Полуночный ковбой - Джеймс Херлихи

В голосе его внезапно появились нотки усталости. Словоизвержение кончилось. Встав с кровати, он стал мерить шагами комнату, говоря быстро и тихо:

— Читайте главу пятую от Матфея, в ней есть все. Не помешает и шестая, так что прочитайте и шестую от Матфея, а теперь займемся делом. Что скажешь, ковбой, а?

Воодушевившись возвращением к земным заботам, Джой ответил:

— Да, сэр, я ковбой.

— Отлично, нам нужны ковбои, нам нужны все! — Мистер О'Даниел снова оглядел его с головы до ног и кивнул. — Такой отличный парень, как ты, — молодой, сильный, симпатичный — ты и сам не представляешь, что тебе может дать эта работа.

Джой испытал прилив облегчения и благодарности, что его сочли достойным. Он расплылся в улыбке и позволил себе несколько расслабиться в присутствии столь величественного, хотя и несколько сумасшедшего человека.

— Сынок, ты знаешь, чем мы, как мне кажется, должны заняться?

— Чем бы то не было, — ответил Джой. — Я готов.

— Да, я вижу и верю в тебя. — Тяжелая рука легла Джою на плечо, и в него впились влажные, голубые, добрые глаза, которые вопросительно смотрели на него. — Понимаешь, у меня есть предчувствие, Джой Бак. Просто предчувствие — но я думаю, что ты справишься с этим делом легче, чем кто другой.

— У меня точно такое же предчувствие, сэр, — кивнув, Джой улыбнулся как можно шире. — Словно ждешь деньги из дома.

— Деньги из дома. — Пораженный этим выражением, мистер О'Даниел повторял его снова и снова. Он смотрел на Джоя так, словно видел перед собой выдающегося поэта. — Вот видишь? Это другая сторона твоей силы, твоей власти. Ты умеешь облекать мысли в такие простые земные выражения, что их может понять самый обыкновенный человек. Сынок, я тебя предупреждаю: я собираюсь использовать тебя на всю катушку! Тебя будут просто рвать на части! Ты готов к тяжелой, очень тяжелой работе?

Сжав кулак, Джой взмахнул им. Затем он простер руки жестом, гласившим: что еще я могу вам сказать? Теперь и мистер О'Даниел расплылся в улыбке.

— Ты прекрасный парень, — сказал он. — И я не сомневаюсь, что мы с тобой поработаем рука об руку, черт возьми! И радость не покинет нас, о, отнюдь не покинет! Итак! — Он воздел руки кверху, как оратор, требующий внимания, и перешел едва ли не на шепот: — Почему бы нам прямо не встать на колени? Что нам мешает?

Наступил момент полного безмолвия, в течение которого оба не шевельнулись, не вздохнули. Теперь до Джоя дошло, что именно он стал смутно ощущать, едва лишь открылась дверь номера.

Знание это неотвратимо заполнило его жилы тошнотворной зеленой слизью. Но теперь, даже поняв все, он уже ничего не мог сделать.

После долгого молчания, он сказал:

— Встать на колени… где? — Губы у него пересохли, и он еле выдавливал из себя слова.

— Прямо вот здесь, — ответил мистер О'Даниел. — Почему бы и нет? Считай, что тут церковь, разве не так? Каждый квадратный дюйм земли под ногами — сие есть храм. Я молился в салунах, я молился на улицах, я не стыдился возносить молитвы где бы то ни было. И знаешь что?

— Что, сэр?

— Я молился в сортире! Его это не волнует. Ему нужна только молитва!

Джой кивнул и, не представляя больше, что ему делать, решил опуститься на колени и немного помолиться. Но он никак не мог сосредоточиться на молитве.

8

Он понял, что его просто обдурили. Это было невероятно, и поэтому он снова и снова прокручивал перед собой все происходящее. Затем он услышал слова мистера О'Даниела, призывавшего впустить Христа в свое сердце, и реальность предстала перед ним во всей своей наготе.

Не говоря ни слова, он поднялся и кинулся из комнаты, решив исправить ситуацию. Он даже не оглянулся, когда мистер О'Даниел, выскочив в холл, кричал ему вслед:

— Мальчик! Мальчик! Не пугайся, не пугайся, мальчик! — Он даже не стал дожидаться лифта, а кинулся по лестнице, прыгая через две ступеньки, и, вылетев на 42-ю стрит, маханул прямо по Шестой авеню и обратно до Восьмой, понимая, что у него нет никакой возможности найти Риччио. Даже пытаясь вспомнить название гостиницы, он понимал, что в этом нет никакого смысла. Джой не рассчитывал получить обратно свои двадцать долларов, да и не мечтал о них; он жаждал мести, насладившись которой почувствует себя не таким идиотом. Стоя на углу Таймс-сквер и Бродвея, он представлял в мыслях такую картину:

