Новый человек в городе - Жорж Сименон

— Конечно, конечно.

— Если где-нибудь дурно пахнет, он сразу чует.

— Очень приятное занятие!

— Не смейся, Джулия. Это объясняет, почему людям всегда при нем не по себе.

— Тебе тоже?

— Это объясняет и другое — его влияние на мальчишек, которым хочется, чтобы их боялись.

Джулия закутала мужа в одеяло по самую шею, прикрыла краем рот, унесла пустой графин из-под лимонада, дала детям, вернувшимся из школы, по комиксу и усадила их за кухонный стол.

— Только не шумите. Отец спит.

Все было так просто, пока по их кварталу, выбрасывая левую ногу вбок, глотая пилюли и тщательно закрывая за собой двери, словно в них вот-вот ввалится сам дьявол, не зашнырял этот человек.

Нет, лучше выкинуть его из головы — добром это не кончится. Стакан пива? Пожалуйста. Вот это — наша забота. С вас двадцать пять центов. Здравствуйте. До свидания.

Он наделает глупостей, если не уймется. Кэнкеннен его не удержит — не тот Боб человек. Напротив! Он богат, настолько богат, что, по слухам, такого состояния даже в Бостоне ни у кого нет. Ему можно жить на свой лад, не как другие, потешаться над политиками и бесить светских старух: они все с ним в каком-нибудь родстве, все — его тетки или кузины.

— Алло?.. Нет, это Джулия… Да, его жена. Он лежит с простудой. Кто это говорит?

Имя она не расслышала. Вызывали, видимо, издалека.

Потом трубку повесили.

— Кто это?

— Не знаю. Наверно, ошиблись номером.

— Но ты же ответила, что я лежу. Я сам слышал.

— Верно, ляпнула наобум. Тут разговор и прервался.

Может быть, позвонят снова?

— Вызвали из города?

— Не знаю. Слышно было плохо.

— Может быть, Луиджи?

— Не думаю, что Луиджи станет тебе звонить каждый день по междугородному из-за дела, которое его не касается.

Звонок не давал Чарли покоя. Бармен насторожился.

Часы шли, но вызов не повторялся. Дети пообедали, потом их отправили спать, и они поочередно прокричали из коридора:

— Спокойной ночи, папа!

— Спокойной ночи, Софи… Спокойной ночи, Джон…

Спокойной ночи, Марта…

Почему не звонят? Почему повесили трубку, услышав голос Джулии?

— Он внизу?

— С четверть часа.

— Что делает?

— Спорит с шерифом.

— Кеннет вернулся?

— Только что вошел. Уверяет, что все спокойно. Ни сегодня, ни в ближайшие дни ничего не случится, а пистолеты наверняка украли ребята, приехавшие из Кале.

— Не правда, и Брукс это знает.

— Почему не правда?

— Потому что люди из Кале не нашли бы вентиляционное отверстие и не догадались бы, что в лавке есть стремянка, с помощью которой можно вылезти обратно.

— Пожалуй. Я повторяю что слышала.

— А он что?

— Я не могла все время прислушиваться. По-моему, сказал то же, что ты, потом заговорил об аллейке.

— Они оба все еще в баре?

— Видимо, да, если только не ушли после того, как я поднялась к тебе.

— Кто платит?

— Угощает Уорд.

— Спустись, послушай и возвращайся. Попробуй все запомнить.

Вернулась Джулия минут через пятнадцать, но почти ничего не разузнала.

— Кеннет ушел, не успела я появиться. Я слышала, как он поддакнул: «Похоже, неглупая мысль. Мы всегда думаем о ком попало, только не о тех, кто самые отчаянные. — И уже взявшись за ручку двери, добавил:

— В любом случае это дело местной полиции. Конечно, увижу начальника — поговорю. Но мои полномочия начинаются за чертой города».

— А он?

— Что — он? Сидит себе на своем табурете, а в зале кроме него одна Аврора: только что вошла и нарочно устроилась у другого конца стойки.

— Слышишь? Вроде бы телефон?

— Нет.

— Спустись побыстрее, иначе он возьмет и сам ответит. Такой и на это способен.

— Вернусь — поставлю тебе горчичники, Чарли. Предупреждаю заранее: приготовься.

Она даже не пожаловалась, что за день ей пришлось раз двадцать подниматься на второй этаж.

Глава 9

Чарли пролежал целых трое суток, и все это время только Джулия связывала его с внешним миром. На второй день ему стало так худо, что он перестал думать о происходящем вокруг. Лицо у него побагровело, волосы на лбу слиплись, дышал он с хрипом, и когда часа в четыре дня Джулия вторично вызвала врача, тот сделал больному укол пенициллина.

Но даже в таком состоянии бармен не мог отделаться от мыслей о Джастине Уорде и в своих кошмарах отчаянно боролся с ним, хотя, очнувшись и все еще задыхаясь, с трудом вспоминал, что же ему снилось. Вечером он вновь попробовал выспросить Джулию, кто был днем в баре и о чем шел разговор. Но она вкатила мужу солидную дозу прописанного врачом снотворного, и он мирно проспал до утра.

