Веселые истории про Петрова и Васечкина - Владимир Алеников

К полному удивлению рабочих, окруживших сарай, из него на совершенно невиданном сооружении в самый последний момент, перед тем как окончательно рухнула крыша, выехал мальчик. С растущего неподалёку дерева слетела ворона, села мальчику на плечо, и странная машина неспешно покинула пустырь.

Счастливый Филипп, улыбаясь, переглянулся с верной Луизой. Он крепко держался за руль своего друга. Со всей округи сбегались мальчишки и с восхищением смотрели, как крокопёс уверенно ехал по дороге.

– Как он едет? – шептались они. – У него же нет бензобака!

– А зачем ему бензин, он же на солнечной батарее! – резонно заметил прохожий. – Как называется твоя машина, мальчик?

– Крокопёс! – гордо ответил Филипп.

– Молодец парень! – сказал прохожий.

И одобрительно поднял большой палец вверх.

– Кар! Кар! – подтвердила Луиза. – Именно так!

Вот таким образом и закончилась эта история.

Но приключения Филиппа и его крокопса только начинались.

Дом

Сначала с весёлой песенкой разбегалось по своим норкам многочисленное семейство мышей, а потом уже наступал рассвет, и дом просыпался. Жужжали лифты, стучали и хлопали двери, урчали у подъезда машины – жильцы торопились в школу и на работу. Вскоре шум затихал, и опустевший дом начинал с нетерпением ждать возвращения жильцов.

Дом был не то чтобы старый, но какой-то совсем уже и не новый. Стёкла в подъезде были выбиты, лампочка разбита, стены были исчирканы всевозможными надписями типа «ВОВА + ЛЕНА = ХА-ХА!». На потолках лестничных пролётов торчали прилепившиеся спички с расплывшимися по штукатурке тёмными кружками. Короче, вид у дома был явно, как бы это помягче сказать, не-пре-зен-та-бель-ный, вот!

Дом стоял на берегу реки. В солнечный день вода отражала его, как зеркало. Дом посматривал на это своё отражение и тяжело вздыхал. И тихо-тихо, еле слышно, пел какую-то грустную песенку.

Наверное, и в этот день в жизни дома не произошло бы ничего нового, если бы не роковое стечение сразу ТРЁХ Существенных Обстоятельств. Первое Существенное Обстоятельство – у четвероклассника Димки был день рождения. Ему исполнилось десять лет, о чём он прокричал в лестничный пролёт своему другу Петьке, а для большей важности ещё и выцарапал надпись на лестничной стенке: «МНЕ 10 ЛЕТ!!!»

Дом поморщился, когда Димка царапал по нему, а потом задумался. И от этих мыслей ему стало так грустно, что он чуть не заплакал. «Да ведь мне тоже сегодня исполнилось десять лет!» – вспомнил он. И это было Второе Существенное Обстоятельство, о котором никто бы так ничего и не узнал, если бы не…

…Третье Существенное Обстоятельство, которое заключалось в том, что в детском саду объявили карантин и девочка Юля осталась дома. Одна. Впрочем, не совсем одна – с ней был верный товарищ, лохматый пёс Антошка.

Вот так и получилось, что Юля и Антошка услышали, как дом, полагая, что никого из жильцов нету, жалобно вздыхая и поскрипывая, пел свою тихую песенку.

«Вот Димка любит покуролесить, – сетовал дом, – но и мне ведь сегодня только десять. Но это совсем никому незаметно, ведь я выгляжу, как старик двухсотлетний. Я готов переносить и зной, и стужу, но дело обстоит гораздо хуже. К старикам хоть относятся с уважением, а я даже в свой день рождения не заслужил уважения!..»

И Юля с Антошкой, услышав эту грустную песенку, задумали сделать дому подарок. Они решили, что прежде всего дом должен быть в свой день рождения нарядным и чистым. И, так порешив, тут же взялись за работу.

Скорей всего, из этой затеи бы ничего не вышло, потому что, скажем прямо, не бог весть какие мастера были Юля и Антошка, но пришёл из школы именинник Димка, Юлин старший брат. Он начал было препираться с сестрёнкой, но, зная её упорный характер, махнул рукой и засучив рукава бросился помогать.

Но они, конечно, и втроём бы ни за что не справились (тем более что Антошка так старался, так, можно сказать, из кожи лез, что всё время какие-то нелепости совершал: то ведро с водой опрокинет, то тряпку случайно порвёт, в общем, только затруднял всю работу!), если бы не пришли к Димке гости. И гости эти, узнав, в чём дело, сразу же стали помогать. А потом вернулись и взрослые жильцы, и тогда уже всё завертелось всерьёз. Потому что нашлись среди них и штукатуры, и маляры, и электрики, и стекольщики. Они всё почистили, покрасили, вкрутили лампочки, вставили стёкла.

