Иероглиф - Елена Токарева

– Здорово!

Петр занял койку максимально удаленную от Романа. В камере оставалась еще одна койка. Еще недавно тут вместо коек были нары. Но потом что-то гуманизировалось в системе наказаний курсантов, и начальник училища генерал Погребной приказал заменить деревянные нары железными койками. Условия жизни на губе были сносные.

Петр принес с собой фонарь, чтобы читать под одеялом. Роман даже не взглянул на книгу, которую Старцев вынул из-за пазухи. Роман и так знал, что читает Петр. Все училище знало: Петр – старовер и читал их специальную староверческую литературу. За долгие годы существования военного училища Петр Старцев был первым из староверческой семьи, кто пожелал освоить военную науку. Физически и интеллектуально он был подготовлен хорошо. Начальник училища, генерал Погребной, в силу удаленности от центра, мог себе позволить принять в училище одного курсанта из староверческой семьи. Он знал, что староверы раньше, до 1905 года, не имели права получать высшее образование и офицерские звания в армии. Лишь после принятия закона о веротерпимости в 1905 году у староверов появились какие-то права, политические, гражданские. Хотя и в советское время, особенно во времена Хрущева, им пришлось пережить многое. Генералу стало интересно, какой офицер в результате получится из Петьки Старцева. И за Петькой в училище был установлен особый пригляд. Однако Старцев не таскался в город к девкам, не перелезал через забор после отбоя, чтобы купить у таксистов паленой водки, не давал подзатыльники первокурсникам, в общем, ничего практически не делал. Кроме того, что норовил в неположенное время прикладываться к своим молельных книжкам, как иные к спиртному. Разве что всегда держал при себе свою кружку и ложку и никогда не пользовался чужими вещами – брезговал.

…На ночь Петька молился. Он вытащил из кармана маленькую иконку, на которой была не Богородица и не Лик Святой, а Святая Троица, и, сосредоточенно глядя на нее, произносил молитвы. Он знал наизусть много молитв. Слова их были непривычны для уха Романа, который хоть и был не приучен к церкви, но как молилась бабушка Пелагея, запомнил хорошо.

Помолившись, Петр нырнул под одеяло и зажег свой фонарь. С Романом ни в какие беседы он не впутывался.

На следующее утро дневальный раздал арестантам наряды. Петру – чистить нужник. Роману – мести плац, а также починить несколько штыковых лопат – прочно насадить их на древко и наточить.

Парни с воодушевлением принялись за работу на свежем воздухе.

В обед им принесли, как всегда: щи с тушенкой, макароны по-флотски и компот.

Петр тщательно отмывал под холодной водой руки. Роман стоял рядом с краном и смотрел. Потом спросил:

– Ты, Петр, чего в военные-то подался? У вас вроде не принято?

На ответ Роман не рассчитывал. Он был наслышан о скрытности Петра и нежелании его обсуждать свои вопросы с кем попало.

Между прочим, отец Петра был лесопромышленник. По закону купить леса он не мог, но в аренду взял немалый кусок. Владел он лесопильней и даже деревообрабатывающим заводом. Отец Петра был богат. Но богатство свое напоказ не выставлял. Однако по поведению Петра чувствовалось, что за его спиной стоит богатый клан сибирских староверов.

Петр поднял голову и неожиданно ответил:

– Вот научусь воевать, буду очищать родную землю от захватчиков. Крепкого Духа, Мудрости всем желаю! Слава Богам и Предкам наша!

– В смысле? – переспросил Роман.

– А ты слепой разве? И глухой? Слышишь, как сучья трещат? Это китайцы рубят нашу тайгу. Рубят и тащат. Считаешь – нормально? Скоро на лысой горе жить будем. Ни охоты, ни рыбалки не останется. Китайцы у себя ведут хозяйство варварски, все леса повывели и к нам заявились за этим.

Петька помолчал и добавил:

– Китайцы детей едят.

Роман вытаращил глаза и молча пялился на Петра Старцева, попутно соображая, нормальный ли Петр человек и можно ли ему доверять оружие.

