И бегемоты сварились в своих бассейнах (And the Hippos Boiled in Their Tanks) - Джек Керуак

Статья в «Нью-Йорке» привела Лу Карра в ярость. Он проработал в ЮПИ тридцать лет, и никто из коллег понятия не имел об убийстве, совершенном им в молодости. Он винил Гинзберга за интимные откровения в интервью, записанных Латамом на пленку, считая, что Аллен грубо нарушил договоренность 1944 года, содержание которой лучше всего передает эпизод в «Тщеславии Дулуоза», когда Клод шепчет рассказчику (Джеку) в полицейском участке: «Гетеросексуальность – и ничего больше». Аллен даже не помнил точно, сболтнул ли он что-то Латаму на самом деле, однако искренне раскаивался и умолял Уильяма смягчить гнев Люсьена.

Возмущенный Берроуз с помощью своего юриста Юджина Виника подал в суд на Латама, Лорда и журнал «Нью-Йорк» за нарушение авторских прав на свои главы «Бегемотов», очернение репутации и вмешательство в частную жизнь (в смысле самовольного использования чужого имени или образа). В начале 1980-х иск был удовлетворен с символическим возмещением убытков, а права на книгу с этого момента становились совместными. Таким образом, «Бегемоты» действительно попали в ящик стола – на двадцать долгих лет.

В конце 1981 года Берроуз переехал из своего нью-йоркского «бункера» в город Лоуренс, штат Канзас, где жил и работал следующие шестнадцать лет, завершая свою трилогию «Красной ночи» и много занимаясь изобразительным искусством. Когда пришло его время отправиться в мир иной, я был у его смертного одра… Я жил и работал с Уильямом двадцать три года.

Когда мне исполнился двадцать один, я приехал из Канзаса в Нью-Йорк искать счастья. Берроуз и бит-движение были в центре моих литературных увлечений с раннего возраста. За год до приезда я познакомился с Гинзбергом, а теперь, по его рекомендации, и с Уильямом. Случилось это в середине февраля 1974 года. Вскоре Уильям пригласил меня переехать в его квартиру на верхнем этаже дома номер четыреста пятьдесят два на Бродвее. Однажды поздним весенним вечером нас разбудил домофон, и я услышал в трубке веселый жизнерадостный голос: «Билл, это Лу Карр, открывай, черт побери!» Потом мы все вместе сидели часа два и пили чай. Той ночью началась моя дружба с Люсьеном, которая продолжилась и после смерти Уильяма.

Осенью 1999 года в качестве душеприказчика Берроуза я принял участие в распродаже собственности покойного Аллена Гинзберга на аукционе Сотбис в Нью-Йорке, а потом навестил в Вашингтоне Лу Карра и гостил у него несколько дней. Во время той встречи я подтвердил давно данное обещание, что из уважения к чувствам Лу не позволю публиковать роман Берроуза и Керуака в течение его жизни.

Мне также повезло в течение многих лет дружить с Джоном Сампасом, душеприказчиком Джека Керуака. Джон был щедрым, рассудительным и жизнерадостным человеком. Он также с неизменным уважением относился к данному мной обещанию относительно «Бегемотов».

Теперь все ушли: Дэйв, Джек, Аллен, Билл… и Люсьен – три года назад. Вот они, «Бегемоты», перед вами, настал, наконец, их час.

Еще несколько слов об этой книге. Читатель, хорошо знакомый с бит-поколением, легко разглядит под вымышленными именами реальных лиц: рассказчиков Джека Керуака (Майк Райко) и Уильяма Берроуза (Уилл Деннисон), трагические фигуры Люсьена Карра (Филип Туриан) и Дэйва Каммерера (Рэмеи Аллен или Ал), Эди Паркер, будущую первую жену Керуака (Джейни), Селин Янг, девушку Карра (Барбара «Бабе» Бенникгтон) и Джона Кингсланда, однокурсника Карра (Джеймс Кэткарт).

Специалисты, возможно, также узнают и менее значительных исторических лиц: родителей Люсьена Рассела Карра (старший Туриан или мистер Роджерс) и Мэрион Карр (миссис Роджерс), его богатого дядю Годфри С. Рокфеллера (дядя Филипа), будущего сотрудника «Нью-Йоркера» Чандлера Броссарда, проживавшего в доме номер сорок восемь по Мортон-стрит вместе с Каммерером, за углом от квартиры Берроуза на Бедфорд-стрит (Броссард мог быть Крисом Риверсом), докера Нила Споллена (Хью Мэддокс), лесбийский кружок с мужеподобной Руфью Луизой Макмахон (Агнес О’Рурк) и женственными Донной Леонард (Делла) и Терезой Уиллард (Банни?), знакомую Каммерера Патрицию Гуд Харрисон и ее тогдашнего супруга Томаса Ф. Хили, ирландского писателя (возможно, Джейн Боул и Том Салливан), а также молодого гангстера, с которым тайно знаком Деннисон – некоего «Сандвича» Нормана или Нортона (Дэнни Борман).

