Повелители сновидений - Лис Арден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты инкуб. Не обычный, впрочем. Сын короля. Сила королевской крови и позволяет тебе беспрепятственно и безнаказанно пребывать в телесной человеческой оболочке. Для этого тебе совсем не обязательно заимствовать людскую витальность. Твоих сил вполне хватает на пребывание и в изначальном, и в вынужденном обличии.
— Инкуб? Демон сна?
— Именно. Вы — и ваши сестры, суккубы — можете существовать вне мира сновидений только благодаря людям. В отличии от других моих подданных, предпочитающих материальное воплощение витальности, кровь, вы пьете тонкий сок жизненной силы — незримый, невесомый, бесплотный… Вы даете смертным столь любимое ими телесное наслаждение, забирая в уплату их жизни.
— Тибор — суккуб?
— Верно. Кроа — это ее настоящее имя… я всегда удивлялся, кто из ваших предков придумал такие имена? Не то давится кто-то, не то заикается… — он необидно усмехнулся — и продолжил.
— Поэтому вас и потянуло друг к другу… ты перетягивал ее в свои сны, а она, не замечая этого, одаряла тебя тем, что предназначалось твоему другу. И сейчас, так и не узнав в тебе своего короля, она чуть не погибла — ты вытянул из нее все силы, что поддерживали ее человеческую оболочку.
— Короля?!.. — Гильем решил, что ослышался.
— Да ты слушал ли меня?! — в свою очередь удивился господин. — А кем еще, по-твоему, может быть сын короля?
Он встал и почтительно склонил голову, рассыпав по алому плащу иссиня-черные кудри.
— Ваше величество, Кон-Науд… позвольте приветствовать вас в Адских Садах.
Сидевшая до сей поры молча Слуа поднялась и поклонилась.
— Мы оставим тебя… ненадолго. Тебе понадобится время, чтобы принять себя. Сейчас попытайся хотя бы поверить мне.
И они ушли, оставив юношу в одиночестве. Он так и не поднял взгляд от теплой лиловой травы. Внезапно в воздухе прошелестели крылья и на плечо инкуба сел его сокол.
— Письмецо… — тонкие сильные пальцы прикоснулись к перьям. Птица что-то сочувственно проклекотала в ответ.
— Он говорит, что ты сильнее своей судьбы. — это неслышно вернулась Слуа.
— Ты понимаешь его?
— Всякий, за чьими плечами развернуты крылья, поймет подобного себе, способного обогнать ветер.
— Ты моя сестра. Ты знала обо мне?
— Знала. — Слуа улыбнулась. — Не с самого твоего рождения, конечно. Помнишь отца Тибо? Это он первым понял, кто ты. И велел мне присматривать за тобой. Я старалась… к сожалению, над людской реальностью я не властна. Но в своей я отдавала тебе столько сил, сколько могла.
— Я помню. Тишина, покой… благодать. Слуа… этот человек… он сказал…
— Человек?! — прервала брата Слуа. — В Адских Садах нет людей, брат мой. А Его зови Люцифером… ему нравится это имя.
— Люцифер… — с трудом выговорил инкуб — сказал, что я король. А пока обо мне не знали…
— Верно. Королевой была я. Я, как и ты, дочь Кон-Аннона и смертной женщины.
— И оставайся ею. — Инкуб поднялся с травы. — Оставайся. Мне престол ни к чему…
— Потому как ты хочешь быть трубадуром. — Закончила за брата Слуа. — Воля твоя, Кон-Науд. Но будь ты в сотню раз сильнее своей судьбы, ты не сможешь победить свою природу. Тем более теперь, когда ты знаешь ее. Сейчас ты вернешься в людской мир, привычный и понятный, и вернешь свое тело… Но помни, тебя ждут здесь — здесь твой народ, твоя кровь. Ты король, Кон-Науд, это непоправимо.
…Гильем помнил, как сквозь сон, череду пещер неоглядной высоты, ступени черного камня, ведущие вверх, и массивную дверь, сплошь покрытую ломаным заклинательным узором. Свежий утренний ветер, отвесивший ему дружескую оплеуху, заставил трубадура протереть глаза и разглядеть сквозь пелену слез стены Монсегюра.
