Водители - Анатолий Рыбаков

Остается счетовод, выдавший ему несколько фиктивных счетов, – но ведь об этом не знает ни одна живая душа. Даже самому счетоводу не известны ни фамилия Вертилина, ни организация, которую он представляет. На счетах обозначена только сумма, стоят печать и подпись, все остальное вписал сам Вертилин. Да и кто может раскопать этого счетовода из Курунлинского района?

Какое обвинение могут предъявить ему?

Шагая по своему номеру, Вертилин обдумывал все снова и снова. Нет, ничего за ним нет! Но зачем же его вызывают в Госконтроль? Госконтроль! Он знает, что это такое, зря туда не вызовут!

Вертилин хотел сейчас же идти на улицу Либкнехта, но было поздно. Он с тоской думал о предстоящей ночи.

Надев макинтош, он вышел на улицу. Его тянуло туда, куда ему предстояло завтра явиться. Он дошел до улицы Либкнехта и пошел по нечетной стороне домов, вглядываясь в противоположные… Двадцать… Восемнадцать… Четырнадцать… Десять… Вот номер шесть! Небольшой двухэтажный домик. В окнах, затянутых белыми занавесками, горел свет. Из подъезда вышел человек с портфелем. Вертилин отвернулся: может быть, это вызвавший его сотрудник?! Ему показалось, что человек подозрительно посмотрел на него. Дернул его черт отправиться сюда!

Он медленно возвращался в гостиницу. Теплый вечер шумел на улицах, в саду гремела музыка, красивые девушки шли навстречу. Неужели он лишится всего этого?! Только бы все сошло благополучно, черт с ней, с комбинацией, он тоже хочет жить. Его тревожил каждый взгляд, ему казалось, что все на него смотрят.

Вертилин пришел в гостиницу, снял макинтош и тоскливо осмотрел свой номер. Две койки, стандартный письменный стол, графин без пробки и без воды, шкаф с неплотно прилегающей дверцей.

Он почувствовал неприятную пустоту в желудке, вспомнил, что не обедал сегодня, спустился в ресторан, выпил полстакана водки, запил пивом, потом много и жадно ел, утоляя неожиданный, болезненный приступ голода.

На короткое время им овладел хмель. Все в конце концов ерунда! Нервы, нервы, вот что не в порядке, поддался панике. Мало у Полякова и у Масленникова своих забот, станут они еще с ним канителиться! Если бы что-нибудь случилось со счетоводом, разве дело попало бы в Госконтроль? Этим занялись бы следственные органы! А Госконтроль – что? Финансовые ревизии, проверки хозяйственной деятельности…

Но опьянение быстро прошло, и мысли, одна тревожнее другой, снова овладели им.

Он лежал в постели и не мог уснуть. Что, если счетовод арестован? Может быть, именно сейчас он рассказывает о нем. Максимов подтвердит, что Вертилин приезжал к счетоводу. Да и зачем свидетели? Ведь он уже отослал в Москву фиктивные счета, достаточно их проверить – и он попался. Максимов наперечет знает шоферов «левых» машин, с которыми имел дело Вертилин, особенно с касиловской базы. Поляков его прижмет, он все расскажет, а тут и Масленников. Если все соберется в одни узел, тогда – катастрофа.

Вертилин напряженно прислушивается к ночной тишине. На лестнице – шаги, медленные, четкие: они становятся все громче; человек подымается выше; вот он идет по коридору, мягко, точно крадучись, ступая по ковру, все ближе и ближе к двери его комнаты. Вертилин напрягает слух, он слышит мерные, тошнотные удары своего сердца. Затем шаги становятся все глуше и наконец замирают. Раздается звяканье ключа в замке, скрип открываемой двери – и все стихает.

Вертилин положил руку на сердце и лежал, широко открыв пустые, мутные, как после изнурительного бега, глаза. Он устал; стареет, слабеет; сердце останавливается, нужно лечиться, ехать в Кисловодск, погрузиться в нарзанную ванну, любоваться облепившими тело пузырьками и не думать ни о Госконтроле, ни о фиктивных счетах, шутить, смеяться, ухаживать за женщинами… Если с ним что-нибудь случится, он не перенесет этого.

Снизу, из вестибюля, донесся дребезжащий звон часов. Один удар! Сколько это: час, половина второго или половина третьего? Он включил настольную лампу и посмотрел на часы. Боже мой, еще только половина двенадцатого! Он потушил свет и снова вытянулся на постели, прислушиваясь к тишине ночи, каждый звук тревожным ударом отдается в сердце.

Вертилин забылся под утро и, когда встал, увидел в зеркале свое лицо, осунувшееся, небритое, мешки под глазами.

