Светская дурь - Бен Элтон

– Держите меня шестеро, Гите, ты говоришь как какая-нибудь старуха, которая читает «Ньюс оф зе Уорлд». Конечно, наркотики могут тебя затянуть по самое не хочу, но только если у тебя нет мозгов. Если употреблять их правильно, вовсе нет необходимости становиться жертвой…

– Томми, я не говорю о вреде, который наркотик приносит тем, кто его употребляет.

– А о чем?

– Послушай, милый, я родом из страны, которая последние десять лет пребывала в каменном веке. Почему, как ты думаешь, мне не насрать на то, сколько маленьких английских мальчиков и девочек будут кайфовать на полную? И если несколько из них передохнут и подохнут в канаве, какая разница? Лично мне никакой.

– Очаровательно.

– Я знаю деревушки, где всех до единой женщин изнасиловали, и не один раз, а снова и снова. Большинство из них постарше меня, но встречаются и маленькие девочки.

– Ладно, понятно, спокойно, отлично, справедливо, это ужасно и всё такое, просто кошмар, я врубился. В смысле, да, конечно, спора нет, но как вся эта боснийская хрень связана с наркотиками?

– Позволь мне задать тебе вопрос, Томми. Сколько, по-твоему, в Лондоне работает хорватских шлюх?

– Откуда я знаю? Я знаю только одну, но мне и одной достаточно, детка.

– А в Париже, Берлине, Брюсселе, Риме и так далее?

– Без понятия. Но я не думаю, что они все такие же сладенькие, как и ты.

– Я зарабатываю много денег. Когда у тебя много денег, легче выглядеть хорошо.

– Эй, не занижай себе цену. Ты другая. Высокого полета.

– Да, в этом ты прав, Томми. Я другая, это точно. Отличаюсь от всех других хорватских шлюх, а дело все в том, что у меня паспорт по-прежнему при себе.

– Правда?

– Томми, у них забирают паспорта, стирают их личности, даже имена и запирают в борделях.

Было очевидно, что Томми пытается сосредоточиться. Он не планировал вести таких разговоров, когда подозвал Гиту к машине, уезжая из «Сперминтрино».

– Что? То есть кто-то пытался проделать такое с тобой? Если у тебя неприятности, или типа того, я могу…

– У меня нет неприятностей, Томми. Я товар другого класса. У меня было образование. Раньше моя семья была богата, пока война не уничтожила всех нас. Ты правильно сказал: я высокого полета. Когда мне было пятнадцать, я уже год прожила в Париже. Я собиралась стать профессиональным лингвистом.

– Ну да, язычок у тебя очень неплох, детка, эт-точно…

Томми громко расхохотался над своей шуткой, но Гита, кажется, даже не услышала ее.

– Но видишь ли, большинство хорватских девушек, работающих на Западе, и вся остальная бедная белая европейская мразь: словаки, украинцы, русские сербы – они крестьяне, точнее, были крестьянами. А теперь они рабы. Захваченные, нелегально провезенные через границу с обещаниями лучшей жизни, избитые, обколотые, переправленные в упаковочных ящиках, содержащиеся в подвалах…

– Да, ясно, ясно! Белое рабство. Господи, мы все смотрим четвертый канал и знаем, что это происходит. Но как это связано с моим коксом?

– Всё это держится за счет наркобизнеса, он выплачивает зарплату, подсаживает девочек на иглу. Наркотики и проститутки проходят по одному и тому же каналу. Одни и те же люди отправляют товар. Именно сила и богатство, которые дают этим людям наркотики, позволяют им делать то, что они делают. Непомерно высокая цена, которую ты платишь за эту нюхательную дрянь, Томми, оплачивает половину страданий в Восточной Европе и широко за ее пределами.

– Эй, подожди минутку. Не надо меня отчитывать, детка. Я тебе плачу.

– А я думала, ты сказал, что мы друзья. Значит, я была права – я твоя шлюха.

– Слушай, ты хочешь, чтобы тебе заплатили, или нет?

– Мне плевать, Томми, здесь полным-полно других клиентов родом из тех же краев, что и ты. Британцы, американцы…

– Эй, не вешай их грехи на нас. Это не одно и то же, знаешь ли.

– Французы, немцы, арабы! У вас есть законы, запрещающие наркотики, у вас есть законы, запрещающие продавать женщин, но вам нужны и наркотики, и женщины. Так возьмите же их, господи ты боже мой! Возьмите свои наркотики и своих женщин! Выставьте их в витринах магазинов, как это делают голландцы, единственная честная нация в Европе! Вместо того чтобы прятаться за вашими идиотскими ханжескими законами, которые швыряют мир на растерзание банды гангстеров.