Ну и, конечно, все узнают Джо Гулда, «профессора Чайки», как его окрестил Джозеф Митчелл в «Нью-Йоркерс» – в романе он выступает под своим собственным именем. Пожилой, болтливый, сильно пьющий «патриций из подворотни», эксцентричный отпрыск генеалогического древа, уходящего корнями в колониальный Бостон – это реальное лицо. Как и в романе, он проводил время в таверне «Минетта», работая, по его словам, над впечатляющим литературным шедевром – «Устной историей нашей эпохи» – и время от времени, как вспоминал Берроуз, издавал свой знаменитый чаячий крик, зарабатывая на выпивку. Однако «секрет Джо Гулда», опубликованный Митчеллом в биографии эксцентричного профессора в 1964 году, состоял в том, что пресловутый бесконечный манускрипт «Устной истории» на самом деле никогда не существовал.

В 2000 году Стэнли Туччи снял фильм «Секрет Джо Гулда» с Иеном Холмом в главной роли. Это превосходная визуальная реставрация района Гринвич-Виллидж 40-х годов XX века, где также происходит действие «Бегемотов» – таким образом, у читателя есть возможность увидеть своими глазами сцену действия, отстоящую от нас так далеко по времени.

Редактируя роман, я не пытался проделать столь фундаментальную и скрупулезную работу с текстом, как Оливер Харрис, выдающийся исследователь Берроуза, подготовивший к изданию его ранние работы «На игле» (1953) и «Письма Яхе» (1963), а скорее стремился учесть намерения авторов, насколько я их понимал.

Мы знаем, что именно эту рукопись Керуак и Берроуз в 1945 году вручили своему агенту для передачи в издательства, такие как «Саймон и Шустер» и «Рэндом Хаус». Будь книга принята, они наверняка согласились бы с разумной редакторской правкой – тем более что писали для обычного книжного рынка, а не для читателей авангардной литературы.

По большей части я избегал вносить изменения, за исключением очень небольшого их числа. Запятые добавлены лишь в самых необходимых местах, характерный авторский синтаксис сохранен. Судя по всему, машинописный текст целиком напечатан Керуаком, который крайне редко допускал грамматические ошибки. Я лишь позволил себе кое-где добавить или убрать разбивку на абзацы с целью улучшить читаемость текста и усилить почти кинематографическую четкость его структуры – что также вполне соответствует избранному жанру.

Текст отсканирован с архивных фотокопий машинописного экземпляра моим другом и коллегой Томом Кингом, которого я пользуюсь случаем поблагодарить за этот нелегкий труд. Хочу также выразить благодарность за постоянную помощь и поддержку моим друзьям Томасу Пескио, Джону Карри и Джеймсу М. Смиту, исследователям Джеральду Никосиа, Оливеру Харрису, Дэйву Муру и Биллу Моргану за советы и поправки, редактору Джеймисону Стольцу за своевременное руководство, спутнице Люсьена Кэтлин Сильвасси за гостеприимство, оказанное мне в их доме, моему старому другу Джину Винику за многолетнюю помощь Уильяму и его наследникам, а также душеприказчику Керуака Стерлингу Лорду за его шестидесятилетнюю работу с наследством Джека и благородное поведение в ходе давнего судебного процесса. Благодарю моего друга и коллегу Джона Сампаса за его уравновешенность и берроузианский юмор; моих литературных агентов Эндрью Уайли и Джеффа Постернака за неизменное доверие, несмотря на все неурядицы; моего дорогого друга Айру Сильверберга за все вышеперечисленное и многое другое, но больше всех – мою любимую мать Зель-ду Польк Грауэрхольц, скончавшуюся 13 марта 2008 года и до последних дней задававшую мне вопрос, закончил ли я с «Бегемотами» – ее я всегда буду благодарить, и хотел бы сам ей об этом сказать.

Лу Карр стал непревзойденным журналистом, преданным своей профессии. В 1970-е он занял пост главного редактора отдела новостей ЮПИ. В 1983 году агентство переехало в Вашингтон, и Карр также переехал туда из Нью-Йорка. Люсьен проработал в ЮПИ сорок семь лет вплоть до выхода на пенсию в 1993 году в возрасте шестидесяти восьми лет. Он скончался 28 января 2005 года.

На собрании памяти Лу Карра 4 марта 2005 года в Национальном пресс-клубе в Вашингтоне присутствовало более ста шестидесяти его коллег-журналистов. Лондонская «Тайме» писала в некрологе: «В книге об истории компании, озаглавленной «Юнипресс» и опубликованной в 2003 году, Карр назван душой службы новостей. Этот представитель бит-поколения переписал, отредактировал, оживил и предоставил аудитории огромное количество информационных материалов, неизменно вызывая восхищение и любовь коллег».

«Убийство, породившее бит-культуру» было у всех на слуху, но колыбель того поколения качала не трагическая смерть Каммерера, а интеллектуальная и сексуальная энергия юного Люсьена Карра, которого сам Каммерер взрастил на богатой диете поэтических излишеств: божественном вдохновении Бодлера, «беспричинном действии» Андре Жида, страстном сплетении Верлена и Рембо. Затем – вспышка безумия, в которой Дэйв и Люсьен разыграли предначертанные им роли.