Артюр Рембо - Жан Батист Баронян

Для Артюра это было счастье — Счастье с большой буквы, ощущение которого он выразил в коротком стихотворении без названия:

Бег дней и замков глушь!Нет беспорочных душ.Бег дней и замков глушь!Удачу я узнал такую,Что день и ночь о ней толкую.В том жизни пламень не потух,Чей галльский пропоёт петух.Прошла моя к счастливцам зависть,Мой дух прозрачен как слеза весь.С тех пор, как мы одно вдвоём,Я снова лёгок на подъём.Чтобы слова раскрылись сами,Они должны стать беглецами.Бег дней и замков глушь!{55}

Из Шарлеруа они прошли пешком по просёлочным дорогам Эно и валлонского Брабанта до Нивеля, где полюбовались церковью Святой Гертруды, основание которой относят ещё к VII веку.

Они никуда не спешили, хотя у их беззаботного странничества и было место назначения — Брюссель. Погода стояла хорошая, и они могли где угодно остановиться, передохнуть, поспать: в поле, в лесу, в какой-нибудь хижине или овине, в деревенской гостинице где-нибудь на перекрёстке дорог.

Так не спеша они добрались к 21 июля, дню национального праздника Бельгии, до ворот Брюсселя.

С КОММУНАРАМИ

Рембо и Верлен остановились в гостинице «Гранд-отель» — заведении на пятьдесят комнат, расположенном на стыке улиц Прогресса, Крестовых походов и площади Наций, напротив Северного вокзала. Гостиницу эту выбрал Верлен, который уже останавливался в ней с матерью в августе 1867 года, когда посетил Виктора Гюго, жившего в Брюсселе на улице Баррикад.

Друзья чувствовали себя хорошо и не видели ничего такого, что могло бы помешать их счастью.

В день их прихода в Брюссель Верлен привёл Рембо к коммунарам, оказавшимся в изгнании после 1870 и 1871 годов, когда была разгромлена Парижская коммуна.

В течение нескольких десятилетий, а именно со времени своего основания в 1830 году, Бельгия пользовалась репутацией страны свободы, равенства, безопасности и социального мира. Её Конституция от 7 февраля 1831 года провозглашала, помимо прав личности, свободу совести, вероисповедания, печати, собраний и объединений, петиций и образования без каких-либо ограничений. И это во многом объясняет тот факт, почему люди, испытывавшие у себя на родине политические или финансовые трудности, охотно искали убежища в Бельгии.

В 1845 году Карл Маркс, высланный из Парижа за публикацию в периодике бунтарских статей, приехал в Брюссель, где вскоре к нему присоединился его сообщник Фридрих Энгельс. После государственного переворота во Франции 2 декабря 1851 года туда же эмигрировал Виктор Гюго, открыто выступивший против Луи Наполеона Бонапарта.

Не прошло и недели, как его примеру последовал Александр Дюма вместе со своим секретарём Ноэлем Парфе. Автор «Госпожи Монсоро» к тому времени был по уши в долгах, и за ним гналась стая кредиторов. То же случилось с Бодлером и издателем его «Цветов зла» Огюстом Пуле-Маласси, который, обанкротившись, просидел полгода в тюрьме Клиши, после чего выбрал местом жительства Бельгию.

В столице Бельгии и её ближайших окрестностях проживало более двух тысяч коммунаров. Многие из них жили там без паспортов и под фальшивыми именами. Существовали они в основном за счёт работы в мастерских Брюсселя и девяти его предместий: Схарбек, Синт-Йоссетен-Ноде, Эттербек, Сен-Жиль, Андерлехт, Кукелберг, Моленбек-Сайнт-Еан, Лакен и Икселес, где Пуле-Маласси жил с 1863 по 1869 год и где в 1867 году опубликовал под названием «Подруги» сборник эротических стихотворений Верлена, спрятавшегося за псевдоним Пабло де Эрланьес. Отпечатанный всего в шестидесяти экземплярах, сборник был арестован на границе французскими таможенниками.

Жившие в Брюселе коммунары делились на два лагеря. К одному принадлежали те, кто навсегда отказался от революционных идей. Ко второму — те, кто продолжал в них верить, например Жорж Кавалье, прозванный за свою непривлекательную внешность Деревянной Трубкой.

Жорж Кавалье, получивший в Политехническом институте и Горной школе образование инженера, в 1867–1868 годах сотрудничал с Жюлем Валлесом в парижском литературно-политическом журнале «Улица», потом работал в газете «Народ», а в 1870 году был сотрудником республиканца Леона Гамбетты. Осуждённый на десятилетнее изгнание, Кавалье зарабатывал на жизнь частными уроками математики.

Ещё одним коммунаром, которого Верлен хорошо знал и теперь встретил в Брюсселе, был Бенжамен Гастино, бывший сотрудник «Голоса народа» Жозефа Прудона, бывшего директора библиотеки Мазарини в Париже. Гастино был заочно приговорён к высылке. Он редактировал издание текстов Мирабо и Вольтера, был автором путевых заметок, пьес для театра, а также «Гениев свободы», выпущенных в Брюсселе в 1865 году издателями «Отверженных» и наделавших много шума.

Этот второй лагерь коммунаров, лагерь неисправимых, продолжал распространять свои убеждения через политические и сатирические газеты, такие, как «Дубина» или «Бомба». Последняя, по объявлению её издателей, «взрывалась каждую субботу».

Встречались коммунары обычно в некоторых из многочисленных брюссельских пивных, где потоками текло пиво превосходных бельгийских сортов, которые, впрочем, были непривычны для иностранцев. Они порой затруднялись с выбором между горьким фаро, светлым, сладковатым и хмельным лувенским, крепким эйцетом, горьким ламбиком и пенным национальным, похожим на мюнхенское.

Чаще всего коммунаров видели в таверне «Святой Иоанн» на одноимённой улице, в «Большой Богемской пивной» на улице Эквийе, в «Доме пивоваров» на Гран-Пляс или «У Лисёнка» на улице Колежьяль. Последнее заведение держала вдова Линтерманс, личность весьма оригинальная и хорошо знакомая ночным завсегдатаям. Можно было их встретить и в «Таверне Вильгельма» на Музейной площади, где подавали английское пиво, или в кафе «Орлож» на авеню Марни, у бульвара Регента и Намюрских ворот, в квартале, который был у них особенно популярен.

Верлена и Рембо увлекала перспектива встретиться с ними в этих местах, поболтать в их компании, расспросить о пережитом. Ведь у каждого из изгнанников за плечами была какая-нибудь страшная история. Общаясь с ними, Артюр видел в воображении множество впечатляющих картин и сожалел о том, что ему не довелось быть в Париже во время уличных боёв. Жизнь в бельгийской столице сразу стала казаться ему цветущей, и, вдохновлённый ею, он сочинил стихотворение, которому дал простое название «Брюссель», уточнив в эпиграфе, что оно навеяно атмосферой бульвара Регента: