Лавкрафт - Глеб Елисеев

На возникновение рассказа «Полярная звезда» оказала воздействие дискуссия по религиозным вопросам между Лавкрафтом и его другом Морисом Мо. В ходе этого письменного спора фантаст между прочим описал свой сон о некоем странном городе, существовавшем в далеком прошлом и которому грозило нечто ужасное. Во время сна Лавкрафт упорно стремился осознать, что же должно произойти, и в то же время смертельно этого боялся. Вот это сновидение и стало непосредственным толчком к созданию «Полярной звезды».

В 1918 г., судя по всему, Лавкрафт написал и рассказ-сериал «Тайна мызы Мердон». При создании его он пытался использовать навыки в написании детективов и утверждал, что сочинять его было неплохим развлечением. Однако в итоге Лавкрафт так и воспринял «Тайну мызы Мердон» как несерьезную шутку, и рассказ никуда не пошел, и рукопись его была утрачена.

В этом же году фантаст в соавторстве с поэтессой-любительницей Уинифред Вирджинией Джексон создал рассказ «Зеленый луг», опубликованный в «Вагранте» только в 1927 г. (Позднее У. Джексон выступила в качестве соавтора Лавкрафта и при написании рассказа «Хаос наступающий».)

Поводом для сотворения «Зеленого луга» также послужил сон, только привидевшийся не Лавкрафту, а Джексон. Затем она придумала план рассказа, а ее приятель-фантаст написал его. «Зеленый луг» был опубликован под псевдонимами Элизабетт Невил Беркли и Льюис Теобальд-младший.

Рассказ открывает псевдодокументальное вступление, в котором утверждается, будто данный текст найден внутри метеорита и написан на древнегреческом языке. К сожалению, последние страницы манускрипта были утрачены в ходе химических экспериментов, при помощи которых ученые пытались сделать записи более читабельными.

Записи, извлеченные из метеорита, ведутся от лица героя, который приходит в себя на некоем островке, отрывающемся от суши и спокойно плывущем по воде. Затем рассказчик замечает некий зеленый луг, неотрывно притягивающий его взор. Он также видит странных существ, прячущихся в соседнем лесу, и слышит странное пение. Герой приближается все ближе к лугу: «К тому времени я уже проплывал в виду Зеленого Луга, и голоса поющих стали гораздо слышнее и отчетливее. Мне показалось странным, что при моем знании почти всех языков на свете я так и не смог разобрать слов. Как и раньше, когда я слышал их с большого расстояния, они показались мне мучительно знакомыми, но и теперь эти торжественные гимны не пробуждали внутри меня ничего, кроме смутного и жутковатого чувства узнавания. Пожалуй, я еще был очарован и вместе с тем напуган необычным звучанием голосов — звучанием, которое мне не передать словами»[56].

Герой подбирается все ближе к своей цели и наконец открывает ужасную истину: «И когда наконец мой островок подплыл почти к самому берегу, а грохот водопада почти заглушил многоголосое пение, я увидел его источник — увидел и в одно ужасающее мгновение вспомнил все. Я не могу, я не осмеливаюсь писать о том, что я увидел, ибо там, на Зеленом Лугу, хранился омерзительный ответ на все мучившие меня некогда вопросы, и этот ответ, без сомнения, сведет с ума всякого, кто узнает его, как это уже почти случилось со мной… Теперь я знаю природу всего случившегося со мною — со мною и с некоторыми другими, которые тоже называли себя людьми, а потом пошли тем же путем! Я знаю наперед тот бесконечно повторяющийся цикл будущего, из которого уже не вырваться ни мне, ни остальным… Я буду жить и чувствовать вечно — и это несмотря на то, что моя душа из последних сил взывает к богам о милосердной смерти и забвении… Все открыто моему взору: там, за оглушительным водопадом, лежит страна Стетелос, где люди рождаются изначально и навеки старыми… А на Зеленом Лугу… Но я попытаюсь послать весточку через все эти неисчислимые бездны затаившегося ужаса…»[57]

На этом месте рукопись якобы становится нечитаемой, и рассказ обрывается.

Многие исследователи, например, уже не раз упомянутый С.Т. Джоши, недоумевают, не понимая, для чего вообще писался этот рассказ. На самом деле здесь Лавкрафт испробовал свои силы в создании текста, где на ужас намекают, но ни в коем случае не показывают его явственно. И можно сказать, что в такой разновидности хоррора он достиг вполне впечатляющих успехов. Уже «Зеленый луг» производит глубокое воздействие на читателя, который способен лишь воображать, что именно увидел герой, изобретая ужасы один другого кошмарнее.

Лавкрафт еще несколько раз будет пользоваться этим приемом, однако потом откажется от него как якобы от «нечестного». В более зрелых текстах он тщательно пытается описать неописуемое, показать невозможный ужас, который превосходит человеческое воображение и таится за гранью нашей реальности.

В начале 1919 г. Лавкрафт принялся за написание еще одного заметного рассказа раннего периода творчества — «По ту сторону сна». (В некоторых русских переводах использовано более точное название «За стеной сна».) Этот рассказ любопытен тем, что в нем ярко показано ощущение огромности космоса и ничтожности Земли по сравнению с ним. Более того, в этом тексте впервые появляется идея, согласно которой реальность вовсе не такова, какова она выглядит, и что за ней скрывается нечто непонятное или ужасное. Лавкрафт четко, хотя и несколько вычурно выдвинул эту мысль в первом же абзаце рассказа: «Интересно, задумывается ли большинство людей над могущественной силой сновидений и над природой порождающего их темного мира? Хотя подавляющее число ночных видений является, возможно, всего лишь бледным и причудливым зеркалом нашей дневной жизни — против чего возражал Фрейд с его наивным символизмом, — однако встречаются изредка не от мира сего случаи, не поддающиеся привычному объяснению. Их волнующее и не оставляющее в покое воздействие позволяет предположить, что мы как бы заглядываем в мир духа — мир не менее важный, чем наше физическое бытие, но отделенный от него непреодолимым барьером. Из своего опыта знаю: человек, теряющий осознание своей земной сущности, временно переходит в иные, нематериальные сферы, резко отличающиеся от всего известного нам, но после пробуждения сохраняет о них лишь смутные воспоминания. По этим туманным и обрывочным свидетельствам мы можем о многом догадываться, но ничего — доказать. Можно предположить, что бытие, материя и энергия не являются в них постоянными величинами, какими мы привыкли их считать, точно так же пространство и время значительно отличаются там от наших земных представлений о них. Порой мне кажется, что именно та жизнь является подлинной, а наше суетное существование на Земле — явление вторичное или даже мнимое»[58].