– Слушай, Гитти, ты меня достала. Мы будем еще трахаться, или как?

Гита замолчала.

– Конечно, милый, прямо сейчас. Тебе будет очень хорошо со мной. Как ты меня хочешь?

– А-а, бля, вот так-то лучше…

Помещение при церкви Святой Хильды, Сохо

– Представляете? Она пытается рассказать мне что-то действительно важное, а я только и думаю, как бы ее трахнуть. Жалкое зрелище, правда? Именно поэтому мне нужно соскакивать. Я просто должен соскочить, потому что, если честно, я не тот парень, о котором я вам рассказываю. Я не из тех, кто выкидывает девочек из лимузинов, и я определенно не из тех, кто говорит девушке, у которой вырезали семью и которой болтать на разных языках легче, чем мне просраться, что она хорошо берет в рот. Я не делаю этого! Тот ублюдок внутри меня этим занимается. Дружок наркоты… Я должен соскочить, я просто должен соскочить…

Вдруг в глазах Томми появились слезы.

– А, ну его на хер. Я пошел в паб.

И Томми ушел со встречи. Он продолжал плакать, пока не принялся за вторую двойную «Кровавую Мэри». Он сказал бармену, что у него сенная лихорадка. Но тому было все равно. Ему не пришло в голову, что потный, бледный наркоман с красными глазами и красным носом, в вязаной шапочке – сам Томми Хансен.

Дом Педжетов, Далстон

Питер Педжет обнял за плечи своих подрастающих дочерей и попытался было расширить свои объятия, чтобы включить в них еще и жену, но подумал, что тогда они будут выглядеть как команда регбистов.

– Доброе утро всем, большое спасибо за то, что пришли. Вы можете сфотографировать нас, но ни моя жена, ни мои дочери не будут отвечать ни на какие вопросы.

– Кэти! Сьюзи! Вы когда-нибудь пробовали наркотики?

– Кажется, я сказал, что мои дочери не будут…

– Девочки, а ваши друзья употребляют наркотики?

– Их можно достать в вашей школе?

Кэти, старшая из дочерей, засмеялась:

– Конечно, их можно достать в школе. А где же их нельзя достать?

– Кэти, кажется, мы договорились, что…

– Ой, да ладно тебе, пап, разве тебе не кажется, что эти вопросы – просто занудство, как будто кого-нибудь шокирует, что в школах можно достать наркотики? Больше бы шокировало, если бы там можно было получить приличное образование.

Даже Кэти узнала женщину, стоящую в первом ряду журналистов. Паула Вулбридж была одним из тех «охотников на знаменитостей», которые сами становятся немного знаменитостями, появляясь время от времени на утреннем телевидении и в программе «У меня для вас новости». Она выставила вперед свой диктофон:

– Значит, ты употребляешь наркотики, да, Кэти?

– А вы?

– Дело не во мне.

– Правда? Почему же?

– Потому что не мой отец проводит кампанию по легализации опасных наркотиков.

– Это делает мой отец, а не я.

– Но ты решила связать свое имя с его кампанией.

– Я решила постоять у себя на крылечке со своей семьей. Я решила разрешить себя сфотографировать в пустой надежде, что, может быть, вы перестанете преследовать меня в школе, как вчера, Паула. Это ведь незаконно…

Питер подумал, что назвать женщину по имени, просто по имени, таким покровительственным, холодно-лестным тоном – это отличный политический ход, а девочке ведь только шестнадцать. Его дочь воспользовалась своим преимуществом.

– Но употреблять наркотики действительно незаконно, и я спрашиваю, делаете ли вы это. Статистика показывает, что, вероятно, это так, учитывая, что ваша профессия печально известна широтой их употребления. Если вы наркоманка и признаетесь мне в этом, я могу произвести гражданский арест и выполнить свой гражданский долг. Вот почему дело в вас, Паула.

Почти все засмеялись, кроме, разумеется, самой Паулы. Кэти приобрела в ее лице смертельного врага. И Питер Педжет также не засмеялся. Конечно, он улыбнулся, снисходительной отцовской улыбкой, но через слегка сжатые зубы. Питер обожал свою дочь, но, черт побери, это его пресс-конференция.

Полицейское управление Далстона

Коммандер Леман знал, что лежит в плотном коричневом конверте, даже прежде чем открыл его. Он был настолько уверен, что даже надел резиновые перчатки, чтобы отпечатки его пальцев еще больше не запутали дело, хотя это было не важно, ведь конверт и так уже прошел через почтовых работников.

Фотографии были большие и качественные. На некоторых Джо-Джо лежала на пластиковом столе, на других – на полу. Одну за другой Леман протягивал фотографии через стол сержанту Саре Хоппер. Просмотрев их, сержант высказала свое мнение: