Беззвёздная ночь - Роберт Сальваторе

— Так ты готов с ним встретиться? — настаивал Дантраг уже с заметным раздражением.

— Нет! — выпалил Бергиньон. Он прямо сидел на своем ящере, и на его привлекательном лице играла нахальная улыбочка. Бергиньон понимал, что брат неспроста добивается от него ответа. Дантраг хочет убедиться, что Бергиньон останется лишь зрителем, если им доведется столкнуться с бродягой До'Урденом.

И еще Бергиньон знал, почему Дантрагу хотелось первым сразиться с Дзиртом. Младшего До'Урдена обучал Закнафейн, главный соперник Дантрага. Он был единственным оружейником Мензоберранзана, дравшимся лучше, чем Бэнр. Все говорили, что Дзирт стал по меньшей мере равен своему учителю, если не превзошел его, и, если бы Дантрагу удалось его победить, он наконец вышел бы из вечной тени славы Закнафейна.

— Ты дрался с нами обоими, — хитро прищурившись, начал Дантраг. — Скажи мне, дорогой братишка, кто же лучше?

Бергиньон не мог бы ответить с уверенностью. Тридцать лет прошло с тех пор, как он сражался с Дзиртом До'Урденом, и с тех пор он даже не видел его в бою.

— Дзирт раздавит тебя, как козявку, — все же сказал он, чтобы позлить своего заносчивого братца.

Дантраг так быстро взмахнул рукой, что Бергиньон едва заметил его движение. В мгновение ока оружейник рассек мечом ремни на седле Бергиньона; не помог даже наложенный на них заговор на прочность. Другой рукой старший брат молниеносно выдернул уздечные ремни из креплений, и Бергиньон полетел вниз.

В воздухе младший Бэнр перевернулся. Он воспользовался магическими способностями к левитации, присущими каждому дроу, но у знати развитыми особенно сильно. Вскоре падение прекратилось, и Бергиньон, сжимая в руке свое страшное копье, медленно начал подниматься к хохочущему брату.

Если бы Мать Бэнр узнала, что ты выставил меня на посмешище перед солдатами, она бы тебя убила, просигналил он Дантрагу на языке жестов.

Пусть лучше пострадает твоя гордость, чем глотка, быстро знаками же ответил ему Дантраг и, пришпорив ящера, скрылся за сталактитами.

Приблизившись к своему ящеру, Бергиньон немного повозился с ремнями и уздой. Он только что заявил, что Дзирт — лучший воин, но теперь, учитывая, как ловко Дантраг провел атаку и вышиб его из седла, засомневался, так ли это на самом деле. Может статься, что, доведись этим двоим сойтись в бою, оплакивать надо будет Дзирта До'Урдена.

Бергиньону было приятно об этом размышлять. Со времени учебы в Академии слава Дзирта затмевала его собственную, как это было и с Дантрагом, которому не давала покоя память о Закнафейне. Если Дантраг одержит верх над Дзиртом, то братья Бэнр будут считаться сильнейшими воинами и положение Бергиньона станет выше уже оттого, что он ученик Дантрага. Это Бергиньону нравилось. Ему приятно было мечтать о славе, ради завоевания которой ему не придется пальцем о палец ударить, и не нужно будет снова драться с этим лиловоглазым дьяволом До'Урденом.

А ведь не исключено, что последствия этой битвы окажутся еще более выгодными, и втайне Бергиньон на это рассчитывал. Возможно, Дантраг убьет Дзирта, а потом, обессиленный и, вероятно, израненный, сам падет жертвой меча младшего брата. Тогда и слава, и положение Бергиньона окажутся несравненно выше, и он станет наиболее вероятным преемником почетной должности оружейника Дома.

Юный Бэнр перевернулся в воздухе, чтобы снова сесть в седло, и коварно улыбнулся, предвкушая выгоды, которые сулило ему предстоящее вторжение в Мифрил Халл.

— Джерлис, — угрюмо прошептал дроу.

— Джерлис Хорлбар? — уточнил Джарлакс. И прислонился спиной к неровной поверхности сталагмитового столба, пораженный этой вестью. Джерлис Хорлбар была Матерью Дома, одной из двух высоких жриц, управлявших Домом Хорлбар, двенадцатым по счету в Мензоберранзане. И вот она, бездыханная, лежит под грудой булыжников, а рядом с ней валяется сломанный хлыст.

Хорошо, что мы шли по его следам, пальцами показал солдат просто для того, чтобы сделать приятное главарю, а не сообщить что-то новое. Конечно, хорошо, ведь Джарлакс сам приказал следить за ним. Он знал, что этот человек опасен, невероятно опасен, но сейчас, глядя на лежащий перед ним располосованный мечом труп Матери Дома, одной из высших жриц Паучьей Королевы, наемник подумал, что недооценивал обстановку.

Мы можем донести и тем снять с себя подозрение, замелькали пальцы другого члена банды.

Сначала совет показался Джарлаксу дельным. Тело матроны, несомненно, найдут, и тогда начнется основательное следствие. Если никто другой не предпримет его, то Дом Хорлбар сам возьмется за дело. А в Мензоберранзане соучастие и укрывательство считалось нешуточным преступлением. Джарлаксу же подпольная война с двенадцатым Домом была совершенно не нужна, особенно теперь, когда и так назревало столько серьезных событий.

Но потом он принялся просчитывать другие возможности. Конечно, это происшествие было очень некстати, но, может, и его можно обратить себе на пользу? В игре, затеянной Матерью Бэнр, должна была быть по меньшей мере одна шальная карта, некий неизвестный фактор, который мог бы вместо неустойчивого хаоса вознести наемника к новым ступеням славы.

Завалите ее снова камнями, жестами показал главарь, спрячьте поглубже, но не слишком усердствуйте. Я хочу, чтобы труп обнаружили, только не сразу.

И наемник пошел прочь, бесшумно ступая тяжелыми сапогами и ни разу не звякнув многочисленными побрякушками.

Мы должны встретиться позже? — так же знаками спросил один солдат.

Джарлакс, не останавливаясь, покачал головой. Он знал, где искать того, кто убил Джерлис Хорлбар, и еще он знал, как использовать против него новые сведения ради того, чтобы укрепить его рабскую преданность Бреган Д'эрт или для чего-либо еще. Однако Джарлакс понимал, что провернуть все это надо предельно осторожно. Придется пройти по узкой грани между интригой и войной.

А никто во всем городе не умел это делать лучше него.

Утегенталь скоро прославится.

Мысль внедрилась в сознание, и Дантраг скривился. Он знал, откуда она исходила, и понял ее скрытый подтекст.

Мать Бэнр рассчитывает на него, последовал следующий телепатический посыл.

Дантраг вынул из ножен свой меч, когда-то принесенный им с поверхности, и взглянул на него. Торец невозможно острого лезвия светился невероятно тонкой алой линией, и рубиновые глазки чудовища, изображенного на эфесе, тоже горели внутренним пламенем.