И в застеклённые окна в подъезд тут же устремились лучи солнца. А профессор ботаники Иван Спиридонович Репкин даже приехал на поливальной машине, и с её помощью дом, наконец, умылся… И – засиял!

И конечно же все при этом пели уже совсем и не грустную, а очень даже весёлую песню про Дом, и про день рожденья, и про хорошее настроение, для которого, оказывается, надо совсем не так много. А похорошевший, развеселившийся и расхрабрившийся дом даже исполнил, к общему удовольствию, соло в этой славной песенке.

«Как прекрасно, когда в день рождения ты не грязный и не плаксивый, а испытываешь наслаждение, оттого, что чистый и красивый!» – вот такое соло он исполнил.

Последней, к слову говоря, закрасили надпись «МНЕ 10 ЛЕТ!». (Надо ли говорить, как покраснел при этом Димка!)

И наверное, никто бы не обратил внимания, если бы Антошка не заметил и не показал Юле, а она, в свою очередь, всем остальным на… многочисленное семейство мышей. С чемоданами, свёртками и другими пожитками они длинным караваном потянулись из дома, совершенно игнорируя общее веселье.

– Поищем другое местечко! – заявил папа-мышь маме-мыши. – Здесь стало что-то слишком чисто! Тьфу!

И они гордо удалились, ознаменовав тем самым.

КОНЕЦ ЭТОЙ МАЛЕНЬКОЙ ИСТОРИИ

Свадьба

Городок, в котором происходила наша история, был небольшой, чудесный. Дома утопали в зелени, а прямо посреди города протекала речка, разделявшая его на две половины. На левом берегу речки находился дом бургомистра Карла, о чём и сообщала вывеска на двери: «Бургомистр КАРЛ».

У бургомистра Карла было две дочки – одна, уже вполне взрослая, Эльза, и вторая, ещё подрос ток, Тина. Дочек Карл воспитывал один, жена у него давно умерла, о чём свидетельствовал её портрет на стенке столовой. Надо заметить, что дочки очень отличались по своему характеру.

Старшая, Эльза, была ужасно застенчива. Ей на самом деле давно пора было замуж, но из-за этой её невероятной застенчивости ей, похоже, было суждено навсегда остаться старой девой. Женихи, пытаясь выдавить из робкой и молчаливой Эльзы хоть слово, в конце концов решали, что она просто дура набитая, махали на неё рукой и исчезали.

Зато младшая, Тина, была полной противоположностью своей сестре: решительная, озорная, изобретательная – как говорится, чертёнок в юбке.

Это было видно и сейчас, когда семья завтракала.

– Эльза, – сказал бургомистр, – ну, почему бы тебе не пойти погулять? – поинтересовался бургомистр. – Сегодня чудесная погода. Сколько можно сидеть одной? Неужели тебе не хочется с кем-нибудь поболтать?

Эльза тут же зарделась.

– Я бы лучше занялась вышиванием, отец! – еле выдавила из себя она.

– Так ты никогда жениха не найдёшь! – тут же заявила Тина.

– Тина! – осадил её бургомистр.

– А что, разве не так? – повела плечиком Тина. – Все эти женихи не могут из неё ни одного слова выдавить, поэтому думают, что она дура набитая, и исчезают.

Эльза всхлипнула.

– Была бы жива мама, – воскликнула она, показывая на портрет, – она бы вам ни за что не позволила так надо мной издеваться!

С этими словами она выскочила из-за стола и с рыданиями убежала.

Карл вздохнул.

Тина пожала плечами.

– Невозможный характер! – посетовал Карл. – Прямо молчунья какая-то! Ох!

– Ты, папа, сам не разговариваешь с Кларой много лет, хотя вы вместе учились! – едко заметила Тина. – И никто не знает почему.

– Это не твоего ума дело! – осадил её Карл. – И потом она тоже со мной не разговаривает!

А на другой стороне речки стоял дом городского судьи Феликса. Правда, самого судьи уже не было на свете. Только на стене в столовой висел его портрет в траурной рамке. Теперь семейство состояло из немолодой вдовы Клары и двух её сыновей.

Причём у сыновей этих была практически та же разница в возрасте и в характерах, что и в первом случае. Старший – доброжелательный Сигизмунд – отличался удивительной деликатностью, при этом постоянно краснел и смущался, поскольку любил поесть и необычайно переживал из-за своей несколько располневшей фигуры. Младший же брат, Петер, был отъявленным шалопаем, он и двух минут не мог усидеть на месте.

Все трое сейчас тоже сидели за столом и заканчивали завтрак.