Проснулся Чарли, весь обросший полудюймовой черно-седой щетиной и чувствуя сильную слабость. В девять утра врач вторично ввел ему пенициллин и объявил, что этого, вероятно, хватит; а когда бармен осведомился, что слышно в городе, доктор, естественно, заговорил о своем:

— Эпидемия не то что не убывает — усиливается. Сегодня утром у меня шестьдесят визитов. А тут еще дождь — значит, станет хуже.

Крыши за окном опять почернели, по стеклам катились светлые капли, и в водосточных трубах, не смолкая, журчала вода.

— Предупреждаю, Джулия: не будешь подниматься сюда почаще и все мне рассказывать — оденусь и сам спущусь.

— Что ты хочешь узнать?

— Он появляется?

— Приходит в обычные часы — не реже, не чаще.

Каждый раз интересуется, как ты. Когда утром от тебя выходил врач — подошел к нему с расспросами.

— В городе ничего не произошло?

— Ты имеешь в виду то, чего опасались после кражи пистолетов? Нет. Я видела Кеннета. Он сказал, полиция продолжает патрулировать. Кстати, нынче утром я кое-что узнала, только вот забыла — от кого. Погоди-ка… Он еще заезжал насчет скачек и мотор не выключил.

— Рейнсли.

— Кажется, уже второй вечер подряд, часов в шесть, жена Майка с детьми навещает мужа. Придет на пустырь позади тюрьмы, смотрит на Юго за решеткой и лопочет с ним по-своему.

Чарли знал этот пустырь. Окруженный глухими задними стенами домов, он служил автомобильной стоянкой и по вечерам был безлюден. Окна тюрьмы располагались высоко над землей, но при включенном освещении можно было разглядеть, что происходит в камерах. Жены и друзья арестованных приходили туда и переговаривались с ними издалека.

Чарли удивляло, как додумалась до этого жена Майка, не знавшая города и не бывавшая в нем. Он представлял себе эту картину: холодным вечером, подгоняемая инстинктом и таща с собой малышей, она пересекает район кожевенного завода и минует добрый кусок Главной улицы под рождественские гимны, доносящиеся из всех магазинов, витрины которых, разумеется, кажутся ей сказочно богатыми.

Юго едва различает своих домочадцев на темном пустыре, разговор наверняка то и дело прерывается: сказать им нечего, и они довольствуются тем, что сосредоточенно смотрят друг на друга.

— Что в бильярдной?

— Вчера, часа в три дня, туда зашел полицейский и выставил двух старшеклассников, которым полагалось быть в школе.

— Кэнкеннен не звонил?

— Зашел вчера перед самым закрытием. Огорчился, что тебя не застал. Уверяет, что теперь, когда ты нарушил его затворничество, он никак не соберется с духом снова залечь.

— Выпил много?

— С полдюжины больших рюмок коньяку. Потом завелся с Уордом.

— Из-за чего?

— Из-за сквозняков. Привычка Уорда постоянно ходить и закрывать дверь действует ему на нервы. Он напустился на Джастина, и оба давай перекидываться фразами, которые я не всегда понимала. Остальные смеялись. Верх У орд, по-моему, не взял, но не сдался и свое досидел. Кстати, Мейбл уехала. Похоже, решила в конце концов провести праздники у матери в Вермонте.

Необходимость узнавать такие вещи из вторых рук портила Чарли настроение, и он слегка злился на Джулию, почему она так нелюбопытна и, главное, не придает значения деталям.

— Ты не разузнала, кто звонил позавчера? Больше меня не вызывали?

— У меня был разговор с Кале: твой приятель недоумевает, почему ты не сообщаешь о ставках. Я ответила, что ты слег, а я в скачках ничего не смыслю. Думаю, кстати, что звонил тогда именно он.

— Почему ты так думаешь?

— Он сказал, что пытался связаться с тобой.

Это было только предположение, но Чарли все равно расстроился. Ему не терпелось вернуться в бар, но он сознавал, что должен полежать самое меньшее еще сутки.

Около одиннадцати он поднялся в надежде побриться, но ощутил такую слабость, что подчинился жене и снова лег.

Чарли не забыл о подарке для Джулии и решил, что купит ей золотой браслет. Напрасно она убавляла громкость радио — он все равно слышал передававшиеся с утра до вечера рождественские песнопения. На Среднем Западе свирепствует снежная буря, сообщал диктор. Как и каждый год в это время, на дорогах пробки из сотен машин. Два трансконтинентальных экспресса застряли на полустанках.

О пистолете Чарли узнал под вечер: новость принес Саундерс, в свою очередь вытянувший ее из знакомого полицейского. Утром начальник полиции получил по почте картонную коробку с напечатанным на машинке адресом; в ней лежал один из украденных у Гольдмана пистолетов вместе с пачкой патронов.