Всегда бывает первый раз (сборник) - Лариса Райт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вкусно?
– Очень. – Нина запихнула в себя остатки пищи. Утолив голод, она пришла в себя и успокоилась, потому рассказала Натке о происшествии быстро и внятно, занимаясь изложением инцидента, а не его переживанием.
Оказалось, у нее произошел конфликт с преподавателем культуры Испании – предметом неспециальным, необязательным, но, по разумению Нины, интересным и необходимым для изучения человеку, который будет жить и работать в этой стране, да еще и профессию выбрал творческую. Но вот преподаватель по данной дисциплине, что называется, подкачал. Сразу произвел впечатление человека надменного, жесткого и больше заинтересованного в том, чтобы создать студентам проблемы со сдачей своего предмета, а не привить им интерес к культуре страны. Но это, конечно, не стало поводом конфликта. Заносчивых и тщеславных педагогов пруд пруди. И если с каждым конфликтовать, диплом никогда не получишь. Нина на рожон и не лезла. Исправно посещала лекции, сидела в первых рядах, чтобы примелькаться. Иногда задавала безобидные вопросы по существу. В общем, вела себя так, чтобы культура Испании проплыла мимо, не доставив никаких хлопот. Но однажды все изменилось.
В «Эль Мундо» вышла очередная статья о расследовании взрыва на Аточе. Нового там ничего не писали, но, как обычно, такой материал вызвал повторную волну обсуждений и тяжелых воспоминаний. Ребята в колледже переживали. У некоторых в тот день погибли друзья или родственники, и, когда педагог предложил почтить память погибших, все немедленно встали, хотя до марта[22] еще несколько месяцев.
– По-моему, совсем необязательно соотносить свои чувства с официальными мероприятиями, – сказала Натка. – Если был подходящий эмоциональный момент…
– Конечно, – перебила дочь. – Момент был замечательный. Но дальше этот гад воспользовался моментом и понес такое… – Нина задохнулась возмущением и несколько секунд помолчала. Потом, справившись с волнением, продолжила свой рассказ: – Он заявил, что не верит ни одному слову прессы и правительства и считает все их заявления о расследовании преступления гнусной ложью. Мы, конечно, попросили объяснить конкретнее. Он и сказал, что «свалили все на «Аль-Каиду» и войну в Ираке, чтобы умолчать о проблемах внутри страны».
– О каких еще проблемах? – удивилась Натка.
– Мам, вот и мы обалдели. Так и спросили его: «О каких таких проблемах умалчивает правительство, если террористы сами признали свою вину?» А он ответил, что им было очень даже выгодно чужим горбом продемонстрировать, какие они сильные и крутые.
– Тогда кто же…
– Вот-вот, в том и суть. Этот придурок свалил все на членов ETA[23].
– Глупость, конечно. Но каждый имеет право на свое мнение. Тебе так импонируют баскские террористы, что ты решила за них заступиться?
– О господи! Мама! Слова-то какие: импонируют! Нет, террористы мне не нравятся. Ни баскские, ни любые другие. Но только националистов я тоже терпеть не могу. А этот, язык не поворачивается сказать «учитель», да еще по культуре, закончил тем, что в Эускади живут одни террористы, а баски ничем не отличаются от арабов.
– К сожалению, в мире полным-полно таких людей. Ниночка, и национализм, и расизм были, есть и будут. Люди зачастую жестоки и себялюбивы. И каждый ищет свое место под солнцем. А места на всех не хватает, вот и приходится кого-то угнетать и порабощать. Конечно, такие обобщения неприятны.
– Неприятны? Да они возмутительны, унизительны и отвратительны. А когда их произносят с кафедры учебного заведения, они сами становятся террористическим актом. И с этим надо что-то делать! – Щеки у Ниночки раскраснелись. Глаза пылали праведным гневом, волосы, которыми она то и дело встряхивала для придания значимости своим суждениям, разметались по плечам. Натка с неуместной улыбкой разглядывала дочь. А что было делать, если Ниночка стала прехорошенькой юной дивой (волосы вьются, глаза искрятся, губы дуются, а жилка на шее пульсирует), которая борется за идею и не осознает своей привлекательности. Натка подавила искушение подняться и притянуть к себе дочь и спросила спокойно:
– Ну и что же ты сделала?
Нина скривила губы:
– Спросила, что он имеет против арабов.
– И-и?
– И пошло-поехало. Такого наговорил, что у половины аудитории уши в трубочку свернулись. Обозвал их варварами, недоумками, отсталыми людьми, которым не место в обществе. А ислам вообще, по его убеждению, надо запретить, потому что он не несет в себе никакой (никакой!) культурной ценности. Ты представляешь, мам?! И это говорит преподаватель культуры Испании, где семь веков царствовали арабы и оставили здесь богатейшее культурное наследие.
