Маскарад лжецов - Карен Мейтленд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она не жидовка. Они черные, с крючковатыми носами — у нас в церкви на стене намалеваны, я видел. Уж до чего страшны — за милю узнаешь. А она девочка красивая и беленькая, что наш Спаситель.
Адела слабо улыбнулась. Уолтер, подавшись к ней, подмигнул с видом старого сластолюбца, но она по-прежнему дрожала. Осмонд, как всегда, разрывался между желанием успокоить ее и двинуть Зофиила в челюсть.
Надо было как-то их отвлечь.
— Плезанс, а у тебя остался маковый отвар, что ты давала Аделе? Чтобы лучше спать?
Однако Плезанс словно не слышала. Она во все глаза смотрела на Зофиила и казалась перепуганной ничуть не меньше Аделы. Пришлось мне под тем предлогом, будто я хочу отдать Плезанс ее котомку, встать и отвести трясущуюся женщину подальше от остальных.
— Не обращай внимания, Плезанс. Нет здесь ни вампиров, ни жидов. Люди напуганы. Они не могут сразиться с болезнетворными испарениями, вот и придумывают другого врага, чтобы не чувствовать себя такими беспомощными. Что до Зофиила, думаю, он и сам нисколечко в них не верит и спорит ради спора. Надо бы дать Аделе макового отвара, чтобы она успокоилась, не то Осмонд сейчас полезет на Зофиила с кулаками.
Плезанс через силу улыбнулась и принялась было распутывать завязки, но дрожащие руки никак не могли совладать с ремешками. Она отбросила котомку и ринулась к двери.
— Я оставила отвар в фургоне, — пробормотала несчастная женщина и выбежала наружу, не закрыв за собой дверь.
Наригорм посмотрела ей вслед со странным выражением, будто о чем-то вдруг вспомнила. Потом принялась раскачиваться взад-вперед, обхватив руками колени, словно маленький ребенок, знающий большой секрет.
— В хлеву она, что ли, выросла? — проворчал Абель, вставая, чтобы закрыть дверь, но не успел дойти до порога, как снаружи донеслись крики. Схватив увесистую палку, Абель выскочил из дома. За ним выбежал Родриго и чуть позже Осмонд, которому прежде пришлось оторвать от себя вцепившуюся мертвой хваткой Аделу.
Послышались звуки возни и крики: «Ну уж нет, приятель». Потом Абель и Родриго вернулись, таща упирающегося человека, с головой спеленатого плащом. Осмонд шел следом, поддерживая насмерть перепуганную Плезанс. Абель захлопнул дверь и опустил тяжелую щеколду, прежде чем повернуться к неизвестному, которого Родриго по-прежнему крепко держал обеими руками.
— Ну-ка, приятель, дай мы на тебя глянем.
Он шагнул ближе, чтобы сдернуть плащ, но уже понятно было, кого мы увидим. Такой пурпурный цвет не скоро забудешь.
10
СИГНУС
— Итак, мы поймали убийцу, — торжествующе произнес Зофиил. — Болтаться тебе в петле, если не хуже, как только мы отдадим тебя шерифу, а уж мы отдадим, не сомневайся, потому что деньги за твою поимку будут нам как нельзя кстати.
— Если кто и получит награду, то мы с ним. — Абель кивнул на Родриго. — Мы его поймали. Ты тут у огня задницу грел, а наружу и выглянуть побоялся.
Абель не простил Зофиилу недавнего спора.
— Я не убийца! — вмешался юноша-лебедь. — Я девочку не трогал. Даже не видел ее с того разговора на рынке.
— Тогда чего ж ты ударился в бега? — спросил Зофиил, делая вид, будто не слышал Абеля.
Мне стало жаль юношу.
— Полно, Зофиил. Побег — не доказательство вины. Ты видел разъяренную толпу. Неужто ты веришь, что он дожил бы до честного суда? Я бы на его месте тоже сбежал.
Юноша-лебедь закивал.
— Камлот прав. Я и впрямь испугался, да и было с чего. Я, кажется, видел настоящего убийцу, и он про это знает. Думаю, он-то и сказал, что видел меня с девочкой, чтобы отвести подозрение от себя.
— Мы все видели, как ты с ней говорил, — отвечал Зофиил. — И еще полгорода.
— Нет, ты не понял. Я видел, как человек выходил из амбара примерно тогда же, когда хватились девочки. Он озирался по сторонам, но я прятался в подворотне от дождя, и он сперва меня не заметил. Я обратил на него внимание только потому, что собака кидалась на него и лаяла. Он пнул ее изо всех сил, и я разозлился. Собачка показалась мне знакомой, но только когда девочку нашли, я вспомнил... Тогда мне не с чего было думать...
— Почему ты не рассказал все шерифу? — ехидно полюбопытствовал Зофиил. — Как я понимаю, ты видел его лицо, мог бы описать этого человека.
— Лицо я видел: он прошел мимо подворотни, где я стоял. Заметил меня и явно испугался.
