Интриги королевского двора - Галина Гончарова

Определенно это тренирует.

Стеклодувная мастерская работала и расширялась. Лиля распорядилась построить еще несколько печей и пыталась вспомнить состав керамики.

Жизнь шла своим чередом.

Единственным исключением стало официальное приглашение весной ко двору от короля — куча виньеток и завитушек, громадная печать, слог, через который без пол-литры не продерешься. Все удивительно официально, мол, его величество желает вас видеть — и только попробуй отказаться, зараза!

И письмо от свекрови.

У Али, вопреки расхожему мнению, проблем со свекровью никогда не было. Галина Петровна, милейшая женщина, мать Лешки, считала, что сыну очень повезло. Дочь военного, медик, профессия полезная, девочка умная и верная… и чего еще надо?

И Алю любила искренне.

Аля отвечала ей взаимностью. А вот в этом мире… сколько девушка ни ворошила свою память, сколько ни расспрашивала — очень осторожно и с оглядкой Марту и Мири, — все было в ноль.

Создавалось ощущение, что свекровь относилась к детям как к щенкам. Родила и отдала на псарню. И отвяжитесь.

То же самое было и по отношению к Лиле. Лилиан Брокленд видела Алисию Иртон, в девичестве Уикскую, один раз. На свадьбе. И второй раз могла, кажется, увидеть на похоронах. Своих.

С таким-то мужем… так и хочется сказать, что итальянское «que bellino» [2]не зря созвучно с русским «кобелино»!

Хоть дома бы не гадил. Пришлось после этого случая с отравлением расспросить всех остальных слуг на предмет любви с Джерисоном Иртоном, но вроде бы больше граф никого не огулял. Если только по деревням…

Ладно. Одним словом — письма от Алисии Лиля не ожидала. Там более такого.

«Любезная моя невестка.

Прослышав о бедственном твоем положении, решила написать тебе и предложить помощь. Буду рада видеть тебя весной в своем доме и рассказать тебе все, что требуется. Если же тебе нужны деньги или какая иная помощь — отпиши. Сделаю все, что в моих силах.

К сожалению, раньше мы не могли встречаться и общаться, как то пристало нашему положению, но льщу себя надеждой, что ты не питаешь ко мне неприязни…»

Не льстите, «маменька», мне вы параллельно. А вот с чего вы так прогнулись?

Сахарный сироп Лиля пропустила, практически не читая. А вот последние дворцовые сплетни сохранила. Да, ей плевать на этот гадючник. Было бы. Но придется туда ехать. Так скажешь какой-нибудь швабре «вы выглядите мочалкой», а она с герцогом спит. И будет означенный герцог гадить всю дорогу… Невыгодно.

Эх… вот философию преподавали! Нет бы искусство интриги! Или хотя бы Макиавелли зачитывали — Лиля не читала, но Элка ей весь мозг вынесла на тему интриганства…

А то два часа в неделю уходили на откровенную фигню! Которая медику никуда не уперлась. А важного-то и не дали…

Но теперь уже не исправишь. Надо учиться на ходу.

Его величество с нетерпением ожидал доклада Ганца Тримейна.

Ему действительно было интересно.

Письма из Иртона были слишком короткими, а происходящие события (убийство! работорговля! пираты! янтарь!!!) вызывали здоровое недоумение. Джес уверял, что самое лучшее в Иртоне — охота, а самое опасное — олени. Жизнь явно это опровергала.

Шел малый королевский прием. Если кто не знает — король в это время обычно изображает куклу на троне и разбирает всякую чушь. Важные дела напоказ не решаются. «Показуха» тоже необходима, но… скучно же, господа! И тошно! И тоскливо… Поэтому Эдоард искренне обрадовался, когда церемониймейстер стукнул посохом в пол и громко объявил:

— Ваше величество! Прибыл шевалье Ганц Тримейн и просит принять!

Придворные насторожились.

Эдоард махнул рукой:

— Проси.

Ганц был достаточно рассудительным человеком — и вряд ли станет говорить о чем-то серьезном среди толпы. Для этого есть кабинет. А если он ломится на прием — значит, надо.

Эдоард вообще старался давать своим людям свободу действий. И чаще всего это оправдывалось.

— Ваше величество! — Ганц стремительно ворвался в зал и склонился в глубоком поклоне.

Эдоард милостиво наклонил голову.

— Как дела в Иртоне, Ганц?

— Когда я оставлял поместье, ваше величество, все было благополучно. Доклад у меня с собой, и если ваше величество пожелает…

— Ты мне все доложишь после приема.

Эдоард поднял руку, намереваясь отпустить Ганца, но мужчина предупредил его жест:

— Ваше величество, простите ли вы мне мою дерзость?

— Что случилось? — заинтересовался Эдоард.

— Зная о приеме, я поспешил сюда, чтобы вручить подарки всем, кому прислала их графиня Иртон. С вашего позволения, ваше величество…

Ганц низко поклонился. Эдоард блеснул глазами.

Подарки? Вот как?

Если это нечто вроде того пера — получится интересно. Чем же графиня так заинтересовала Ганца, что тот… Ганц не нарушает никаких установлений, но графиню Иртон примутся обсуждать при дворе. Если подарки будут интересные — хорошо. Если скучные — она станет мишенью для насмешек.

Что ж…

— Пожалуйста. Я не буду возражать. Кому она передала подарки?

— Вам, ваше величество.

Эдоард кивнул. Это естественно.

— Их высочествам Анжелине и Джолиэтт.

Хм… еще любопытнее…

— Своей второй матушке, графине Алисии Иртон. И своей сестре Амалии Ивельен.

Эдоард удерживал на лице привычную высокомерную маску усилием воли.

— Вручайте, шевалье.

Ганц Тримейн хлопнул в ладоши.

Двери зала опять распахнулись. Двое слуг несли в руках большой сундук. За ними еще четверо несли четыре сундучка поменьше. Интересно, что там такое?

Ганц еще раз поклонился, и слуги поставили самый большой сундук у подножия трона. Шевалье снял с шеи большой ключ.

— Ваше величество…

Эдоард улыбнулся:

— Ганц, я король, но я и мужчина. Поэтому вручи сначала подарки нашим милым дамам. Иначе они сгорят от нетерпения.

Принцессы действительно вели себя как дети. Вытягивали шеи, смотрели с интересом…

И Ганц повиновался.

— Ваше высочество, принцесса Анжелина…

Сундучок, скорее даже большая коробка, был протянут принцессе. Такой же светловолосой, как ее отец. Впрочем, дочери Джессимин обе пошли в Эдоарда. Светловолосые, сероглазые, высокие для своего возраста…

— Ваше высочество, принцесса Джолиэтт…

Еще один поклон. И второй сундучок.

Девушки тут же распахнули их. В сторону отлетело белое полотно и пучок какой-то ароматной травы. А потом из коробки было извлечено невесомое бело-розово-золотое чудо.

Лиля поступила мудро, не подарив девушкам одинаковые вещи. У старшей принцессы на белом фоне цвели розовые с золотом цветы. У младшей на розовом фоне летели золотые птицы.