – ошибка!), – но это если вокруг нас много людей. А если нет – можно просто Ян. А когда мы совсем одни – там,– кивнула она в сторону моего целительского павильона, – пожалуйста, называй меня, как и раньше, Яшмовым браслетиком, Юйхуань. Думаешь, меня часто так называют?
Я молчал и смотрел в её глаза.
– И что же мы сидим здесь? – сказала она.– Если у меня болит плечо, которое я неловко повернула? Тебе стоит только чуть-чуть нажать пальцами, и всё проходит. Ах, как мало времени…
И она бросила в кучку ещё один камешек. Он упал с еле слышным сухим стуком.
Почему у меня отняли мою радость, думал я после её (и Лю) ухода, сидя среди душной тьмы все там же, на подушках в центре тёмного двора, и прислушиваясь к ночным птицам. Почему я не могу просто лежать с этой женщиной рядом всю ночь и ни о чём не беспокоиться? Или почему я даже не могу выгнать её из ворот – если мне когда-нибудь придёт в голову такая безумная мысль?
Почему я обречён теперь каждое мгновение, которое мы проводим вместе, думать о множестве вещей – о том, например, что эта женщина вполне может знать всё что угодно о Втором Великом западном походе. В частности – о дне, в который он должен начаться. О том, когда именно под стенами моего города, по ту сторону реки Сиаб, выстроятся длинные красно-серые ряды воинов с усталыми пыльными лицами, с тюркскими луками в изогнутых тряпичных чехлах у левой ноги. И ещё ряды, и ещё, до самого горизонта.
Впрочем – тут я вытянул ноги и вздохнул – впрочем, судьба ко мне не так уж и жестока. Потому хотя бы, что Ян (я с трудом заставил себя назвать её этим именем) про меня до сих пор не знает почти ничего, а я про неё, оказывается, знаю почти все. Как практически каждый житель империи.
Девочка Ян по имени Яшмовый браслетик, родом из семьи чиновника из Южной столицы, в шестнадцатилетнем возрасте во время конной прогулки познакомилась с принцессой Сяньи, любимой дочерью нынешнего императора. А та познакомила её со своим братом, принцем Ли Мао.
Это была, наверное, самая пышная свадьба в империи, с сотнями музыкантов, конной охраной с развевающимися праздничными знамёнами. Великолепны были оба: и признанная к этому моменту первая красавица империи Ян, и её принц.
Она могла бы стать императрицей – и какой императрицей! Потому что именно принца Ли Мао его мать, наложница Светлого императора, попыталась вскоре сделать наследником престола. Для чего устроила по-детски простую интригу с тогдашним наследником и двумя его братьями: она подговорила их срочно прибыть во дворец с оружием, якобы на помощь отцу, которому грозила опасность,– а императору сообщила, что его сыновья подняли мятеж.
Но вскоре после их казни по очень странным причинам (я не мог не вспомнить о некромантии и прочем колдовстве) умерла и сама любимая наложница императора.
И пятидесятидвухлетний император после всего случившегося на глазах начал превращаться в развалину. Он перестал есть. Его больше не интересовали женщины. Пришлось перешивать халаты, висевшие на нём мешком.
Это продолжалось три года.
Спасение принёс евнух Гао Лиши, возможно, единственный человек, которого император мог считать своим другом. Он привёз императору во дворец Хуацин, к тёплым источникам, первую красавицу страны – жену его сына. Это произошло шестнадцать лет назад.
Точно известно, что владыка Поднебесной после этой встречи объявил всеобщую амнистию. Прочее же стало предметом песен, стихов и сплетен по всей империи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});