Петр обтер руки о штаны и вынул из-за пазухи брошюру, которую читал в неположенном месте в неположенное время, за которую он и загремел на губу. Уголок страницы был загнут, и Роман прочитал: «В. Пирс описывает гастрономические людоедские пристрастия китайцев и приводит в качестве подтверждения изложенного фотографию молодого китайца, пожирающего в ресторане абортированный свежеприготовленный человеческий плод позднего срока. Я понял, почему западная пресса, описывая ужасы революции и гражданской войны, периодически упоминала о поджаренных младенцах в ресторанах „большевицкой России“. Явление имело место быть! К сожалению, не было необходимого в таких случаях уточнения о том, что данные кулинарные пристрастия касаются только китайцев, т. к. в Китае абортированный человеческий плод, особенно позднего срока беременности, считается кулинарным деликатесом».

Ужас от прочитанного охватил Романа, и он беспомощно посмотрел на товарища по гауптвахте:

– Ну, ты даешь! Где книгу-то откопал?

– Отец дал почитать. Читай дальше!

«А то, что в период революции и гражданской войны данные блюда ОТКРЫТО появились в меню некоторых ресторанов „большевицкой России“, объясняется тем, что наемниками-карателями в частях ВЧК служили пятьдесят тысяч молодых китайцев. Видимо, немало их на тот период и просто обогащалось в России. Китайцы-каратели частей ВЧК по степени своей жестокости значительно превосходили представителей любой другой национальности, находившихся на службе у новой власти. Руководство же новой власти было откровенно сатанинским, уголовным; свой главный символ, пятиконечную звезду, жидо-большевики первое время даже изображали двумя лучами вверх. Кроме того, руководство новой власти официально объявило уголовников „социально близким элементом“.

Руководствуясь высокой благосклонностью, китайцы стали, ни от кого не прячась, употреблять в пищу не только абортированные плоды, но, очевидно, и только что рожденных младенцев. Отличить их после термической обработки может только опытный эксперт. Достать то и другое в революцию и гражданскую войну были проще простого в связи с массовым уничтожением большевиками и их прислужниками-наемниками, в частности, теми же китайцами, всех тех, кто не принял власти жидов-комиссаров, в том числе большого количества женщин. Если они были беременны, то по просьбе китайцев им перед расстрелом делали насильственный аборт или же отдавали китайцам младенцев, родившихся за колючей проволокой».

Брошюра была обернута пожелтелой газетой «Староверческие новости». Роман спросил, как называется книга и где отец Петра ее купил.

– На станции, – ответил Петр… а называется… «Шокирующие различия» Вильяма Пирса.

Роман полистал книгу и увидел то, от чего его потрясение не проходило уже больше никогда. Он увидел фотографии китайских поваров, которые маринуют и жарят человеческие зародыши. Личико и головка были такими ясными, что можно было отличить девочку от мальчика.

В этот день обед Романа остался нетронутым. За нужником его вырвало остатками завтрака.

На следующий день Роман мимоходом спросил Петра, почему китайцы доходили до такой низости.

– У них же Бога нет.

– В смысле они неверующие?

– Они в массе своей неверующие. И верить-то не в кого, говорю тебе: у китайцев Бога нет. Будда – это не бог. От Бога ждут чуда, а Будда – это такой толстый дядька, который любит богатство и хорошо покушать. Жрет все, что падает в рот. Хуже китайцев бывают только корейцы, – убежденно сказал Петр. – В общем, все они, кто без Бога живет. Они – животные.

3. Как они родину спасали

«Люди очень мало изменились за тысячи лет. По крайней мере, в здешних местах».

Через месяц, прогуливаясь с Петром во время увольнительной по базару города Задурийска, Роман уже со знанием дела обращал внимание на ряды крестьян-староверов. До близкого знакомства со Старцевым Роман не различал местных крестьян. Глаз обычно видит лишь то, что слышит ухо.

Староверы стояли всегда поодаль, пообочь, как здесь говорили, от остальных русских, и от китайцев, само собой, тоже отдельно. Это были люди с хутора Петрова отца. Прилавки староверов были накрыты белой материей. Крынки с молоком и творогом были опрятны. Сало в белой холстине. Девки и бабы то и дело отгоняли мух метелками, сделанными из ковыля. На всех женщинах были белые крахмальные платочки и белые передники.

Если к концу торгового дня у староверов оставался непроданный товар, они его не забирали с собой, а отдавали местным побирушкам и детям из бедных семей. Работали они не на коммерцию, а так, будто из чувства долга.

Петр вопреки своему обычаю хмурить брови улыбнулся, углядев девушку с толстой косой, в белом платочке, и долго говорил с ней. Она завернула ему в большой кулек еды.

– Невеста твоя? – спросил Роман.

– Сестра. Ксения. На выданье.

Прямо на земле пестрым табором расположились цыгане.