Следы в пустыне. Открытия в Центральной Азии - Кристоф Баумер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дрожащим голосом монах сказал:
— Это случилось в 1936 г. в Цецелеге. Я был младшим послушником, когда прошел слух, что на монастырь вот-вот нападут. Мы по ночам прятали самые ценные книги и святыни в пещерах в горах. Когда красные бандиты явились, вскоре они поняли, что многих статуй не хватает. Тогда они убили нескольких монахов под предлогом, что те украли народную собственность.
Остальных жестоко пытали, чтобы вырвать у них информацию о тайных хранилищах. Но они остались непреклонны и умерли в страшных мучениях. Монах, оказавшийся нашим собеседником, спасся благодаря своим родственникам, сумевшим за несколько дней до нападения тайком пронести в его келью солдатскую форму. Сорока с лишним тысячам монахов повезло меньше: они были расстреляны по приговору в шпионаже в пользу Японии, агитации и контрреволюционной деятельности.
Сегодня невозможно представить, что Каракорум когда-то был столицей империи. Овцы и верблюды пасутся на месте города, единственным напоминанием о котором остались три монументальные гранитные черепахи, служившие опорами для каменных стел с выбитыми текстами. Черепаха — символ стабильности и долголетия. Только такому сильному и долго живущему животному можно было доверить нести имперские письмена, предназначенные для вечности. Символ остался — город же полностью исчез, разоренный временем и грабителями. В течение многих лет даже точное местонахождение Каракорума вызывало споры, поскольку многие исследователи отождествляли его с уйгурским городом Орду-Балык, который был на несколько столетий старше. Его руины были, наконец, обнаружены в 1889 г. во время последней экспедиции Николая Пржевальского, правда, уже после его смерти.
Последние сомнения относительно принадлежности поля с редкими остатками булыжной кладки рядом с буддистским монастырем Эрдени-Дзу городу Каракорум были развеяны в 1949 г. советским археологом Сергеем Киселевым.
Китайско-монгольская надпись на камне, датированная 1346 г., рассказывает о том, как Чингизхан избрал это место в 1220 г. для своей имперской резиденции. Этот выбор символичен, будучи демонстрацией законности его правления: ведь Каракорум расположен не только поблизости от бывшей уйгурской столицы Орду-Балыка и еще более древней столицы тюрок Хушо-Цайдан, но также в середине земель несториан-кераитов, последний хан которых, Тогрул, был покровителем Чингиза. Как сказано в надписи, «он основал город — и тем самым заложил основу для государства»[32].
Однако только при сыне и преемнике Чингизхана Угэдэе (правил с 1229 по 1241 гг.) с 1235 г. Каракорум превращается из бывшего становища герое в настоящий город с каменными зданиями. При нем были построены дворец, буддистский храм и крепостная стена, а также реорганизовано имперское управление. Чингизхан основал монгольскую нацию; Угэдэй — монгольское государство. Делая это, он следовал совету своего канцлера Елюя Чуцая: «Ты можешь завоевать империю верхом на коне, но управлять ею с седла невозможно»[33]. Почти 600 лет спустя Талейран сказал Наполеону: «Штыки хороши всем, кроме одного — на них нельзя сидеть». Однако Каракоруму предстояло оставаться столицей империи всего 40 лет, а после этого внук Чингиза Кублай-хан (правил в 1260–1294 гг.) перенес столицу в Хан-Балык, ныне Пекин. В 1388 г. китайская армия разрушила Каракорум, а строители Эрдени-Дзу довершили начатое ею, использовав булыжник кладки для возведения своего монастыря. Так исчез город, которому обязана своим существованием одна из глав мировой истории.
Одно из наиболее ценных описаний Каракорума оставлено Виллемом из Рубрука, который останавливался там на два месяца весной 1254 г. Путешествуя как простой францисканский монах, на деле он был шпионом на службе короля Людовика IX Французского, выполнявшим задание по сбору информации о численности и силе монголов и их намерениях в отношении Европы. Что касается последней части задания, он получил угрожающие сведения от самого великого хана Мункэ (правил 1251–1259 гг.), который писал Людовику: «Пошлите нам ваших послов, если желаете повиноваться нам, и так мы узнаем, хотите ли вы сохранять с нами мир или развязать войну»[34].
Францисканец, пристально наблюдавший людей и обычаи Монголии и имевший несколько аудиенций с ханом Мункэ, не особенно был впечатлен Каракорумом:
Что касается города Каракорума, знай, что, если не считать ханского дворца, он не более впечатляет, чем торговый городок Сен-Дени (ныне пригород Парижа). А монастырь Сен-Дени в десять раз величественнее этого дворца. Город состоит из двух кварталов: один сарацинский (мусульманский), где устроены рынки и встречается множество торговцев. А еще есть китайский квартал, большая часть жителей коего ремесленники. За их пределами стоят большие дома, принадлежащие придворным министрам. Для разных общин жителей есть 12 (буддистских) храмов, где поклоняются идолам, две мечети, а на окраине города — христианская церковь[35].
Он сравнивал дворец Мункэ с церковью с пятью нефами. Во дворце он видел волшебный фонтан в форме серебряного дерева, незадолго до этого устроенный французским златокузнецом Буше:
Мэтр Гийом из Парижа возвел большое дерево из серебра, у корней которого лежат четыре серебряных льва. Внутри них спрятана труба, по которой течет молоко белых кобылиц. Внутри самого дерева вверх идут четыре трубы, верхние концы которых снова наклонены вниз. Вокруг конца каждой трубы обвилась золотая змея, хвост которой переплетен с корнями дерева. Из одной из этих труб течет вино, из другой — кислое кобылье молоко, из третьей — медовуха, а из последней — рисовое пиво. На верхушке дерева художник поместил статую ангела, держащего трубу. Когда бы главному виночерпию ни понадобилось подать напиток, он взывает к ангелу; этот призыв слышит человек, спрятанный в (подземной) камере, который затем сильно дует в трубу, ведущую к ангелу. Тогда ангел подносит свою трубу ко рту и очень громко трубит. Когда слуги в кладовой слышат это, каждый вливает один из напитков в трубу, для него предназначенную[36].
Нет никаких сомнений, что гости дворца в надлежащей мере восхищались серебряным ангелом, который может вызвать из земли четыре вида напитков.
Место, где находятся руины, в нескольких сотнях ярдов на север от монастыря Эрдени-Дзу, в момент нашего прибытия напоминало хлопотливый улей: археологи из германо-монгольской каракорумской экспедиции работали там с 1999 г. В некоторых местах раскопки начались всего пару месяцев назад. Молодой немецкий археолог сообщил нам, что раскопки идут, кроме прочего, в двух направлениях: у перекрестка двух главных улиц в квартале ремесленников и на юго-востоке города, на месте дворца Угэдэя. Там, где был центр города, обнажились первые камни, которыми была вымощена дорога, а на предполагаемом месте дворца — фундамент стен и квадратные основания колонн. Поскольку несторианская церковь располагалась на северной оконечности города, а археологи работали в центре и на юго-западе, ее к тому времени еще не нашли. Тем временем археологи обнаружили четыре печи — первые печи XIII–XIV веков, найденные в Монголии. Они служили для изготовления буддистских терракотовых скульптур, а также черепицы для крыш и плиток для пола и стен.
Раскопки привели к ошеломительным результатам. Археологи обнаружили остатки большого зала в форме квадрата с 7 нефами, с 8 рядами по 8 оснований колонн, всего их было 64; это более или менее согласовывалось с описанием Виллема из Рубрука. Однако бесчисленные находки, связанные с буддизмом, такие как трехсторонние фигуры Будды, фрагменты восьми фигур бодхисатв высотой до пяти метров, буддистских фресок и более 100 000 маленьких буддистских обетных фигурок наводили на мысль, что обнаруженный зал был не дворцом, а буддистским храмом XIII–XIV веков. Эту гипотезу подкрепила сино-монгольская надпись 1346 г., описывающая семинефный буддистский храм с квадратным фундаментом. Оставался открытым вопрос: где же находился дворец Угэдэя, который описал францисканский монах? Существуют две возможности: либо открытый зал изначально был дворцом, а после был превращен в буддистскую святыню, либо дворец надо искать где-то еще, возможно, под теперешним монастырем Эрдени-Дзу. Предварительные указания на это дали пробные раскопки в восточной части монастыря, открывшие слой стены времен Каракорума.
Посещение этого монастыря было нашей следующей целью. Неслучайно Абадай-хан, правивший с 1554-го по 1588 г. могучим племенным союзом халха-монголов и поддерживавший буддизм, построил здесь в 1586 г. первый буддистский монастырь. Монастырь Эрдени-Дзу, получивший свое имя в честь Будды (обозначает «дорогой Господь»), был символом законности властных притязаний халха-монголов. Было объявлено, что их власть основана на учении Будды и наследии Чингизхана. Это два принципа, определяющие национальную идентичность монголов в течение последних четырех столетий — за исключением коммунистической «интермедии».