Ричард Длинные Руки – герцог - Гай Орловский

Строился с запасом, чтобы не упустить возможных клиентов, но две трети обширного дома пока без постояльцев, видно по закрытым ставням. Во дворе всего две лошади у коновязи и две телеги у сарая, а еще с десяток свиней в загородке хрюкают и усердно копают норы под забор, замышляя хитрый побег на свободу.

Отряхнув пыль, мы расположились на той половине харчевни, которую отводят для благородного сословия. Хозяин даже не стал спрашивать, что нам угодно, взмахом руки послал к нашему столу двух слуг с мясом и овощами.

Граф Гатер крикнул:

– И вина!

– Хорошего, – добавил барон Уроншид.

– Лучшего, – уточнил Морган Гриммельсдэн.

Я сказал наставительно:

– Благородные лорды, лопайте, что дают. Здесь не столица. И вообще представьте, что вы уже на войне.

Граф Гатер проворчал:

– Не могу представить.

– Почему?

– Насиловать некого, – объяснил он и захохотал. – А без этого и победа какая-то не победная.

– Да, – поддакнул лорд Морган. – Это как выиграть турнир и не получить приз!

Барон Уроншид смолчал, я перехватил взгляд, в котором можно прочесть многое, но я сделал каменное лицо, с треском разгрызал кости и стучал, как и все, ими по столу, вышибая мозг.

Джон, который Джоанна, все поглядывает в мою сторону, мнется, взгляд то трусливый, словно я вот-вот выдам их обоих всем на потеху, то молящий, иногда сердитый, это уже вообще ни в одни ворота не лезет, но женщины традиционно обвиняют нас, где бы сами по своей дури ни прищемили пальчик.

Я делал вид, что не замечаю, наконец она выбрала свободную минутку, когда все разбрелись кто куда, тихохонько подошла бочком, как краб, сказала просяще-сердитым голосом:

– Ваша светлость, мне все-таки очень не хочется, чтобы вы обо мне думали непонятно что!

Я пожал плечами.

– Непонятно, что?

– Вот-вот, – сказала она шепотом, но с жаром, – сами говорите, что вам все понятно! А вам как раз непонятно!

– Возможно, – согласился я. – Но я как-то и не собираюсь понимать. Это ваше личное с бароном пространство, я влезать в него не собираюсь, так как это не добавит абсолютно ничего к собираемости налогов, укреплению дисциплины труда и вассальной верности.

Она прошипела рассерженно:

– А вот мне не все равно, что про меня думают! Я с бароном вовсе не для того, чтобы… то, что вы думаете. Я в самом деле владею оружием и могу сразиться…

Я поморщился.

– Ты женщина, дорогой Джон. Может быть, даже леди.

– И что? – спросила она с вызовом.

На языке вертелось привычное «…и этим ты права», но ответил честно:

– Значит, ты должна сидеть дома. Даже не знаю, чем занимаются благородные дамы, кроме сплетен, но… сидят там. А в окна машут платочками. Иногда роняют. Простолюдинки хоть стирают, убирают дом, варят обеды… а ты…

Она прервала жарким шепотом:

– Я знаю, такова судьба женщин! Но мой отец убит, и вся семья погибла. Я одна, кто уцелел. Потому теперь я – глава рода. И на мне лежит о нем забота. Потому буду делать то, что делают мужчины, так как мужчин в моем роду не осталось.

Я проговорил, отводя взгляд:

– Но ты не можешь сесть на коня, взять меч и помчаться мстить врагу! Это время придет нескоро, а басни про амазонок придумали мечтательные мужчины… Если мстить, то мсти по-женски.

– Как?

Я в затруднении пожал плечами.

– Откуда я знаю? Нелепо даже такое спрашивать у самца. Сплетнями, намеками, интригами… Давай твою месть разделим на две части. Ты будешь вредить интригами, а я – мечом. При умелом сочетании это даст эффекта больше, чем если бы мы оба понеслись вперед с обнаженным оружием.

Она смотрела обрадованно, но в удивлении.

– Мы? Ваша светлость, вы готовы мне помочь? Но что вы возжелаете за помощь?

Я покачал головой:

– Ничего.

Ее глаза сузились, лицо приняло неприятное выражение.

– Так не бывает. Значит, хотите чего-то большего, чем я не смогу поступиться.

Я выставил перед собой ладони.

– Успокойся, успокойся. Скажем так, у герцога Вельденского… это я, слыхала?.. твердые обязанности поддерживать мир и справедливость в этом отдельно взятом регионе… остальные пока хоть синим пламенем гори. Еще я должен вершить честный суд и карать виновных. Не сомневаюсь, что с твоей семьей поступили несправедливо. Но я сперва должен узнать все детали, чтобы наказание было ровно таким, которое соответствует вине. Ты же сама понимаешь, как это будет несправедливо, если человека, приговоренного к повешению, вдруг казнят усекновением головы?.. Или утоплением, когда по нашим гуманным и справедливым законам нужно сжечь на костре?.. К тому же сперва надо четко определить, жечь на быстром огне или медленном… Пойми, как герцог я должен быть справедливым и точным в поступках и решениях.

Она сопела рассерженно, я видел по ее лицу, что для нее все просто, мысленно погладил себя по голове: какой же я умница, сложный и многогранный, вижу под разными углами и аспектами, прям как стрекоза какая с ее фасеточным зрением.

– Идите, леди, – велел я милостиво, но твердо, – моя светлость все берет под свой державный контроль. Христос вообще объявил, что лично отомстит за всех, потому никто никому самолично вендетту объявлять не должен.

Она буркнула:

– Как же он отомстит?

Я пожал плечами:

– Не знаю. Как-то по-своему. К примеру, даст много денег, виновный сопьется и помрет от белой горячки. Или утопнет в бочке во время купания. Или захлебнется в блевотине, простите за грубость, как великий вождь укров Аттила… Идите, идите!

Она ушла, хмурая и все еще не убежденная, но женщин пока еще никто в мире не убедил, что вообще-то неважно, мне убеждения их как-то лесом, послушание и выполнение намного важнее.

Глава 11

После ужина все разбрелись по спальным местам, я поднялся в свою каморку, постоял у окна. Далеко в ночи страшно полыхает космато-красным, длинные языки рвутся в небо, исчезают и возникают, а внизу за черными двухмерными скалами, подсвечивая верхушки, нечто дикое трещит, грохочет, сотрясает землю.

Когда мчишься верхом при слепящем солнце, такое не замечаешь, а стук копыт заглушает любой далекий грохот, подземные толчки тоже не ощутить при скачке, но сейчас в ночи страшновато смотреть на пугающе-лиловое небо вокруг жуткого пожара и слушать звуки неумолкающего подземного процесса. Тучи снизу словно поджаренные оладьи, рыхлые, бесформенные, с багровой корочкой, а дым поднимается черный и похожий на злого дракона.

Еще в дороге граф Гатер буднично сообщил, что к таким мелочам привыкли, это как дождь с градом, что прошел мимо. Я наконец лег, закинув одну руку за голову, а другую опустил с кровати и почесывал громадную голову Бобика, что довольно сопел и приподнимал башку, а потом перевернулся на спину и подставил пузо.