Дар Астарты: Фантастика. Ужасы. Мистика (Большая книга) - авторов Коллектив

В ту же ночь, слабо освещенный первым зеленым сиянием брезжащего рассвета, старый Сербельони долго стоял перед трупом сына, тяжело опираясь на свою любимую палку черного дерева. Он попеременно глядел то на украшенное желтыми розами распростертое тело, то — на мраморные, застывшие в загадочной торжествующей улыбке черты богини.

— Ты не пожелала освободить его! — тоскливо шептали бескровные губы.

Затем, не сдерживая слегка смягчавших его горе слез, он наклонился, целуя бледный висок сына.

— Бедный Антонио!..

Ганс Бетге

КОЛДУНЬЯ ИЗ ФЛОРЕНЦИИ

Легенда

Без сомнения, она была самая красивая! Вся Флоренция лежала у ее ног! Хотя в средневековой Флоренции не давали воли нежным чувствам, но здесь, подобно снегу на солнце, таяла грубость нравов. Красивой Розауре Монтальбони все выказывали любовь и преданность, и при встрече с ней зарождалось большое, светлое чувство в сердце даже самого неотесанного пария.

Розаура всех очаровывала. Стоило ей только показаться на балконе своего дворца, как тут же собирались кучки людей, с восхищением глядевших на нее. Стоило ей появиться на улице, как толпа народа следовала за ней по пятам. Большинство поселения покупало там, где покупала она. Она улыбалась, и все чувствовали себя счастливыми. Если же черты ее омрачала печаль, то все, видевшие ее, впадали в тоскливое настроение.

У Розауры были золотистые косы. Когда она их расплетала, то, ниспадая, волосы укутывали ее, подобно золотой мантии. Она почти всегда ходила одетая в парчу. Стан ее был стройный, как у молодого кипариса, а в голубых глазах, казалось, блестела небесная лазурь.

Она жила на правом берегу Арно. В окрестности ее дворца появлялось много новых домов, так как всякому хотелось жить по соседству с ней. Даже рыбаки, жившие на левом берету реки, перебрались на правый. Молодые люди из городской знати наперебой добивались ее благосклонности, но она никого не любила.

Юноша из семейства Строцци, краса и гордость своих родителей, от отчаяния бросился в Арно, так как Розаура не захотела выслушать его признания. Однажды ночью нашли на улице, против ее дворца, остывший труп молодело Лоренцо делла Спина. Причина трагедии — Розаура не отвечала ему взаимностью, и молодой юноша отравился. Одно время казалось, что она благоволит молодому Андреа ди Кради. Но через некоторое время после поездки в Сеттиньяно, — обнаружили отсутствие этого счастливца, — вскоре его нашли заколотым в лесу. Его убила рука завистливого соперника.

Даже отцы семейств разорялись на нее. Они покупали драгоценные камни и жемчуга, отбирали украшения у своих жен и посылали Розауре Монтальбони, надеясь этим добиться ее благосклонности. Случалось, что из за Розауры молодые люди пускали по ветру все отцовское наследство. Но все напрасно! Розаура оставалась непреклонной!

Из-за нее началось волнение среди жителей Флоренции. Родители некоторых обманутых в своих надеждах сыновей пожаловались в суд, что она чересчур красива. Суд эту жалобу признал неосновательной и отклонил.

Наступил голод, народ требовал хлеба и возмущался тем, что во дворце Розауры все еще подавались на стол изысканные блюда. Все знали, что Розаура купается то в молоке, то в вине и что даже ее собаки едят лучше, чем горожане. Наконец, долго сдерживаемое недовольство вырвалось наружу, и было произведено нападение на ее дворец. Сломали ворота, связали слуг, и толпа с шумом заполнила двор. В это время на ступеньках широкой лестницы показалась Розаура; на ней было платье из золотисто-красной парчи и распущенные светлые волосы закутывали ее стройный стан. Мило улыбаясь, она спускалась по лестнице. Толпа оцепенела, лица просветлели, самые громкие крикуны низко склонили свои головы. Очарованная ее улыбкой, толпа очистила ее двор — и продолжала голодать.

Но вот случилось нечто, положившее внезапный конец пребыванию красавицы в городе. Случилось нечто ужасное!

