На линии огня - Александр Тамоников

— И весьма неплохие.

— Приятно слышать.

— Слышать приятно, а идете в гостинец? Но… не смею мешать.

Подошел лифт. Черников с соседкой спустились на первый этаж.

В холле Здена сказала:

— А насчет того, чтобы зайти в гости, подумайте. Буду очень рада!

— Время покажет, — сказал Черников и, подняв ворот куртки, вышел на улицу под дождь.

Ровно в семь часов он вошел в кафе. И сразу увидел за столиком у стойки Злату, увлеченно разговаривавшую с молодым человеком. У Александра словно что-то оборвалось внутри. Он понял: импозантный молодой человек и есть тот самый жених, Марек. Настроение сошло на ноль. Но он прошел к своему столику, присел и нервно закурил. Злата была настолько увлечена разговором с женихом, что не заметила прихода Черникова. И только когда пани Марта окликнула дочь, взглянула в его сторону — и смутилась. Это было заметно. Не хотела, наверное, чтобы Марек видел его здесь. Она подошла к Александру:

— Вечер добрый, пан капитан!

— Здравствуйте, Злата. Молодой человек, с которым вы так увлеченно беседовали, и есть ваш жених?

— Да, Марек! Вам все, как обычно, пан капитан?

— Нет. Я зашел не для того, чтобы сделать заказ, а узнать, извинились ли перед вами те уроды, что вчера дебоширили здесь.

— О, да! И это было столь неожиданно… Я, признаюсь, испугалась, когда они вошли. Но потом была готова смеяться. Они выглядели так жалко… Это вы заставили их извиниться?

— И расплатиться тоже.

— Да, они заплатили.

— Вот и хорошо. Что ж, тогда я пойду!

— Но почему?

Черников усмехнулся:

— Раньше вы подобных вопросов не задавали. Наверное, потому что я не проявлял намерения уйти. Но сегодня уйду. Больше мне здесь делать нечего. И вы идите, а то Марек смотрит на нас с явным недовольством.

Александр встал и покинул кафе.

Как только Черников вышел, Злата присела за столик жениха.

— Кто это? — спросил Марек.

— Русский, — ответила Злата.

Тот изобразил недоумение:

— И ты с ним любезничаешь? Ты удивляешь меня, дорогая. С каких это пор ты изменила свое отношение к убийцам твоего отца?

— Этот капитан не убивал моего отца. А вчера он защитил меня от хулиганов.

— На это есть полиция, дорогая.

— Но он в нужный момент оказался рядом и я ему благодарна.

— Я не понимаю тебя.

— И это плохо!

— Ты хочешь, чтобы я ушел?

— Это твое право.

— Вот как? Значит, из-за русского ты готова испортить наши отношения?

— Ты сам испортил их.

Марек поднялся:

— Что ж. Раз так, то я, пожалуй, пойду.

— Иди!

Марек тряхнул головой, встал, прошел к стойке, заплатил за кофе, кивнул матери Златы и вышел из кафе. Пани Мария подошла к дочери:

— Что с тобой, Злата?

— Не знаю, мама!

— Ты обидела Марека!

— Ерунда. Марек-то вернется, а вот русский капитан — нет.

Пани Мария удивилась:

— А при чем здесь русский капитан? Что вообще происходит?

— Ничего, мама. А капитан, действительно, ни при чем.

— А что произошло в кафе вчера? Что за хулиганы?

— Я тебе потом расскажу. А сейчас позволь уйти! Голова что-то разболелась…

— Ну хорошо, иди, выпей дома аспирина, полежи. Как закрою кафе, зайду к тебе. И тогда ты мне все расскажешь, хорошо?

— Хорошо.

Накинув на плечи ветровку, Злата покинула гостинец «Под каштаном». И чувствовала она себя неважно: девушка еще не понимала или не желала понимать, что и капитан Советской Армии стал ей небезразличен.

Глава вторая

Прошла неделя. В воскресенье, как и было запланировано, первая танковая рота убыла на полигон, а вместе с ней и почти весь личный состав отдельного ремвзвода. В субботу Александр заступил ответственным по батальону. Это был день зампотеха, парково-хозяйственный день. И в воскресенье капитан провел в части. Домой идти не хотелось, да и нечего там было делать. Не заходил Черников и в гостинец «Под каштаном» — справился с собой. Злату он не видел с прошлого вторника. Жизнь вошла в обычное, размеренное русло.

В понедельник утром после общебатальонного построения, комбат вызвал Черникова к себе. Капитан прошел в штаб, ступил в кабинет Злобина.

— Товарищ подполковник, капитан Черников по вашему приказанию прибыл! — доложил он.