– Ну, вероятно, он никак не может оправиться от этого ига? – Натка постаралась шуткой разрядить обстановку, но Ниночка явно была не готова адекватно реагировать на юмор. Она уже почти кричала:
– Да плевать я хотела, от чего он там не может оправиться. А как же Хайям, Авиценна, пророк Мухаммед, наконец? Или в заповедях ислама можно найти что-то безнравственное? В общем, мы все были возмущены.
– Ясно. Возмущены были все, но вслух возмутилась одна ты.
Ниночка нервно дернула плечами, что означало правоту матери, которую ей признавать не хотелось, но все же пришлось.
– Так получилось, – вяло согласилась она.
– Не нашлось ни одного баска, способного дать отпор грубияну?
Нина развела руками.
– Пришлось брать дело в свои руки? – Натка говорила спокойно и ласково, убеждая дочь в том, что она поддерживает ее целиком и полностью.
– Ага. – Ниночка успокоилась и даже изобразила подобие улыбки.
– И как же ты выступила? – А в том, что дочь выступила, Натка ни капельки не сомневалась.
– Сначала я спокойно попросила его объяснить, что конкретно он имеет против арабов. А он ничего вразумительного не ответил, но попросил меня замолчать, потому что я «еще ничего не понимаю в этой жизни, а он в национальных вопросах собаку съел и точно знает, кто есть кто». Я же, заметь, абсолютно спокойно сказала, что в арабах разбираюсь прекрасно, потому что моя мама с ними проработала полжизни. И добавила, что арабы такие же, как все люди. Они – разные. Есть хорошие, есть плохие, как и везде. И не надо всех под одну гребенку.
– А потом?
– Потом он разошелся. Заявил, что в Израиле меня за подобные заявления расстреляли бы. А я сказала, что и там нашлись бы нормальные люди, разделяющие мое мнение. И вообще, национальность человека не имеет никакого отношения к его характеру. Вот испанцы, например, жизнерадостные, улыбчивые, легкие, солнечные люди. Но он ведь тоже испанец, а дерьмо дерьмом.
– Так и сказала? – ахнула Натка.
– Нет, к сожалению, хотя надо было бы. Я просто назвала его человеком радикальных взглядов.
– И за это тебя отчисляют?
– Нет, конечно. Дальше еще кое-что было. Он заорал, что его радикальные взгляды – единственный верный путь в современном мире. А я если их не разделяю, то и сама являюсь террористкой еще и потому, что моя мамашка (так и сказал: «мамашка») работает с арабами. А яблочко от яблони, как известно…
– А ты? – осторожно спросила Натка.
– А я ему врезала!
– Как?
– С криком «Хам!» прямо по физиономии. Он же тебя террористкой обозвал, придурок!
Натка смотрела на дочь с удивлением и восхищением одновременно. Дольше сдерживаться она не могла. Вскочила, обняла дочь, искренне похвалила:
– Молодец!
Нина отстранилась, взглянула на мать с недоверием:
– Ты не будешь ругаться?
– А за что? Ты же меня защищала, и себя, и идею правильную. Все люди – братья.
– Да, но меня же отчислили.
Натка дернула плечами точно так, как это делала Ниночка, изображая полнейшее равнодушие к проблеме. Снова обняла дочь, погладила по голове, расцеловала в горящие огнем щеки:
– Ты у меня умница! Такая умница, каких и не бывает просто. И запомни, навсегда запомни: никакой ты не бездарь!
Ниночка засмеялась, снова вывернулась из материнских объятий:
– Погоди! Ты еще не знаешь, какая я у тебя умница! – Она выбежала с кухни и через минуту вернулась, протягивая Натке какую-то карточку.
– Что это? – Натка повертела в руках газетную вырезку.
– Написано же: «Требуется переводчик с арабского». Я подумала, тебе будет интересно.
– А где ты взяла?
– Так этот гад и бросил мне вслед. Сказал, что регулярно чистит улицы и прессу от подобного мусора, но, поскольку теперь его стараниями меня обязательно отчислят и матери придется изрядно попотеть, чтобы пристроить меня в платное учебное заведение, – Ниночка усмехнулась, – он протягивает нам руку помощи.
– Интересно, – Натка отложила бумажку.
– Мам, там график свободный и зарплата хорошая. И даже дома можно работать. По-моему, тебе подойдет.
– Возможно.
– М-а-ам? Ты ведь позвонишь, правда?
– Не знаю, Нина, не знаю. Зачем?
– Во-первых, затем, что тебе делать нечего, – безапелляционно заявила Ниночка. – А во-вторых, должна же ты еще раз убедиться в том, что арабы – хорошие люди.
