Пробуждение Посейдона - Аластер Рейнольдс

- Машины хорошо поработали надо мной, - сказал он, обезоруживая их любопытство. - Подозреваю, что они могли бы вообще избежать шрамов, но они оставили мне несколько в качестве напоминания о том, что я пережил - не как жестокость, а чтобы помочь мне психологически адаптироваться. Учитывая, что у них было на удивление мало опыта обращения с человеческими телами, я не думаю, что они справились слишком плохо, не так ли?

- Мы слышали, что ты умер, - сказал Тизнит, весь в бакенбардах и маслянисто-белом меху.

- На меня упал космический корабль. Это испортило бы настроение любому человеку.

К тому времени, как прибыл Кану, Вуга закончил свою работу. Они встретились в частной плавательной камере - башенке в форме пузыря высоко в верхней части морского берега.

- Судя по уликам, они очень хорошо собрали тебя воедино. Ни у кого на Земле больше нет таких хирургических способностей, ты понимаешь? Даже у нас. Если бы ты получил подобную травму здесь, мы бы уже скормили тебя рыбам.

- Полагаю, это делает меня их должником.

- Так вот как ты себя чувствуешь - в долгу?

- По большей части, я просто благодарен за то, что остался жив. В более циничные моменты я говорю себе, что роботы тоже неплохо справились с этим. Они взялись за человеческую тему - разобрали меня на части, как паззл, и снова собрали воедино. Мы пытались помешать им наложить лапы на трупы, а я дал им один бесплатно!

Вуга внимательно оглядел его. - Проблема, Кану, в том, что ты не прирожденный циник. Ты не особенно хорошо переносишь горечь или недоверие.

- Возможно, я меняюсь.

- Никто не мог бы винить тебя после того, что ты пережил. Что касается меня, то я рад, что роботы совершили одно доброе дело, независимо от их более глубоких мотивов. Ты был в курсе новостей с тех пор, как покинул посольство? На Марсе неспокойно - ваши бывшие друзья ведут себя вызывающе. Сторонники жесткой линии Консолидации хотят решительного ответа, и, честно говоря, я их не виню. Бесполезно просто сбивать машины, когда они пытаются выйти в космос.

Кану улыбнулся, хотя и почувствовал кислинку в животе. - Итак, теперь мы одобряем политику Консолидации, не так ли? Здесь изменилось больше, чем я предполагал.

- Наша позиция против роботов так же стара, как и само движение, Кану - мне не нужно напоминать тебе об этом.

После теплого приема ему меньше всего хотелось спорить с Вугой. - Линь Вэй нашла бы их изумительными. Она бы хотела обнять их, разделить с ними будущее.

- Поздновато для несбыточных мечтаний. У нас был шанс, но мы его упустили. Настали времена после Механизма, Кану - мы используем лучшее из того, что у нас есть, и печально бродим по руинам того, что когда-то могло быть. - Но через мгновение Вуга добавил: - Я знаю - мы все должны стараться быть позитивными. Здесь всегда найдется место для тебя. Те изменения, которые ты отменил, - это тривиальный вопрос, чтобы восстановить их. Ты должен присоединиться к нам, полностью окунуться в океан. Оставь все эти марсианские дела позади, как дурной сон.

- Я бы хотел, чтобы все так и было, - сказал Кану.

- Мы можем что-нибудь сделать для тебя за это время?

- Я подумал, что мог бы заглянуть к Левиафану, если вас это не слишком затруднит.

- Затруднит? Нет, вовсе нет. - Но голос Вуги звучал неуверенно.

- Что это? - спросил я.

- Ничего. Я все устрою. Он будет очень рад снова тебя увидеть.

Логово великого кракена находилось в глубоких водах Индийского океана, примерно в тысяче километров к югу от побережья. Они отправились в путь на серповидном летательном аппарате, флаере Панов, почти таком же старом, как аэролет, который привез Кану из Мирбата, но больше и быстрее.

Вуга и дюжина других высокопоставленных персон пришли прокатиться, и все отлично провели время. Они провели в океане так много своей жизни, что им было в новинку видеть его сверху, снаружи, и все метались от окна к окну, вытаращив глаза на какую-то чрезвычайно тонкую границу цвета и течения. Однажды они миновали плотно закрученный клубок рыб, вращающихся по спирали вокруг какого-то невидимого гравитационного фокуса, как звезды в центре галактики. Было трудно не воспринимать косяк как единую живую единицу, целеустремленную и организованную, обманывающую местные градиенты энтропии. Кану ощутил дрожь чуждого восприятия, как будто он тоже на мгновение увидел органическую жизнь извне, во всей ее чудесной странности.

Жизнь действительно очень странная штука, размышлял он, когда по-настоящему задумываешься об этом.

Но затем они снова двинулись в путь, над рифами и небольшими морскими побережьями, над клиперами, шхунами и стаями дельфинов, а затем прямо под поверхностью появилась темнота, чернильная туманность на фоне бирюзы.

- Левиафан, - сказал Вуга.

Они замедлили ход и зависли над кракеном. Он был размером с подводную лодку. За годы, прошедшие с тех пор, как Кану в последний раз проводил время с Левиафаном, кракен легко увеличился в размерах вдвое.

- Кто с ним сейчас работает?

- Ты был последним, Кану, - сказал Вуга, как будто это было что-то, что он должен был запомнить. - Потребность в строительных кракенах значительно снизилась по сравнению с прежними временами. Большинство из них выгоняли на пастбище, пока они не умирали от старости. Некоторые живут дольше, чем другие. Мы стараемся занять Левиафана соответствующим образом.

Кану обнаружил способности к кракенам-строителям вскоре после того, как присоединился к морскому народу. Были некоторые, кто находил генетически и кибернетически дополненные существа пугающими, но Кану быстро преодолел свои опасения. На самом деле, огромные и могучие животные были нежными, услужливыми и любили человеческое общение - во многих отношениях глубоководные слоны.

Наиболее искусные партнеры работали со своими кракенами так тесно, что установилась почти эмпатическая связь: кракен реагировал на малейшие жестовые команды, а партнер, в свою очередь, с пониманием относился к собственным фигуративным и визуальным каналам коммуникации кракена. Кану и Левиафан установили одну из самых продуктивных и длительных связей для любой подобной пары.

Но шли годы, и эскалатор власти вознес его на вершину Панспермийской инициативы, а затем на Марс, и он так и не нашел времени расспросить о Левиафане. Даже минуты или двух не потребовалось бы, чтобы сформулировать запрос и передать его обратно Вуге.

Сейчас было уже слишком поздно что-либо исправлять.