Рене по прозвищу Резвый - Елена Кондаурова

— И все? — удивилась она.

— И все, — согласился Рене. Глянул за борт, где весело плескалась зеленоватая вода, потом на русалку. — Ну что, мадемуазель, вы готовы?

— Постой, неужели тебе ничего не нужно? — остановила его морская дева, удивленно мигая большими глазами.

— Конечно же, нужно, мадемуазель, — терпение Рене было на исходе, — мне нужно вернуться домой с кучей золота и отомстить своим братьям. Но в этом вы мне вряд ли можете помочь, так что не будем зря терять время!

— Мстить братьям? — удивилась она. — Как? И зачем?

— Как? — переспросил Рене. — Ну, как обычно мстят? Убивают. Или калечат. А зачем… Затем, чтоб больше так не делали!

— Разве тебе их не жаль? Ведь они твои братья!

— Не жаль, — буркнул Рене. Жаль, не жаль, какое ей до этого дело? Они-то его не пожалели. — Разве вы не знаете, что самые близкие люди обычно причиняют самую большую боль? — повторил он для пущей убедительности сентенцию Жиля.

— Вот как. Значит, золото и месть, — разочарованно протянула русалка. — А близкие причиняют только боль. Неужели ты думаешь, что золото и месть могут сделать тебя счастливым?

— Ну не знаю, — пожал плечами Рене, оглядываясь по сторонам. — Месть даст мне возможность получить обратно мой баронский титул и имение, а золото… Как говорил мой отец, счастье не в золоте, а в его количестве! Не вижу ничего плохого в том, чтобы заработать немного денег перед возвращением домой.

О том, что ему, возможно, придется откупаться от правосудия, Рене благоразумно умолчал. Однако русалка смотрела на него таким понимающим взглядом, что он ощутил неприятную уверенность, что она и так все знает.

— Как же люди все-таки предсказуемы, — сказала она после недолгого молчания. — Скоро совсем помешаетесь на своих деньгах. Ну хорошо, я тебе помогу. Однако за предсказуемость ты мне заплатишь!

Она погрозила ему пальчиком с зеленым ноготком и, сделав резкое движение, вдруг выпрыгнула из его рук. Ее изящное тело описало плавную дугу и почти без всплеска ушло под воду. Потом она вынырнула, махнула ему рукой и скрылась под водой уже окончательно.

Рене с минуту смотрел ей вслед, пытаясь увидеть между волнами ее зеленоволосую голову, но ничего не увидел и пошел собирать разбросанную по палубе рыбу. Уже через полчаса он вспоминал не столько о русалке, сколько о ее груди, клятвенно обещая себе в первом же порту посетить веселый дом. А через час и вовсе забыл о своем странном приключении. Подумаешь, русалка, рыба — она рыба и есть.

После нападения на «Скромницу» Рене, признаться, ожидал, что пираты будут какое-то время скрываться и прогуливать деньги на независимых островах вроде Скалшорза и Шарк Айленда, о существовании которых рассказал ему Сиплый. Но не тут-то было. На следующий день после полудня пиратский бриг под названием (как все-таки выяснил Рене) «Отвага» нагло вошел в порт Бельфлора, главного острова французских колоний и место резиденции их губернатора месье Франсуа де Бижу. Причем капитан «Отваги», которого звали Арно де Монтень или Хитрец Арно (как опять же выяснил Рене), не только не планировал сидеть тише воды ниже травы, а напротив, намеревался подать месье де Бижу жалобу на губернатора Айль де Оранжа, что тот якобы не заплатил ему за работу, из-за чего бедному де Монтеню пришлось опуститься до воровства, чтобы хоть как-то расплатиться с командой. Хотя Рене и не резон было разгуливать по Бельфлору после убийства месье Тульона, однако он рассудил, что если особо не светиться, то вряд ли кто-то обратит на него внимание. Тактика же капитана ему очень импонировала, и он еще больше зауважал капитана де Монтеня. Под началом такого человека было не стыдно служить, или что там делают пираты.

Впрочем, надолго задерживаться на Бельфоре де Монтень не планировал и, отпуская матросов на берег, посоветовал тем, кто хочет пиратствовать с ним и дальше, вернуться на «Отвагу» ровно через два дня не позднее трех часов пополудни. Сам он собирался, кроме подачи жалобы, по дешевке нанять некоторое количество людей (он же теперь типа бедный), а потом отправиться на Скалшорз, где добрать остальных.

Рене, наконец-то переодевшись в приличную одежду, сошел с «Отваги» в компании стучащего костылем Сиплого и направился в таверну под названием «Вареный краб». Сиплый клялся, что место это приличное, берут недорого, кормят неплохо, а главное, ее хозяин — его давний друг, так что никаких инцидентов с воровством и подставами можно не опасаться. Рене в общем-то было все равно, куда идти, «Вареный краб» так «Вареный краб». Лишь бы женщины поблизости водились. За время плавания Рене здорово истосковался по дамскому обществу, а воспоминания о Лулу, общение с которой так и не получило логического завершения, не добавляли душе равновесия. Насчет этого Сиплый его тоже успокоил. Он сказал, что за те деньги, которые есть у Рене, он сможет где угодно купить себе целую армию шлюх самого разного цвета, фасона и калибра. И даже больше того, их даже искать не придется, они сами налетят, как мухи на мед. Сам Сиплый из-за больной ноги планировал посвятить свое время только игре в карты, до которых был большой охотник, и собирался выиграть не меньше, чем сейчас бренчало у него в сундучке.

Таверна действительно оказалась довольно чистой и уютной. Обрадованный встречей с Сиплым хозяин, которого звали Нуаре Сенайган, тут же проводил их наверх и предложил лучшие комнаты. Рене оставил там свой узелок, в котором между рубашкой и штанами были спрятаны деньги, и спустился вниз. Сиплый его уже ждал. Они вместе поужинали и выпили, потом Сиплый подсел к столу, где начиналась игра, а Рене усадил себе на колени молоденькую служанку. Вечер обещал быть прекрасным.

— Эй, Рене, это ты, что ли?

Новоиспеченный пират был уже достаточно пьян, когда на его плечо опустилась чья-то ладонь. Он обернулся и тут же вскочил, отпихивая от себя служанку.

— Жиль! Что ты здесь делаешь?

Они обнялись, причем Рене даже немного всплакнул от преизбытка чувств.

— Как же я рад, что встретил тебя, старина! Как же я рад! — повторял он, совершенно забыв о том, что еще совсем недавно требовал, чтобы корабельный врач обращался к нему на «вы». Он действительно был рад ему, как лучшему другу, и выпитый ром был здесь совершенно ни при чем. Ну, почти ни при чем.

Жиль, впрочем, тоже не остался равнодушным. Несмотря на его всегдашнюю мрачную физиономию, которую он носил как флаг вселенской скорби по несовершенству рода человеческого, Рене видел, что Жилю приятно, что его ученик жив и, по всей видимости, здоров, раз глушит ром в таких количествах.

— Куда же ты делся тогда, перед аукционом? — задал Рене вопрос, давно не дававший ему покоя.