Комбат указал на стул у стола совещаний:

— Присаживайся. Тут такое дело, Александр Владимирович. Из штаба дивизии надо новые карты привезти, а начальник штаба заболел, грипп где-то умудрился подхватить. Помощник с бумагами зашился, секретчицу послать не могу, она здесь нужна. Придется тебе прокатиться до Гребова.

Черников пожал плечами:

— Не вижу проблем. Когда ехать?

— Завтра, утренним поездом. Он отходит в 8 утра. Возьми у ПНШ командировочное удостоверение, у начфина — деньги, секретчица выдаст допуск на получение секретных материалов. Если все будет нормально, часам к 12 управишься. Пообедаешь — и в обратный путь. Влак (так назывался небольшой двух-трехвагонный поезд, ведомый дизельным локомотивом, курсирующий между населенными пунктами) отправляется к нам из Гребова в 15.00. Здесь тебя помощник начальник штаба встретит на моем «УАЗе».

Александр вышел из кабинета. Забрав допуск в секретке, он решил пойти в парк, проверить несение службы внутренним нарядом. Но у входа в клуб увидел особиста гарнизона, или правильнее, старшего оперуполномоченного КГБ по войсковым частям Агранова.

Особист махнул рукой, что означало: у него есть дело к Черникову. Вообще в войсковых частях к особистам было отношение разное: кто-то боялся их, кто-то опасался, кто-то не обращал внимания, но мало кто хотел бы вызвать к себе интерес представителя Комитета государственной безопасности. С Аграновым же офицерам полка и мотострелкового батальона, можно сказать, повезло. Капитан, как говорится, исполняя свои обязанности, не мешал людям жить. Ну, привез офицер из Союза цветной телевизор, продал его — непорядок, конечно, но и не преступление. Хватит с него короткой беседы. Другое дело, если кто-то продал бы бензин из топливозаправщика или вступил в контакт с гражданином западного государства, вот за этим Агранов следил строго. Его не боялись, но и не игнорировали. Особиста просто уважали.

У Черникова с Аграновым сложились дружеские отношения — из-за того, что оба прошли Афганистан.

Александр подошел к особисту:

— Привет, Гена, что-то случилось?

Агранов пожал Черникову руку:

— Ты ничего не хочешь рассказать мне о том, что произошло в кафе «Под каштаном» в понедельник вечером 25-го числа?

— А что именно ты желаешь узнать?

— Не принято, Саша, отвечать вопросом на вопрос.

— Да ничего особенного в кафе не произошло. Я и не помню, что было в тот вечер. По-моему все, как обычно…

— Как обычно, да? А то, что посещая чешское заведение в форме, ты нарушаешь приказ, забыл? И это обычно? Я уже не говорю о разборках со сверхсрочниками. Или это тоже обычно и вполне допустимо?

Черников улыбнулся:

— Да, Гена, деньги тебе не зря платят. Откуда узнал о кафе и стычке со «сверчками»?

— Мне, как — устно ответить на твой глупый вопрос или в письменном виде изложить все тонкости своей работы?

— Понятно. Того, кто стучит тебе, ты не сдашь.

— Насчет стукачей мы отдельно поговорим. Ты не ответил на вопрос.

— Ты насчет «сверчков»?

— Я насчет того, что произошло вечером, 25-го числа в кафе «Под каштаном», и почему ты постоянно проводишь там свободное время?

Александр кивнул в сторону курилки перед штабом батальона:

— Может, туда пройдем? Присядем, спокойно поговорим.

— Пойдем.

Офицеры устроились в курилке. Александр достал пачку «Явы», протянул ее Агранову. Тот отказался:

— Благодарю, бросил.

Черников закурил.

— Значит так, Гена: во-первых, в кафе «Под каштаном» я не заглядываю уже неделю. Во-вторых, до этого проводил там вечера потому, что ужинал в данном спокойном, тихом и уютном заведении. Ты спросишь, чем мне наша офицерская столовая не угодила? Отвечаю: не всегда удается попасть в столовую после службы. Да и в кафе готовят гораздо лучше. А я просто обожаю парки — знаешь, это такие сосиски, сваренные на пару и сдобренные местной горчицей.

— Вот только иронизировать не надо! Я знаю, что собой представляют парки — и на вкус, и на цвет. Продолжай.

— Ну, а по случаю со сверхсрочниками скажу одно: ничего, что представляло бы угрозу безопасности нашего государства, там не произошло. За нарушение же приказа я всегда готов ответить.

— У тебя все?

Александр бросил окурок в урну:

— Так точно, товарищ капитан государственной безопасности.

— А вот у меня имеется другая информация.

— Да? И какая же?

— О подробностях того вечера. Не более и не менее.