В объятиях палача - Ольга Которова

умыться, принесла чистую одежду, накормила. Она была из разряда тех людей, которых называют ангелами-хранителями. Эта женщина показала мне, что такое настоящая любовь и сочувствие к ближним. Она проработала у нас в детдоме около года, а потом уволилась. Но этот год, стал самым лучшим годом в моей жизни и до сих пор остаётся таким. Она пыталась собрать документы, чтобы усыновить меня, но ей не разрешили этого сделать. У неё дочка была маленькая, она меня на четыре года была старше. Зинаида Павловна, так звали уборщицу, брала дочь с собой на работу, та после школы делала уроки. Мы с ней подружились. Хорошая девчонка была. Зинаида Павловна по выходным с разрешения директора брала меня к себе на дачу, а её муж учил меня борьбе. Я за год так натренировался, что потом любому мог дать сдачи. – Филатов улыбнулся своему прошлому и продолжил. – А потом ей пришлось уволиться. Не знаю, почему, просто такие обстоятельства были. Там что-то в семье случилось, точно не знаю, что, но она ушла и вся моя счастливая жизнь с её уходом закончилась. Я пытался потом её найти, когда уже встал на ноги. Но она словно воду канула. Весь город перерыл. А архив в нашем детдоме сгорел вместе с документами. Так что я её так и не нашёл. А так хотелось ей сказать спасибо… Так вот, когда я тебя увидел, ты мне напомнила её. Внешностью и добротой своей. От тебя исходит такой же свет, как и от неё.

Он закончил свой рассказ, а Лера сидела и молча глотала слёзы. Теперь понятно, почему этот мужчина такой. Как только он ещё выжил? Она давно бы опустила руки, но не Филатов. Он не только выжил, но и поднялся.

– Лера, – в мгновение ока голос Филатова стал жёстким. – Не нужно меня жалеть и лить слёзы понапрасну. В аду для меня приготовлена отдельная сковородка. Я в своей жизни наделал столько всего плохого, что в прошлом бы веке прилюдно сожгли на костре заживо. И не нужно строить иллюзий на мой счёт. Я помог тебе только потому, что ты напомнила мне её, ту, которая однажды помогла. И если бы не этот факт, то я тебя отдал бы Звягинцеву не задумываясь.

После последней его фразы она рассердилась так сильно, что захотелось наорать на него: «Да что с тобой происходит?!», но промолчала. Лера была зла, безумно зла. И ей стало обидно за себя. За своё сочувствие для этого куска бесчувственной стали. Как можно так обращаться с людьми? Как можно сначала открыть им что-то личное, а потом угрожать? После его слов она замкнулась в себе. Вытерла ладонью бегущие слёзы и отвернулась к окну, пытаясь забыть всё то, о чём он только что говорил. Настроение её было испорчено хуже некуда.

Их машина подъехала к дому Леры. Она здесь не была меньше суток, а такое ощущение, что прошло несколько лет. Вот нисколько не хотелось сюда возвращаться, пусть она здесь и провела большую часть своей жизни.

Квартира, как всегда, была не заперта, и они смогли зайти без стука. Тишина. Казалось, никого не было. Её комната была нараспашку, как и спальня брата, в которую Лера направилась.

Мишку она застала сидящем на диване. Он держался за голову опустив её к полу.

– Мишка! – воскликнула она и подбежала к брату. Он не шевельнулся.

– Миш! – снова позвала его уже чуть тише и дотронулась до плеча. Брат поднял на неё своё лицо, и от увиденного Лера ахнула. Лицо Мишки было всё в кровоподтёках, синяках. Один глаз полностью заплыл.

– Мишка, что случилось?

Её глаза стали заполняться слезами. Она и раньше видела брата покалеченным, но в таком состоянии видела его впервые. Он посмотрел на неё и улыбнулся.

– Привет, сестрёнка, – прохрипел он.

– Кто это тебя так? – она хотела дотронуться до его лица, но брат отшвырнул её ладонь.

– Тебе-то какая разница? – зло выплюнул он ей эти слова в лицо.

– Не говори так, Миш! – по щекам снова потекли слёзы. Уже не первый раз за день. Сколько бы брат не делал ей больно, Лера всё равно не могла на него долго обижаться. И кто-то скажет, что она слабая и глупая. Да, и пусть! Но он единственный её родной человек, и она всё равно будет его любить, что бы не случилось.

– Вот скажи мне, Лер, давно ты стала подстилкой братков? – ошарашил он её своим вопросом.

– Что? – она не понимала о чём это он. Что он вообще такое несёт?

– А знаешь, что, – продолжил говорить он, не дожидаясь её ответа. – Лучше бы я тогда тебя в детдом сдал и жил бы нормально. Не как сейчас.

– Миш, ты что такое говоришь? А?

– Вали на хер отсюда, Лера, и больше не возвращайся! – он оттолкнул её, и девушка упала ягодицами на грязный пол. Горькие слёзы обиды уже шли без остановки. Она не могла поверить всему тому, что сейчас услышала. Мишка, её единственная родная кровиночка, бросил её. Он обвинил её в том, что когда-то позаботился. Сердце разрывалось от боли. Теперь она осталась одна.

Кто-то ловко поднял её и поставил на ноги, которые действительно не держали.

– Возьми в этом клоповнике всё необходимые вещи и поехали! – приказной голос Фила раздался над её ухом. Девушка, стерев слёзы со щёк, подчинилась ему и молча пошла в свою комнату.

Взяв только сумочку с документами и семейный альбом, она покинула свою квартиру, которая когда-то была единственным убежищем от злого внешнего мира.

Всю дорогу они ехали молча. Лера сжимала у груди семейный фотоальбом и глотала немые слёзы.

– Лер? – раздался приглушенный голос Фила.

– Да?

– Не нужно переживать за людей, которые не оправдали твоих ожиданий. Они же не виноваты, что ты всё решила за них в своей голове.

– Вы просто не знаете Мишку. Он никогда не был таким. Он всегда был другим.

– Ты не права. Он всегда был таким. Просто наша проблема в том, что мы все рождаемся с розовыми очками и забываем их снимать. Только вот они сами слетают, когда нас кто-нибудь хорошенько приложит по голове.

– Нет, – громко возразила девушка, – если вокруг вас нет ничего хорошего, это не значит, что и у других его нет.

– Сколько тебе? – перебил её Фил.

– Двадцать два, – с непониманием посмотрела она на него.

– Двадцать два, – проговорил он вслух и продолжил. – Когда ты немного повзрослеешь, то поймёшь, что люди, даже те, которые самые близкие, они не те, кем нам представляются.