Ренессанс Русского балета - Жан-Пьер Пастори
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что касается «Жар-птицы», то оркестровая яма достаточно велика, чтобы вместить все необходимые инструменты. Игорь Стравинский уже увереннее держится за пультом. А главное – пользуется плодами подготовительной работы, проделанной Ансерме. Как мы видели, водуазский дирижер, вопреки предварительным договоренностям, не может остаться в Париже и дирижировать спектаклем. Тем не менее он соглашается провести репетиции в среду 22-го и в четверг 23 декабря. Озабоченный весьма низким качеством оркестра, он считает нужным предупредить Стравинского: «Ситуация для вас трудная, оркестр посредственный, репетиций недостаточно»[213]. За пультом его сменяет Рене-Батон.
Утром в субботу, 25 декабря, Ансерме садится в поезд до Бордо и в тот же вечер отплывает на борту «Турени».
Обычно поездка по морю занимает неделю. Однако из-за шторма она продлится на четыре для больше, к великому огорчению музыканта, спешащего познакомиться с оркестром, с которым ему предстоит работать на протяжении четырех месяцев. Он слегка обеспокоен: «Судя по тому, что я видел на корабле, американцы не говорят обо мне ничего хорошего»[214].
Такой распорядок работы навязал ему Генри Рассел, в свое время основавший бостонскую Оперу, а ныне представляющий «Мет». Рассел находится в Париже и следит за приготовлениями. Его задача тоже нелегка. Дягилев задает ему жару. 23 декабря, ссылаясь на некую сумму, якобы не полученную из России, он извещает Рассела, что если в тот же день, самое позднее к 16 часам, ему не выплатят 8000 франков, то «труппа 1 января в Америку не уедет»[215].
Несмотря на авансы, поступившие из «Метрополитен-опера компани», у Дягилева нож приставлен к горлу. В начале декабря дом Мари Мюэль уведомил его, что ни одного костюма он без предварительной оплаты из мастерской не получит. Видимо, терпение Мари Мюэль лопнуло: ей надоели просроченные, но так и не погашенные вексели Дягилева.
На Рождество Рассел вынужден просить Нью-Йорк о выделении нового аванса в размере 40 000 франков. Из этой суммы 15 000 должны быть немедленно выплачены Мари Мюэль за поставку костюмов по эскизам Бакста к «Шехерезаде», «Спящей красавице» и «Жар-птице». Поскольку руководство «Русского балета» явно не в состоянии оплатить еще и аренду четырех лондонских складов, где хранятся декорации и костюмы, Рассел разбирается и с этой проблемой.
Дягилев и Мясин по прибытии в Нью-Йорк (в Америке фото будет напечатано с подписью: «Мистер Дягилев и его слуга»!)
24 декабря он излагает сложившуюся ситуацию в письме к Джону Брауну, своему нью-йоркскому начальнику. Помимо содержимого вышеуказанных складов, в Бордо для погрузки на судно должен прибыть реквизит из Лозанны и Женевы. Но невозможно сказать, прибудет ли он вовремя и удастся ли доставить его на борт «Лафайета» – пакетбота, на котором 1 января разместится вся труппа.
«Г-н Ансерме объяснит вам, с какой путаницей и с какими трудностями мне приходится сталкиваться, – пишет Генри Рассел. – По-моему, когда Балет наконец снимется с якоря, я завалюсь спать на неделю»[216]. То же чувство в свой черед испытает и Джон Браун, «бизнес-менеджер» «Мет», после прибытия антрепризы в Нью-Йорк: «Я никогда не встречал более беспорядочного конгломерата, чем сотрудники Дягилева»[217]. Быть может, то, что он пережил с «Русским балетом», навсегда отвратило его от мира сцены? Спустя несколько месяцев Браун покидает «Мет» и переходит в нью-йоркское отделение компании «Пежо»!
Отто Кану и его штабу не терпится узнать, какой прием оказала «Русскому балету» парижская публика. В этом отношении Рассел может их успокоить. В самом деле, успех утренника, состоявшегося в холодную, пасмурную погоду на 513-й день войны, превосходит все ожидания. Кассовые сборы достигают 126 000 франков – рекордная сумма! И чествуют не только труппу: в частности, Баксту устроили настоящую овацию.
Мисс Друиден, парижская подруга Уильяма Гуэрда, в ответ на просьбу высказать свое мнение о художественных достоинствах спектакля, шлет следующую телеграмму: «Новые танцовщики столь же превосходны, как и прежние. Мужчины лучше женщин. Выделяются Мясин и Больм. Лучшая балерина – Маклецова, еще Чернышева. Новизна «Полуночного солнца» произвела сильное впечатление (…) Фантастический успех у света»[218].
В Нью-Йорке все-таки сомневаются. До сих пор вся реклама строилась на именах Нижинского и Карсавиной. Но когда «Лафайет» снимается с якоря, ни того, ни другой на борту нет.
Напрасно Дягилев ссылается на то, что и без «звезд» билеты на гала-концерты в Женеве и Париже были распроданы за несколько дней до спектакля[219]: Кана это не убеждает. К тому же показатели кассовой выручки сразу понижаются. «С самого начала выступлений, – напишет Ансерме спустя несколько недель, – нас стали упрекать в отсутствии звезд. «No stars!», – и тыкали нам в нос Мордкина и Павлову»[220], двух звезд первой величины, снискавших огромный успех в Соединенных Штатах во время первого их турне в 1910 году.
Еще один повод для беспокойства: Лидия Лопухова не подает признаков жизни. Эта петербургская балерина присоединилась к Дягилеву пять лет назад. Ей доводилось заменять Карсавину в «Карнавале» и «Жар-птице». Теперь она живет в США. Дягилев хочет, чтобы она срочно подтвердила свое участие в американском турне. В начале января он телеграфирует Брауну: «Лопухова не отвечает. Если вы ее еще не ангажировали, прошу забронировать для нее место»[221].
Эта задержка вполне может показаться легкомыслием, и по ту сторону Атлантики ее не одобряют: «Г-н Дягилев не понимает условий, которые действуют в этой стране»[222]. При цене билета в 5 долларов подобное турне, по американским критериям, требует участия «имен» иного уровня, нежели Лопухова. Тем не менее балерина в конечном счете появится и с радостью займет свое место в труппе, к большому огорчению Маклецовой, которой теперь придется делить с ней роли.
Соперничеству двух танцовщиц, к которому добавились еще и денежные запросы Маклецовой – лишних 150 долларов за спектакль, – будет жестко положен конец. В бостонском Театре Дягилев на глазах у всей труппы выгонит Маклецову вместе с сопровождающей ее несносной мамашей. Что, впрочем, будет стоить ему судебного иска из-за незаконного расторжения контракта.
Энрико Чеккетти (в центре) с несколькими солистами Русского балета. Во втором ряду, за ним – балетмейстер Сергей Григорьев
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});