Сидя в кресле парикмахерской, он вспомнил ночь, приступы сердечной боли, и страх, что приступ сейчас здесь повторится, охватил его. У него закружилась голова, во рту стало пусто, ему казалось, что сердце вот-вот остановится. Он судорожно вцепился в ручки кресла. Если с ним случится обморок, то парикмахер порежет его. На мгновение он зажмурился. Мастер, отведя бритву в сторону, удивленно посмотрел на него. Вертилин глубоко вздохнул и открыл глаза.

Он расплатился и еще долго сидел в прихожей, прислушиваясь к медленным ударам сердца. Плохо дело! Он пошел к двери шаткой походкой, и ему опять казалось, что все на него смотрят.

Вернувшись в номер, он прилег на диван, сразу задремал и, когда очнулся, почувствовал себя лучше.

По дороге на улицу Либкнехта он зашел на почту и составил текст телеграммы с требованием немедленно прислать автоколонну. Однако не послал ее, а, аккуратно сложив, сунул в бумажник: в случае чего, он ее покажет, а вызвать колонну он всегда успеет, надо еще выручить затраченные деньги.

Однако Вертилину не понадобилось предъявлять телеграмму. Разговор принял оборот, которого он ожидал меньше всего.

В каком-то гараже незаконно приобрели материалы. При расследовании выяснилось, что гараж получил от Вертилина наличные деньги. Это обстоятельство и хотела уточнить вызвавшая Вертилина женщина, контролер.

Вот оно что! Да, было такое дело, но он платил в кассу, у него есть квитанции. Конечно, он не имел права платить наличными, но оказались свободные деньги, предназначенные для других целей, – он рассчитался. Он поступил не совсем правильно, но не виноват же он в том, что гараж их незаконно израсходовал. Они расходовали, пусть отвечают.

– Вы еще с кем-нибудь рассчитывались наличными суммами?

– Не помню, – небрежно ответил Вертилин. Теперь, когда он убедился, что дело не в счетоводе и не в Масленникове, он овладел собой.

– Все же? – настаивала женщина.

– Как вам сказать… – Он нарочно тянул, надеясь выяснить, знает ли она о других гаражах. – В основном меня обслуживают автобаза и колхозы, с ними расчеты только через банк. А так, наличными, – может быть, только случайно.

Он понял свою ошибку, но было уже поздно. На листочке бумаги женщина записала автобазу и спросила, какие колхозы ему возили. Вертилин назвал все, кроме «Новой зари».

– Все же, с кем вы еще рассчитывались наличными суммами? – снова спросила она.

– Право, не помню, – с искренней улыбкой ответил Вертилин. – Да вот как-то раз возили машины Облпотребсоюза, с ними тоже как будто произведен наличный расчет.

Она записала и этот гараж и отпустила Вертилина, предупредив, что при повторном расчете наличными будет назначена ревизия.

Вертилин ушел от инспектора с сознанием того, что страхи его оказались напрасными, но комбинация сорвалась. Он был достаточно опытен и слишком осторожен, чтобы не понимать этого. Само по себе дело с расчетом наличными не страшно, оно опасно как повод им заинтересоваться.

Несколько успокоенный, он подвел итоги. Он лишился машин автобазы, случайных машин, а теперь, когда отпала возможность платить наличными, то и ведомственных. Он лишился транспорта колхозов.

Вертилин пошел на почту и отправил телеграмму, написанную утром. Все кончено! Он облегченно вздохнул: теперь у него развязаны руки и он может спокойно заметать следы.

Нужно действовать быстро и решительно. По какому-то роковому стечению обстоятельств он выплыл на поверхность, его заметили, его подозревают. Ни на чем не попался, но люди не прошли мимо мелочей, с виду неприметных.

Прежде всего счетовод: он обещал сегодня быть в банке. Вертилин терпеливо прождал полтора часа, наконец увидел маленькую фигурку этого человека, пробиравшегося к четвертой кассе. Значит, жив, здоров! Но чувство облегчения сейчас же сменилось у Вертилина острым чувством ненависти. Вот единственная улика против него! От этого пьяного ничтожества зависит его жизнь!

Остается Поляков. Что тот о нем знает, какие предпринял шаги? Что ему рассказали Максимов и Масленников? Конечно, можно не являться ни в трест, ни на автобазу, все кончить с ними, и его забудут? Но Поляков из тех людей, которые ничего не забывают. Значит, необходимо опередить его.

Вертилин снова обрел всю свою энергию. Нет, не этим людям с ним справиться! Он ненавидел Полякова. За то, что сорвалась так тщательно продуманная операция, за эту жуткую ночь, за пережитые страхи. Поляков с первого дня мешал ему, заставил потерять столько времени, выбил из колеи, спутал карты, лишил его не только своих машин, но и случайных, повлиял на Масленникова, а через него и на другие колхозы. Если Полякову позвонит контролер, он расскажет и про лишние рейсы, и про «левые» машины, и о попытке получить у Масленникова фиктивный счет, он из тех людей, которым до всего есть дело.