Джиованни, видный муж из знаменитого семейства Пацци, долгие годы был городским казначеем. Он пользовался неограниченным доверием флорентийцев. Случайно обнаружилась крупная растрата, — оказалось, что он истратил на Розауру большую часть общественных денег; после этого Джиованни повесился у себя в саду.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Розаура предстала перед судом, постановившим заклеймить ее плечи раскаленным железом и изгнать из Флоренции. Во время оглашения приговора судьи закрывали рукой глаза, чтобы не потерять стойкости перед красотой девушки.

На обширной ратушной площади Розауру привязали к позорному столбу. На лицо ее надели черную маску, так как опасались, что народ, подкупленный ее красотой, может освободить ее. Палач приблизился, чтобы заклеймить ее. Сорвав с нее платье, поднял раскаленное железо, и… пораженный совершенной красотой обнаженной спины, тут же опустил его. Он наклонился к ней и запечатлел горячий поцелуй на нежной коже.

Палач отказался заклеймить Розауру, и этот отказ ему пришлось искупить смертью. Не нашлось никого, кто бы рискнул поднять на нее раскаленное железо.

Не снимая черной маски, ее посадили на телегу и повезли из города. Казалось, что она совершает триумфальное шествие по улицам города. Все провожали ее восхищенными взглядами, охваченные пламенным волнением. Молодые люди шли следом за телегой и распевали любовные песня.

Розаура Монтальбони поселилась в одном селении у знакомых, недалеко от Сьены.

Ей было запрещено вернуться обратно во Флоренцию. Опасались ее красоты!

Анри де Ренье

ТАЙНА ГРАФИНИ БАРБАРЫ

Человек, странную исповедь которого вы сейчас прочтете, был из хорошего венецианского дома. Я говорю «был», потому что за несколько недель до того, как я познакомился с настоящим документом, автор его умер в госпитале острова Сан-Серволо, где он находился в заключении несколько лет.

Без сомнения, это обстоятельство побудило любезного директора лечебницы для душевнобольных г-на С. познакомить меня с этой симптоматичной галиматьей; правда, я имел наилучшие рекомендации к г-ну С., и психомедицинские исследования, ради которых я явился в венецианский маникомио[8], служили гарантией моих намерений. Он знал, что я не злоупотреблю признаниями его покойного пансионера. Поэтому он без всякого колебания разрешил мне снять копию с помещаемого ниже документа, который я теперь публикую.

Впрочем, я это делаю без всякого опасения, потому что события, в нем излагаемые, относятся ко времени двадцатипятилетней давности. И ровно двенадцать лет прошло с тех пор, как наблюдения, занимавшие меня тогда и позже мною оставленные, привели меня в Венецию. В те годы они до того увлекали меня, что мне не приходило в голову наслаждаться поэтичными и живописными красотами Города дожей. Я кое-как, наскоро осмотрел его памятники и ни на минуту не подумал о том, чтобы вкусить отдохновение, которое предлагает этот единственный в мире город, где можно почти всецело забыть современную жизнь.

Среди стольких прекрасных вещей, которые я видел впервые в своей жизни, я был занят лишь своей работой. Сейчас я смотрю на вещи иначе и не без некоторого презрения вспоминаю о былом посетителе Венеции, который жил в ней как в любом городе, для которого базилика Святого Марка была лишь одним из множества мест и который окидывал Дворец дожей небрежным взглядом. Да, я довел мое безразличие до того, что поселился рядом с вокзалом! Выбирая это жилище, я принял в соображение лишь его удобство и недорогую цену. Из этих признаний явствует, что чувство красоты было в те годы совершенно во мне атрофировано до такой степени, что самыми интересными для меня местами в Венеции были кафе «Флориан», шербет которого я очень ценил, Лидо, где я любил купаться, и остров Сан-Серволо, где любезный директор, заинтересованный моими исследованиями, давал мне свои просвещенные указания.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ах, что за милый человек был этот синьор С.!.. Я сохранил чудесное воспоминание о наших беседах в его рабочем кабинете на острове умалишенных. Окна этой комнаты выходили на террасу с тремя разного роста кипарисами, откуда открывался широкий вид на лагуну в направлении Маламокко и Кьоджи. Мы часто располагались на ней, чтобы поговорить. Там царила удивительная тишина, лишь изредка прерываемая криком, доносившимся из помещения буйных больных, или, в часы отлива, скрежетом крыс, бесчисленная толпа которых копошилась в тине у подножия стен.