Женская месть - Нора Робертс

– Ты будешь сегодня на вечере у Стоунуэя?

– Да, постараюсь не пропустить его.

Эдди допил водку со льдом и сделал официанту знак, чтобы ему подали еще порцию.

– Фильмы он делает дерьмовые, но уж вечеринки устраивать мастер. Там будет с избытком и «травки», и «снежка»[9] – хватит для целой армии. Понимаешь, о чем я? О, забыл, ты ведь не увлекаешься наркотиками.

– Предпочитаю увлекаться другими вещами.

– Твоя воля. Но Стоунуэй подает кокаин на серебряных подносах. Просто шикарно! – Он окинул взглядом худощавую блондинку в облегающем теннисном костюме. – Ты мог бы ею заняться. Только дай маленькой Марси «конфеток для носа»[10], и она будет трахаться с кем или с чем угодно.

– Она же еще подросток. – Филипп глотнул джина, чтобы смыть отвратительный вкус юношеского высокомерия Эдди и его же глупости, навязшей у него в зубах.

– В этом городе нет подростков. Кстати, если говорить о легкой добыче, – он кивнул в сторону роскошной рыжей женщины в открытом летнем платье, – старушка Фиби всегда под рукой. Недаром у нее такая фамилия – Спринт[11]. Думаю, моему старику доводилось на ней попрыгать. Немножко потрепанная, зато сиськи классные.

Филипп подумал, что не вынесет дальнейшего пребывания в компании Эдди.

– Пожалуй, мне пора.

– Конечно. Эй, с ней тут дочь. – Эдди плотоядно облизнулся. – Она чиста и прелестна. Скоро созреет для пахоты. Сегодня мамаша не позволит девчонке прийти на вечеринку, но ей не удастся вечно держать малышку взаперти.

Скрывая досаду, Филипп поднял голову. И его будто ударило током.

Он встретился глазами с девочкой, о которой только что говорил Эдди. У нее были прекрасные тонкие черты лица и копна блестящих черных волос.

Против воли Филипп загляделся на ее ноги. Он испытал приступ отвращения к себе. Девочка была такой юной, что даже Марси по сравнению с ней казалась умудренной опытной женщиной. Он внезапно встал и повернулся к Адриенне спиной.

– На мой вкус, слишком молода, старина. Завтра вечером увидимся.

«Мерзавец, – подумал Филипп об Эдди. – Ну да наплевать». Через день-другой он отправится домой, в Лондон, и забудет об этом парне. Перед отъездом надо приобрести сувениры для матери. Она так завидовала тому, что Филипп побывает в Голливуде. Он, конечно, не станет рассказывать ей, что под позолотой скрываются уродство и грязь. Наркотики, секс и предательство. Конечно, в Голливуде далеко не все были развращены, но Филипп радовался, что его мать не попыталась осуществить свою мечту и не стала актрисой. И все же когда-нибудь он привезет ее сюда. Пригласит на ленч в Китайский театр Грамана, даст возможность встать на отпечатки ног Мэрилин Монро. Он встряхнет этот город, чтобы его мать получила от него удовольствие.

К Филиппу подкатился теннисный мячик, и он наклонился, чтобы поднять его. На девочке с потрясающими ногами были огромные солнечные очки. Она улыбнулась ему, и он снова испытал странное чувство, будто получил чувствительный удар.

– Благодарю.

– Не стоит благодарности.

Филипп сунул руки в карманы и попытался выбросить из головы юную дочь Фиби Спринг. Его ждала работа.

Двадцатью минутами позже он ехал в Бель-Эйр в белом фургоне, на дверце которого красовалась надпись «Чистка ковров». Вскоре матери Эдди Триуолтера предстоит горчайшее разочарование: ее драгоценности тоже подвергнутся чистке.

В каштановом парике и наклеенных усах Филипп совершенно преобразился. Одежда его была на специальной ватной подкладке, чтобы придать фигуре солидность. Он потратил две недели на то, чтобы изучить дом Триуолтеров и разузнать образ жизни семьи и слуг. В его распоряжении было двадцать пять минут до возвращения домоправительницы из еженедельного похода на рынок.

Пожалуй, это было даже слишком просто. За неделю до этого он снял слепок с ключей Эдди, когда парень был так одурманен наркотиками, что не мог открыть собственную дверь. Оказавшись внутри дома, Филипп отключил сигнализацию, потом разбил стекло в двери патио, чтобы создать иллюзию, будто она была взломана.

Он торопливо поднялся в главную спальню, чтобы заняться сейфом. К его облегчению, это оказалась точно такая же модель, как у Меззини в Венеции. Чтобы открыть сейф и избавить любвеобильную итальянскую матрону от самых дорогих и прекрасных изумрудов в Европе, ему оказалось достаточно всего двенадцати минут работы.

Концентрация внимания в его деле была главным, если не всем. Он услышал, как щелкнул реверсионный механизм сейфа. За этим занятием Филипп был так же хладнокровен, как за коктейлем или в постели с женщиной. Он хорошо выдрессировал себя. Научился элегантно одеваться, правильно говорить, научился соблазнять женщин. Его таланты открывали перед ним двери общества и сейфов, где хранились ценности. Филипп переселил мать в просторную квартиру, и теперь она коротала свои дни за покупками и бриджем, вместо того чтобы дрожать от холода или изнывать от жары в кассе кинотеатра Фарадея. И он собирался обеспечивать ей такой же образ жизни и дальше. У Филиппа давно появились женщины, но к матери он относился с неизменным вниманием.

Стетоскоп позволил ему услышать еще один щелчок. О своем благополучии Филипп тоже не забывал. У него был небольшой, но элегантный дом в Лондоне. И в ближайшем будущем он собирался подыскать себе другой – с садом. Филипп осторожно поворачивал тонкими пальцами диск. Глаза его были закрыты.

Сейф открылся плавно и бесшумно. Филипп достал бархатный футляр и не спеша, с помощью лупы осмотрел камни. Он знал, что не все то золото, что блестит. То же можно было сказать и о бриллиантах. Но то, что он нашел здесь, было подлинным. Вне всякого сомнения, камни русские. Он начал изучать самый крупный сапфир. В центре камня был небольшой дефект, но сапфир поражал размерами и глубиной цвета. Терпеливый, словно доктор, осматривающий пациента, Филипп разглядывал каждый браслет, каждое кольцо, каждую брошку. Он обнаружил чудовищные по своему безвкусию серьги с рубинами и решил, что было просто преступлением с эстетической точки зрения сотворить такое из столь прекрасного камня. Решив, что драгоценности потянут тысяч на тридцать пять долларов, он взял их из сейфа. При всем своем художественном вкусе Филипп прежде всего оставался дельцом.

Удовлетворенный найденным, он положил все в середину обюссонского[12] ковра, который предназначался для чистки, и скатал его.

Вся операция заняла около двадцати минут. Насвистывая, Филипп уложил ковер в фургон, сел за баранку и двинулся в путь.

«Эдди был прав, – подумал Фил, включая радио, – сегодня чертовски неподходящий день в деловом отношении».