— Тогда я повторяю свой вопрос.
— Я увидел и кое-что еще: эмблему на его плаще. Он — глава гильдии башмачников. Кому, по-твоему, поверят горожане: бездомному сказочнику или главе гильдии?
Зофиил поднял бровь.
— А мы, что ли, глупее горожан и поверим твоей сказочке? Поверим, что ты по чистой случайности оказался рядом с тем самым амбаром, в котором произошло убийство?
— Но я правда видел там башмачника.
— Если и видел, то он, скорее всего, осматривал груз кожи. Что тут странного? Вполне законная причина, чтобы заглянуть в амбар, а вот бродячий сказочник мог делать там только что-нибудь нехорошее. По меньшей мере ты намеревался что-нибудь стащить. Может быть, девочка увидела, как ты воруешь? За это ты ее и прикончил? Или ты нарочно заманил девочку в амбар, изнасиловал и убил?
Мне вспомнилась одна подробность.
— Девочку задушили. Крылом этого не сделаешь.
— У него и рука есть. Долго ли задушить ребенка одной рукой? У него и пальцы сильнее, если он ею все делает.
— А летать он может? — неожиданно встрял из угла старый Уолтер. Он таращился на крыло сказочника и тер глаза, силясь убедить себя, что ему не мерещится с перепою.
— Да конечно не может, старый ты дуралей! Как же летать на одном крыле? — буркнул сын с таким видом, будто крылатые люди заглядывают к ним каждый божий день.
— Они говорят, он исчез из города, хотя ворота стояли на запоре. Может, улетел.
Зофиил обратился к юноше-лебедю.
— Абель дело говорит. Как ты выбрался?
— Я схоронился... в твоем фургоне.
— Что?! — заорал Зофиил. Краска сошла с его лица. Он схватил юношу-лебедя за грудки и едва не оторвал от пола. — Если ты там что-нибудь испортил, я сам тебя удавлю!
Он оттолкнул юношу так, что тот рухнул на пол, а сам бросился к двери и с ругательствами отодвинул тяжелую щеколду. Родриго помог сказочнику встать, крепко держа его за плечо, чтобы он не ринулся в открытую дверь. Однако юноша и не пытался бежать.
— Зофиил живет в постоянном страхе, что кто-нибудь тронет русалку или другие ящики, хотя один Бог знает, что у него там такое ценное, — пришлось объяснить мне, потому что отец и сын в изумлении таращились на дверь — видимо, гадали, не сошел ли Зофиил с ума.
Юноша-лебедь открыл рот, как будто собирался что-то сказать, но быстро передумал и промолчал.
— Надеюсь, ты ничего там не повредил, не то, поверь старику камлоту, ты пожалеешь, что не остался с разъяренной толпой. Как тебя звать-то, кстати?
— Сигнус.
— Ну вот, Сигнус, в котелке осталось немного бобов, так что садись и ешь. Сегодня с тобой все равно ничего не сделают, и что толку сидеть голодным, коли есть еда. Нам всем предстоит длинная ночь.
Дверь заперли, и мы снова устроились у очага на глинобитном полу, подложив под себя куски мешковины или поленья — в доме была только одна маленькая скамья и табурет. Сидели мы плотно, как сельди в бочке, но никто не жаловался — все радовались сытости и дремотному теплу потрескивающего огня.
Внимательно осмотрев ящики, Зофиил вынужден был признать, что все цело, однако гнев его отнюдь не утих. Он сам невольно скрыл беглеца, не позволив обыскать фургон, и гордость его была уязвлена. Чтобы не попасть впросак вторично, он хотел привязать пленника к колесу повозки и оставить на ночь под дождем, но мы все воспротивились. Хозяева не возражали против того, чтобы юноша переночевал под их кровом, и даже рады были возможности насмотреться на такую диковину, как человек-лебедь. Зофиил, злясь, что ему не дали наказать пленника по-своему, принялся изводить его словами.
— Расскажи-ка нам правду, — потребовал он, — и не вздумай плести небылицы про заколдованных принцев и башмачников — мы тут не дети. Крыло ведь не настоящее — просто трюк, чтобы выманить несколько лишних пенни у горожан вдобавок к тому, что они заплатили бы за сказку? Ты, конечно, многих обманул, но не рассчитывай провести меня.
Сигнус робко огляделся.
— Это долгая история.
— Нам некуда торопиться, да и тебе тоже, — мрачно произнес Зофиил.
Адела ободряюще улыбнулась юноше, и тот, с опаской покосившись на фокусника, обратился к ней:
— Я родился с одной здоровой рукой и другой... ну, это была не рука, а культяпка с шестью крохотными отростками, которые расходились веером, словно зачатки маховых перьев. Хорошо, что матушка рожала одна, потому что повитуха, будь она рядом, не дала бы мне сделать первый вдох. Матушка говорила, многие повивальные бабки так делают, зная, что от ребенка-калеки одно горе.