Лыковы - Тигрий Дулькейт

– Не бреши, какая нелегкая вас туда понесла, жить надоело! Избу Лыковых увидели почти сразу, как только прошли этой щелью. Она была примерно в шестистах метрах от нас. Внимательно осмотрев в бинокль окружающую нас местность, мы не увидели на снегу никаких следов, подтверждающих присутствие человека. Изба находилась на невысоком прилавке у реки, с трех сторон окруженная молодой березовой рощей.

Несмотря на отсутствие следов человека, подходили, соблюдая осторожность. Мы прекрасно понимали, что ни сам Лыков, ни члены его семейства не представляют никакой опасности, но одни ли они в этих местах, этого никто не знал. Знали только, что могли быть здесь и те, кто скрывался в горах по разным причинам, для которых встреча с людьми из «мира» была бы нежелательна.

И если о нашем существовании никто не мог и подозревать, когда мы были в ущелье Ерината, то теперь мы как-то себя обнаружили. Место довольно открытое, и нас на фоне снега могли видеть с любого склона долины. Мы понимали это, поэтому были готовы ко всему.

Шел второй послевоенный год, когда еще не угасли разговоры о скрывавшихся в тайге дезертирах, и нам приходилось быть крайне внимательными.

Надо сказать, что разного рода указания, как действовать в той или иной обстановке, сводились к тому, чтобы убедить Лыкова выйти и либо пойти на службу в охрану заповедника, либо, в случае отказа, предложить ему с наступлением весны покинуть пределы заповедника. Лыковых здесь мы не обнаружили, и, судя по всему, это обжитое ими место они покинули еще до наступления зимы. Для нас это было полной неожиданностью. Даже Молоков, прекрасно знающий Лыковых, был удивлен и со свойственным ему юмором, смеясь, сказал:

– Вот стервец, ушел, поди, кальсоны замарал, как военных увидел. Видимо, Лыков, взвесив все «за» и «против», пришел к выводу, что спасение его и семьи только в одном – уйти, не оставляя следов. Мы остановились здесь на ночлег и внимательно осмотрели «усадьбу». Она состояла из маленькой избы примерно 3x4 метра, добротно срубленной, покрытой колотыми кедровыми плахами с глинобитной русской печью. Маленькое оконце примерно 10 на 15 сантиметров без стекла. Стекло, как самую дорогую вещь, переносили для установки с одного места жительства на другое. Плотно закрывающаяся дверь крепилась на искусно сделанных деревянных шарнирах, и нигде ни единого гвоздя, ни единого предмета из железа – только дерево. Из мебели, кроме широкой лежанки, стола и лавки, ничего не было. Изба теплая, строганый пол также из толстых кедровых плах. За «маткой» под потолком было воткнуто несколько веретен.

Из подсобных строений имелся довольно просторный навес из кедровых плах, под которым мы обнаружили разных размеров обувь в виде ичигов, изношенную и непригодную для носки. Вся обувь была из неплохо выделанной маральей кожи. Здесь же хранилась разная хозяйственная утварь. Много бересты и заготовок для туесков, заготовки для чашек, ложек и другой посуды из кедра, старенькие лыжи, прялка и еще многое, что в другом месте сошло бы за ненужный хлам. Все было аккуратно уложено. На нескольких полках в берестяных коробках было понемногу семян ржи и ячменя и коробка с остатками сушеных ягод.

Метрах в десяти от избы на двух кедровых пнях со стесанной корой на высоте около двух метров был сооружен небольшой амбар-лабаз, в котором было немного черных, как смола, сухих лепешек, немного сушеных овощей, ягод, кедровых орехов и семена конопли.

Осматривая усадьбу Лыковых, все удивлялись, как можно жить в таких условиях, не имея ничего, кроме того, что удавалось добыть в тайге, в реке и на огороде. Никакого общения с «миром» на протяжении многих лет.

Молоков рассказал нам, что Лыковы умеют читать и писать, чему мы были удивлены, во всяком случае, я, – и не только они сами, но и учат подрастающих детей.

Мы провели несколько дней на усадьбе Лыковых и в ее окрестностях, совершая ежедневные радиальные выходы в разных направлениях, ведя постоянные наблюдения с рассвета и до наступления темноты, но ни разу нигде не увидели ни дыма, ни огонька, не обнаружили никаких, даже старых следов на снегу. Было ясно, что Лыковы топили печь только ночью и, видимо, далеко от жилья не ходили, если, конечно, находились где-то поблизости и не ушли вниз по Абакану на старое место жительства.

Уходя с усадьбы Лыковых, автор этих строк под общую диктовку написал письмо ровными печатными буквами, чтобы Лыковы могли, не затрудняясь, прочесть. В письме, которое оставили в его избе, мы изложили цель нашего прихода, сообщили еще раз, что закончилась война, что жизнь теперь будет хорошей, и еще раз предложили спуститься по Абакану на кордон и пойти на службу в заповедник, делая упор на будущее их детей. В письме также сообщили, кто был и сколько человек, указав фамилии, имена, отчества полностью всех нас. Письмо мы закрепили на противоположной от двери стене с таким расчетом, что при любых условиях Лыковы могли его увидеть. В письме также определили время встречи с представителями заповедника на кордоне, куда его приглашали до войны. Это было с 15 июня по 25 сентября, т. е. то время, когда на кордоне безвыездно будут работники заповедника. А то, что Лыковы еще придут сюда, если они остались где-то здесь в тайге, мы не сомневались, так как многое из того, что необходимо в хозяйстве, тем более в таких экстремальных условиях, было аккуратно прибрано и приготовлено к переноске.

Природа верховий Бол. Абакана отличается от соседних мест тем, что здесь снежный покров несколько меньше, поэтому в эти места собираются копытные, в частности маралы, на зимовку, и их следы были повсюду. А в некоторых местах встречали большие участки поверхности снега, где не было ни одного квадратного метра без следов этих грациозных животных.

Река в верховьях не полностью покрывается льдом, на протяжении всей зимы остаются незамерзающие участки. Это подтверждается тем, что мы наблюдали нырковых уток-гоголей и даже одну пару крякв, всего около двух десятков особей, оставшихся здесь на зимовку, и, по-видимому, это была небольшая популяция оседлых уток. Следы выдр встречали повсюду. Самих выдр, спокойно выныривающих и бегающих вдоль открытых участков воды, видели несколько раз. Они совершенно не боялись нас. К одной из них, сидящей на льду около воды, мы решили подойти как можно ближе. Она занималась собой, чистила мордочку, словом, «прихорашивалась» и не обращала на нас никакого внимания. Мы вдвоем, не делая резких движений, не спеша, стали подходить и, как принято в таких случаях, шли не прямо на нее, а как бы чуть в сторону, чтоб не вызвать у нее раньше времени подозрений. Нам удалось подойти вначале метров на десять, но она не проявила никакого волнения и продолжала заниматься собой. И когда оставалось до нее метров 5–6, она забеспокоилась, стала рассматривать нас. Пришлось остановиться. Она успокоилась, и мы двинулись к ней, и тут она мгновенно нырнула в воду, но почти сразу высунула мордочку из воды и, видимо, не усмотрев ничего угрожающего, вновь выскочила на лед, продолжая нас рассматривать. Подходить ближе мы не стали; я тихим голосом начал что-то ей говорить. Она слегка наклонила головку, шевельнула ушками и, немного послушав, бесшумно исчезла в воде.