Код Гериона. Бессмертие без жизни - Людмила Брус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я знаю, кто нам точно сможет помочь, если он всё ещё жив и здоров – негромко сказала сестра. – Его сын.
Кровь отхлынула у меня от лица. Впервые с той ночи Кэт заговорила при мне о Тэцуо Сато.
– Исключено, – отрезал я, едва она успела договорить.
– Тэцуо имеет право знать о последних минутах отца. И о Новой Гаване он мечтал потому, что мог научиться там вещам, недоступным здесь. К тому же, жизнью наших программистов я б не рисковала. У нас и так каждый человек на вес золота.
Холодная волна пронеслась у меня по спине: я не узнавал ту зарёванную Кэт, что готова была растерзать меня за своего избранничка. Она ведь ни с кем больше не встречалась с тех пор…
– Подожди… Ты хочешь сказать, что готова подвергнуть его опасности?
– Только с его согласия, понятное дело. Но в жизни он этого и хотел – опасности, испытаний. Всегда говорил, что в Арконе все очень скучно и правильно до тошноты. Поэтому и ушёл.
Да уж… Жить по закону джунглей ради адреналиновых приходов – это ж так весело!
– А ты продолжаешь думать, что Юрковского могло убить подключение к спутнику как таковое?.. – поинтересовался я. – Это ж не поражение электрическим током!
– Зная уязвимости человека, подсуетиться можно. Встроить в роутер излучатель волн опредёленной частоты, и когда жертва наиболее уязвима – включить его дистанционно. К спутнику подключаешься ты при этом или нет – уже не так важно, а об опасности низких частот ты знаешь и без меня.
– Интересная гипотеза, только вязкость крови в одночасье не растет, с низкими частотами или без… Поэтому за наших ребят ты боишься зря, – возразил я.
– Я лишь сказала, что думаю. Взгляни на записи из биологической лаборатории, как разные излучения и звук воздействуют на кровь – то усиливают свертываемость, то ослабляют, как ускоряют старение тканей, – сказала Кэт. – Держу пари, времени на это потребовалось немало.
– Результаты проявились в течение суток. И если кто-то нашел способ усилить этот эффект…
– Ответ может дать только чип, и Совет наверняка пожелает знать его содержание. Поможем ему!
Сестра так упорно продолжала видеть в смерти Юрковского чей-то злой умысел, и эта гипотеза вызывала у меня такой протест, что мне с удвоенной силой захотелось раскопать весомое опровержение и больше не слышать этих недобрых намеков.
– Кстати, что там с компьютером Юрковского, через который он работал? – вспомнила Кэт. – Какие-то данные он успел туда перебросить?
– Кот наплакал. И то зашифровано.
***
Марсоход идёт на автопилоте, поднимая хилые облачка красной пыли. Кэт развлекается с генным модификатором, поместив туда ДНК варана и ещё каких-то тварей. Новый питомец – пока только виртуальный – получится белоснежным, с крыльями вместо передних конечностей и длинными шипами на спине – настоящий дракон!
– Устанешь разводить для него тараканов! – посмеиваюсь я.
– У нас в лаборатории они в избытке! Другое дело – размах крыльев не для наших дверей!
– Слава Cолнцу! Здравый смысл возобладал! – говорю я, пытаясь скрыть, насколько мне сейчас не по себе.
Марсоход нам выдали для визита к родителям, которых я навещаю несколько раз в год (поэтому наш выезд не вызвал ни у кого подозрений). Кэт честно отправится в Хокинг-Сити, где скажет отцу и матери, что я приеду их повидать после окончательного решения Совета насчёт экспедиции. Так я сделать и собираюсь.
