По ее следам - Т. Ричмонд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Письмо, отправленное профессором Джереми Куком, 20 июня 2012 г.
Дорогой мой Ларри!
Ни за что не угадаешь, куда меня занесло вчера вечером. В полицейский участок! Мальчишка, принявший мою жалобу, тут же пришел к выводу, что все голосовые сообщения – простой розыгрыш. Судя по всему, его это крайне забавляло.
– Сэр, вы хотите, чтобы мы приставили к вам круглосуточную охрану?
– Эти послания могут иметь отношение к делу Алисы Сэлмон! – сказал я.
– Ага, ясно. Вы из-за своего «исследования» так переполошились?
Недавно в местной газете снова опубликовали заметку о моем деле; начиналось все вполне удачно, автор рассуждал про «интересный взгляд на современную коллективную память», но потом сбился на посторонние темы и намекнул, что именно я обнаружил труп. Я вытащил из портмоне фотографию Алисы и помахал снимком перед носом у полицейского.
– А если она и вправду стала жертвой злого умысла? Почему вы не ищете ответы, не задаете вопросы? Восстановите последние часы ее жизни, в конце концов.
– Я уже объяснил вам, сэр. Следственная группа сделала все необходимое.
– А вдруг они что-то пропустили? Следователи не знали Алису лично.
– Не увлекайтесь, мистер Кук.
– Профессор Кук.
– Пара голосовых сообщений оскорбительного характера не могут послужить основанием для возобновления закрытого дела.
– Не пара. Их было три, Кидсон, и это не оскорбления – это прямые угрозы.
– Инспектор Кидсон, – поправил он меня. – Если бы мне давали по одному фунту за каждого посетителя, недовольного судебным приговором, я бы уже заработал приличную пенсию.
– Если бы никто не совершал преступлений, вас бы здесь не было.
Он покосился на часы.
– Такая уж меня работа, приятель. Уверяю, мы проведем тщательное расследование этого инцидента.
Терпение у инспектора закончилось, он разжаловал меня из «сэра» в «приятели». Двое полицейских приволокли в участок подростка, пьяного до бесчувствия; они подпирали его с двух сторон, а мальчишка даже не пытался перебирать ногами. Раньше я ужасался тому, как жадно молодежь набрасывается на алкоголь; теперь вижу и положительные моменты. Наивные, они думают, что стали первопроходцами, хотя такие практики были известны еще в Древней Македонии в четвертом веке до нашей эры. Примитивный, грубый задор, бесстыдная погоня за удовольствиями. Я и сам никогда не отказывался от бокала вина, а Элизабет от выпивки совсем теряла голову. Она пила с какой-то безудержной жаждой; алкоголь крушил барьеры, и Лиз становилась резкой, раскованной, пугающей. Я пытался провести краткий экскурс в историю, говорил про Силена и Диониса, про американских индейцев, бившихся за огненную воду на бескрайних равнинах Дакоты, а она просто пила, смеялась, говорила, чтобы я заткнулся – мне нравились вспышки грубости, – и снова пила. Лиз сказала, что теперь со старым покончено, но этого следовало ожидать. У таких историй возможны только два исхода.
– От джина я чувствую себя сильной и смелой, – как-то сказала она. – Перестаю бояться.
– Нам всем следует чего-то бояться. – Ответ в поддержку инертности, весьма в моем духе.
Я бы тоже хотел позабыть о страхе, Ларри.
Молодой полицейский пошептался с коллегой, потом повернулся ко мне:
– Шли бы вы домой, сэр. Выспались бы, отдохнули.
– Я не болен! – ответил я и тут же осознал иронию, скрытую в этой фразе.
– Мисс Сэлмон была пьяна, так ведь? – уточнил Кидсон.
Она сидела на берегу с каким-то мужчиной; один из моих источников рассказал, что видел, как они кричали друг на друга, ссора разгорелась не на шутку. Другой заявил, что они целовались. Алиса опрокинула выпивку в баре. Один раз даже завалилась навзничь сама.
– Да, она была пьяна. Но это не преступление.
– Если набраться до такого состояния, то вполне себе преступление, – сказал полицейский, кивая на разворачивающуюся перед нами сцену.
Я допускал такой вариант развития событий. Люк Эддисон упоминал, что на его памяти Алиса пару раз напивалась до чертиков. Юноша сильно удивился, обнаружив меня на пороге своего дома.
– Я ищу Алису Сэлмон, – сказал я.
– Она мертва, – отрезал он.
– Мне это известно. Тем не менее, она меня по-прежнему интересует. И вы тоже.
– Будь я рядом с ней, ничего бы не произошло.
– А по-моему, вы весьма быстро вернулись к нормальной жизни.