Вот это уродливое маленькое создание выкатывается из-за угла и ныряет в двери табачного магазина. Джой стремительно пересекает улицу и перехватывает его там на месте. Риччио не только не выказывает никакого раскаяния, но и начинает глумиться над человеком, которого так нагло обманул. Джой вытаскивает нож и приставляет его к горлу Риччио, давая понять, что ему не составит труда сделать легкое движение лезвием. Но даже в мыслях он не мог себя заставить увидеть, как нож пропарывает кожу жертвы. Он бросает нож и душит Риччио голыми руками, убийство собирает толпу, появляется полиция и…

В этом месте фантазия ему отказала: Джой отчетливо увидел свою фотографию на первой странице газеты. Он проморгался и снова присмотрелся. Газета была не воображаемой, она была столь же реальной, как его сапожки, и пачка их лежала перед уличным торговцем с зеленым козырьком на глазах. На первой полосе одной из них была фотография молодого человека, которого уводили двое полицейских. «Это не я, — подумал Джой, — я никого не убивал!»

Но перед ним была фотография.

Купив номер газеты, он заскочил с ней в пиццерию. Рассмотрев снимок при свете, он выяснил, что молодой человек, смахивающий на него как две капли воды, на самом деле был убийца из Западной Вирджинии, который уложил одиннадцать членов своего семейства во время ссоры из-за гармоники.

Джой испытал настоящее потрясение, увидев в столь официальном документе, как газета, зрелище того, как уводят смахивающего на него человека. В поисках зеркала он покинул заведение и нашел его перед входом в кафе.

— Я никого не убивал, — сказал он своему отражению. — и не собираюсь.

Через несколько минут, очутившись в своей комнате, он глянул в другое зеркало, висевшее над комодом, и принялся так пристально изучать свое лицо, словно видел его в первый раз в жизни.

Он не из тех типов, что убивают других людей, подумал он. Но в глазах его по-прежнему стоял вопрос, на который надо было дать ответ. Он видел его, но решил: нет, сэр, даже крыс не буду. Даже Крысеныша. Так эти типы называли его — Крысеныш Риччио. Черт с ним. Этой ночью он смог заснуть только при свете.

На следующее утро Джой несколько раз пытался проснуться, что удалось ему только к полудню. Даже и тогда он еще полежал, делая вид, что спит, но ему так и не удалось одурачить себя.

И в этот день и в несколько последующих он ходил как сомнамбула: ходил, говорил и совершал все действия, присущие обыкновенному человеку, — причесывался, ел, мылся и так далее — но на самом деле голова его в этом не участвовала. Он понимал, что деньги улетучиваются со скоростью, которая заставила его задуматься, но на самом деле он не ощущал серьезности положения, даже когда подошел конец недели и он получил от управляющего гостиницей специальное напоминание о состоянии его счета.

По ночам в постели перед ним представали восхитительные картины: то он пассажир стремительно мчащейся машины, уходящей от стремительной опасности, то он сидит в засаде на вершине горы, куда подступают враги, то он утомленный пловец в бескрайнем океане. И просыпаясь, он медленно выходил из этого оцепенения, чувствуя омерзение перед положением в котором находится, когда мечты и фантазии уступали место мелким заботам повседневности.

Днем он, склонив голову к транзистору на плече, пускался в бесконечные прогулки по боковым улочкам, отходящим от Бродвея, с головой уходя в невидимый мир радиоголосов, он чувствовал себя в безопасности перед окружающей действительностью. Больше всего ему нравились передачи, в которых много разговаривали и нередко он принимал участие в беседах.

— Вы хотите сказать мне, — услышал он как-то голос человека неопределенного пола с гнусавым произношением, — что нечто просто падает из ниоткуда? — Нет, нет, нет! — возразил упрямый напыщенный старческий голос, — нечто вовсе не падает откуда-то. Так можно говорить о синдроме землетрясения! Я же говорю о полтергейсте, о пол-тер-гейс-те!

— Знаете, что я вам скажу, джентльмены? — вмешался Джой Бак. — А я скажу — дер-рьмо! И тут я хозяин. — Клик. Он вырубил станцию.

— Вот и я, вот и я, — прорезался надтреснутый старческий голос, — в следующий раз, когда вы почувствуете приступ ревматизма или ишиаса или вообще любой признак старости, не жалуйтесь. Просто подумайте о всех тех, у кого нет счастья спокойно стариться в этом лучшем из миров! Ну и ну! — сказал сахарный голос, — просто великолепный, просто чертовски хороший рецепт насчет того, как лучше жить! А что скажете, ребята, — годится ли он для прабабушки?