Через пять километров будет поворот на Новую Гавану, там я надену шлем, возьму рюкзак с запасом воздуха и провизией и в одиночку пойду пешком до городских ворот. Если меня не впустят, Катрина приедет и заберёт меня, но это плохо, ведь перемещения марсохода отслеживаются круглосуточно. Стоит правде выйти наружу, до Земли мне будет так же далеко, как до Плутона. О репутации уже не говорю…
Новая Гавана – самый старый марсианский город, находится на горе Олимп – вернее, внутри этой самой горы. Для строительства была использована обширная система пещер, пронизывающая исполинский потухший вулкан. Этих пещер так много, что освоена и обжита хорошо если треть из них. В породах, формирующих гору – вся таблица Менделеева, включая хром, палладий, молибден, титан и цинк, которые мы покупаем у гаванцев. Месторождения тория мы разрабатываем совместно.
Здесь, вне зависимости от происхождения, после революции собрались все, кто по-прежнему радел за сохранение частной собственности, наёмного труда и товарно-денежной системы. Филиалы земных компаний, существовавших до Блэкаута, действуют в Новой Гаване и по сей день. Есть тут и свой «Наутилус», и свой «Линдон Пауэр», и, насколько мне известно, свой «Омниверс», где в том числе обитают копии сознания давно умерших людей. Многих когда-то поманила в Новую Гавану возможность бессмертия, но лишь редкие счастливчики его обрели: там оно было товаром категории люкс.
Политических партий в Новой Гаване нет. Есть Совет директоров, как в любой земной корпорации. Жители города – своего рода акционеры. Но, как и когда-то на Земле, есть мажоритарные акционеры, а есть миноритарные – и способность влиять на то, что происходит в капиталистическом анклаве, у них несоизмерима. Мажоритарные акционеры могут сменять неугодных им директоров большинством голосов, а остальным остается лишь принять решение меньшинства. Но если член совета устраивает всех, то останется в совете, пока не устанет или не умрёт.
Считается, что Новая Гавана, как консервная банка, хранит в себе старые пороки, завезённые к нам с Земли. Там любят говорить, что на самом деле подсознание каждого человека таит в себе демонов, и если долго не выпускать их погулять, произойдёт нечто подобное взрыву, последствия которого могут быть ужасны – вплоть до массового убийства. Наше общество стремится к тому, чтобы не давать демонам развиться с самого начала: тогда и слетевшую крышу чинить не придётся. Так мы и сосуществуем – без войн, но в очень холодном мире.
Электронная связь с «запретным городом» доступна только членам Совета архонтов и их помощникам. Выходец из Новой Гаваны может претендовать на жительство в городах республики, но с обязательным испытательным сроком в промышленных или садоводческих комплексах. Тот, кто ушёл в Новую Гавану от нас, право на возвращение обычно теряет.
Снаружи посыпал мелкий дождь. До моего рождения осадков тут не наблюдали вовсе, но планета с помощью «искусственного солнца» – орбитального аппарата Линдоновской сборки – разогревается всё сильней, а значит, всё больше льда становится водой, и всё больше её в атмосфере. Вот, наконец, показывается Шпиль- гора – острая, суженная кверху, как ракета или кинжал (у курсантов бытует другое название, неприличное). Ходят слухи, что у подножия этой горы можно встретить проводника, который завязывает гостю глаза, сажает в багги и мчит до самых ворот, но с тем же успехом можно нарваться и на бандитов, которые обдерут тебя догола и бросят умирать от удушья и холода в каменистой пустыне.
– Отдохни как следует за нас обоих, – я обнял сестру и на всякий случай напомнил: – Послезавтра в это же время!
– Да помню я! И в таймере стоит! Держи там ухо востро, – Кэт взъерошила мои волосы и поцеловала в лоб, как в далеком детстве.
– Круто я из марсолётчиков да в шахтёры, – усмехнулся я, надевая шлем. Защелкнул его на горловине скафандра, закрыл забрало, проверил подачу воздуха, взвалил за плечи рюкзак и шагнул наружу. Когда марсоход двинулся дальше, ощущения от первого самостоятельного полёта, приправленные щепоткой страха, вспомнились мне как нельзя острей.
Оказалось, что проводник – не выдумка; он вышел из-за Шпиль-горы, когда я был метрах в двадцати от нее; ростом он был мне по плечо и носил черный скафандр ещё времен колонизации. Как он узнал о приближении гостя, я