Он одарил меня гневным взглядом. «Вспыльчивый нрав», – подумал я.
Выйдя из паба, компания друзей Алисы отправилась в бистро, оставив ее стоять у стены, но Алиса встрепенулась и побрела куда глаза глядят, никем не замеченная, с той целеустремленностью, на которую способны только пьяные, пошатываясь и выписывая замысловатые вензеля, прочь от центра города – к реке. Жаль, что из подруг, с которыми она провела вечер, невозможно вытянуть ни слова.
– Не пора ли вам успокоиться, профессор? – поинтересовался полицейский. Он смотрел на меня с жалостью; неожиданно я осознал, что теперь буду встречать такие взгляды все чаще и чаще.
– Смерть в состоянии опьянения тоже бывает разной. Неудивительно, что Алиса ловила преступников лучше, чем вы!
Я читал про ее кампании – каждый злодей должен быть наказан. Вот что бывает, когда женщина ставит себе серьезную цель. «Если уж мы стремимся к «Большому обществу», как предлагает премьер-министр, – доказывала она в одной из своих колонок, – то правосудие перестает быть прерогативой полиции».
– Вы понимаете, что у нее было множество врагов? – спросил я Кидсона.
– В статье писали, что, по вашим словам, ее любили все без исключения, – ехидно ответил он.
– Я много всего рассказывал в интервью, однако напечатали только избранные моменты. – С другого конца коридора донесся протяжный вопль, – подал голос пьяный мальчишка. – Ее любили друзья и близкие, а по работе Алисе приходилось сталкиваться с людьми, которые на дух ее не переносили.
– Знакомая история, – ответил инспектор, поглядывая на часы.
– Это еще не все, – выпалил я. – Вчера вечером я пришел с работы и обнаружил, что в мой дом вломились!
– Что у вас украли?
– Ничего. Но вещи стояли не на своих местах, и компьютер был включен.
– Компьютер украли?
– Нет, но им кто-то пользовался. Это чувствуется.
Судя по выражению лица, полицейский никак не мог решить, что ему делать – пожалеть меня или просто расхохотаться.
– Понятно, – сказал он. – Так кражи не было?
– В доме побывал посторонний! Я очень педантичен и помню, как стояли вещи на моем столе. И, кроме того, мне кажется, что за мной следят.
Я едва не признался во всем до конца, однако в последний момент об одном умолчал: мальчишка с татуировками появлялся на кампусе, а вчера я даже видел его на парковке у госпиталя. Он периодически заглядывает в мой кабинет и приносит экземпляры из «коллекции Алисы», как кот, который хвастается пойманной мышью. Мне не хотелось, чтобы полиция добралась до него – этот парень может проболтаться про письмо (вдруг ему еще что-нибудь известно?), – но нужно было хоть как-то подстегнуть следствие. Репортеры с неугасимым энтузиазмом склоняют историю Алисы на разные лады, а вот полиция не проявляет особого интереса.
– Бен Финч был тем еще ублюдком, – заявил сегодня этот мелкий уродец. – Прямо раздувался от гордости. Бухтел про старинную школу и почтенных наставников. Представляешь? Не учителей, как у всех нормальных людей, а наставников!
– Это один из ее бывших молодых людей, да?
– Можно и так сказать. Форменный псих, вот он кто. Так исколотил меня один раз! Лупил ногами до последнего, хотя я и так лежал мордой в пол.
– Почему?
– Потому что Бен Финч – садист и сволочь. Аристократическая школа, там в детях воспитывают безжалостность. Выживает сильнейший, убей или будешь убит.
– Не спорю, в такой среде у человека могут развиться качества характера, весьма далекие от похвальных; но никто не станет прибегать к насилию подобного рода без предварительной провокации.
– У Алисы спроси! Ах да, не выйдет… На следующее утро этот лицемерный сукин сын посмотрел на мою разбитую рожу, ухмыльнулся и сказал: «Плохо выглядишь, приятель. Сходил бы к врачу». А когда пришли девчонки, еще и прикололся, что, мол, участники геймерского сообщества чего-то не поделили.
Воспоминание сильно раззадорило мальчишку, он грохнул кулаком по столу. А потом неожиданно заявил:
– Я видел в супермаркете твою жену.
– Держись от нее подальше.
– Пять сотен фунтов, – таков был его ответ.
Ох, Ларри, может, у меня просто разыгралось воображение? Я плохо сплю. Флисс упрашивает немножко сбавить обороты. Она бы отнеслась к этой затее иначе, если бы знала, что Элизабет Сэлмон, мать моей музы, и Элизабет Малленс из прошлого – это одна и та же женщина.
– Тебе не кажется, что не все секреты следует разглашать? – спросила она. – Некоторые тайны должны быть похоронены безвозвратно, Джереми.