Ближе к вечеру, когда спала дневная жара, Гильема позвала к себе хозяйка замка.
— Так жарко сегодня… — Агнес приветливо улыбнулась. — Пойдемте, я покажу вам наш родник, это недалеко… вниз по склону. Вам стоит захватить кувшин, вода там необычайно хороша.
Они спустились к источнику, вокруг которого зеленела небольшая рощица.
— Ваше величество… — Агнес склонилась в почтительном поклоне.
— Тибор… — Гильем не знал, что и ответить.
— Меня зовут Кроа, ваше величество.
— Пусть так. Для меня ты — Тибор. И я не король для тебя. — трубадур приподнял лицо Агнес, всмотрелся в голубые, безмятежно печальные глаза… и обнял ее так крепко, что она тихо ахнула.
Они простояли так долго… пока Гильем не почувствовал, как горячие иголочки не начинают сладко покалывать его грудь. Тогда он резко отстранил от себя ту, которую хотел бы видеть и чувствовать вечно.
— Моя любовь убивает… — с горечью вымолвил Гильем. — Я уйду, Тибор.
— Ты ушел из дома… из Омела… из Адских Садов… теперь уходишь отсюда… — она протянула руку и ласково провела пальцами по губам трубадура. — Ты обрек себя на вечное странствие… песня и дорога.
— Я трубадур… — грустно улыбнувшись, сказал Гильем. — Это моя судьба.
Часть третья. Король
— Файдиты! Прибыли файдиты! — в залу вбежал младший сын сеньора Маллеона, Эльяс. Мальчишка, взъерошенный и встрепанный, прямо таки приплясывал на месте от нетерпения — ну еще бы, ведь он первый углядел с башни клубы пыли на дороге и прорывающийся сквозь эту белесую занавесь блеск оружия.
— Успокойся, сын… уверен ли ты в сказанном? Может, это старик Ожье гонит домой стадо? Слишком горячо и нетерпеливо наше ожидание…
— Отец, какое там стадо! — от негодования Эльяс притопнул ногой. — Старый Ожье давным-давно вернулся. Нет, я верно говорю — это файдиты.
В эту минуту в зал вошел рыцарь — один из тех изгнанников с юга, что, потеряв свои дома и семьи в благочестивой войне Севера, избрал своей участью месть и неизбежную гибель. Он поклонился хозяину.
— Сеньор Маллеон… приветствую и благодарю за оказанное гостеприимство. Мои люди устали, да и сам я, признаться, порядком измотан.
— Так отдохните, друг мой Томьер, — и Саварик Маллеон, сам не единожды выступавший на стороне графов Тулузских против тех, что пришли в Окситанию проповедовать божье слово мечами. — Отдохните. Велите вашим людям размещаться в западной башне, там уже все готово. А вечером прошу пожаловать на пир… доброе веселье еще никому не вредило, что бы там не болтали эти худосочные святоши.
Замок Маллеон не первый раз становился приютом для файдитов; здесь непокорившиеся южане находили долгожданный отдых, новое оружие, взамен уставшего старого, лекарей для раненых. Гильем Кабрера, наблюдал прибытие вот уже пятого такого отряда — и это только за те три месяца, что он провел у сеньора Саварика. От них, вместе с остальными обитателями замка, он узнавал все новые и новые горестные вести — о страшной участи Безье, разграбленном и сожженном наемниками, исполненными, несомненно, самыми благочестивыми намерениями, о замках и селениях, преданных огню и мечу, о казнях «совершенных», осмелившихся признать силу Дьявола равной могуществу Господа. Трубадур, всегда далекий от политики, ненавидевший войны, сначала слушал эти повести с тоской и нетерпением… когда же это закончится? Его отношение к альбигойской войне, поначалу довольно отстраненное, изменилось, когда один из файдитов рассказал об участи Эльяса Марсельского. Трубадура, осмелившегося писать сирвенты против северян, и захваченного в плен при осаде замка Лавор.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});