Изгнание владыки (Часть 3) - Григорий Адамов

– Да нет же! – горячо заговорил Дима, сползая в одной рубашке на пол. – Не надо открывать! И не надо управлять! Я его потащу на веревке за собой…

– Браво, Дима! – воскликнул майор. – Ты будешь когда-нибудь знаменитым изобретателем. Сдавайтесь, Иван Павлович! Ты, наверное, всю ночь не спал и думал о Плутоне? – обратился майор к Диме.

– Нет, я перед рассветом проснулся.

– Ну, значит, во сне думал, – уверенно заключил майор, докрасна вытираясь влажным полотенцем.

– Гм… Вот выдумщик! – произнес Иван Павлович и, видимо, не желая сразу сдаваться, добавил: – Ладно, надо будет подумать… Ты его сначала научи влезать в скафандр, а там видно будет. А ты подумал, как он там, несчастный, поместится? Куда он денет лапы? А голова? Посмотрите на нее. Ведь это же не голова, а котел! Даже в шлем Дмитрия Александровича она не войдет. Сам погляди.

– Ну, Иван Павлович… – умолял Дима, торопливо натягивая брюки. – Иван Павлович… голубчик… Ну как-нибудь устроим его там… Пожалуйста…

– А может быть, у нас в запасах найдется скафандр большего размера? – вмешался Комаров.

– Есть!.. Есть!.. – обрадованно закричал Дима. – Я помню… Я записывал… Там есть нулевой номер, а он больше первого номера, который у Дмитрия Александровича!

– Ну ладно, посмотрим, – закончил разговор Иван Павлович, направляясь к выходу. – А теперь умываться и готовиться к завтраку!

Захватив с собой большую кастрюлю, он отомкнул дверь и выбежал наружу. За ним последовали Комаров и Дима с электрифицированными полотенцами на плечах. Плутон уже весело лаял, носясь огромными прыжками по лагерю.

Солнце еще не взошло, но день обещал быть тихим и ясным. Высоко плыли в чистом небе легкие облачка с золотисто красной каймой. Восток пылал в багровом пламени сквозь прозрачную дымку утреннего тумана. Вершины торосов алели и сверкали, окрашивая своими отблесками окружающие снега и ледяные обломки во все оттенки розового цвета.

Майор остановился у дверей кабины.

– Смотри, Дима, – сказал он, обнимая мальчика за плечи и прижимая к себе, – какая красота кругом! Вон тот высокий сугроб… Он как будто усыпан рубинами, весь горит и сверкает. Или тень того тороса… Она синяя, а кругом все красное и розовое. Всмотрись, Дима, внимательно в каждую мелочь, а потом посмотри на все сразу.

Дима остановился, постоял с минуту неподвижно, медленно оглядывая все вокруг. Глаза его стали темнеть и углубляться, ноздри расширились, и детское лицо сделалось вдруг вдумчивым, серьезным, мужественным, как будто он увидел что то драгоценное, мимо чего минуту назад мог пройти, не заметив.

– Как хорошо… – тихо проговорил он.

Но в этот момент на мальчика бурно налетел с веселым, оглушительным лаем Плутон, вскинул передние лапы ему на плечи, сразу сделавшись на голову выше Димы и чуть не опрокинув его. Спрыгнув на снег, пес начал кружить вокруг мальчика, точно вызывая его на игру.

Иван Павлович тем временем отошел подальше в сторону, плотно набил кастрюлю чистым снегом и, вернувшись в вездеход, поставил ее на электроплитку.

Комаров уже натирал лицо снегом. Глядя на него, то же проделывал и Дима, отбиваясь и увертываясь от расшалившегося Плутона.

Вытирая раскрасневшееся лицо теплым полотенцем, Дима случайно взглянул на восток и вдруг неистово закричал:

– Солнце! Солнце! Смотрите скорее, Дмитрий Александрович! Что это такое?

Комаров быстро обернулся и увидел нечто необыкновенное.

Солнце уже на три четверти показалось над землей. Но что это было за солнце!

Матово-красный кирпич с горизонтальными темными полосами лежал на горизонте. На чистом небосклоне виднелось как бы приплюснутое окно с продольной решеткой, за которой рдели отблески пожара.

Показавшийся из кабины Иван Павлович посмотрел на это странное, без лучей, словно голое, светило, на изумленные лица своих товарищей и покачал головой.

– Скоро будет солнце, – сказал он.

– А это что? – удивленно спросил Комаров.

– А это только приподнятое рефракцией[5] и искаженное изображение солнца. Само солнце еще находится под горизонтом. Погода сегодня морозная, воздух наполнен мельчайшими ледяными иглами, в которых и происходит сильное преломление солнечных лучей. Вообще вам надо, товарищи, привыкать ко всем неожиданным шуткам рефракции. Их не перечислишь… Ну с, вода скоро вскипит, готовьтесь к завтраку. Я сейчас приду за вами.

– Есть готовиться к завтраку, товарищ командир! – ответил Комаров и направился к вездеходу.

Дима остался на льду, любуясь необыкновенным восходом. Раскаленный кирпич через минуту стал тускнеть, линии на нем искривились, и вскоре он совсем растаял в разгорающемся пожаре неба. Наконец высоко взметнулись кверху, словно золотые стрелы, яркие лучи, на все лег золотистый отблеск, мириадами радужных искр ослепительно засверкали снег и лед, и над горизонтом величаво и торжественно начало всплывать солнце.

Насмотревшись вдоволь, Дима вздохнул и откликнулся наконец на призывы моряка:

– Иду, иду, Иван Павлович…

После завтрака Иван Павлович с помощью Комарова и Димы привел в порядок еще два скафандра – для себя и мальчика; потом все трое, одевшись в стальные доспехи, долго упражнялись: разговаривали по радиотелефону, приводили в движение заспинные моторы и винты, управляли рулями с помощью ступней.

Плутон оглушительно лаял, глядя на странные фигуры, закованные в металл, узнавая и не узнавая своего хозяина и новых друзей.

После обеда Иван Павлович разыскал в складе огромный, рассчитанный, по-видимому, на гиганта, скафандр нулевого номера.

Когда он был собран, Дима облегченно вздохнул:

– Войдет, Иван Павлович! Правда, войдет? А?

– Пожалуй, будет достаточно просторно. Надо только приучить Плутона держаться в скафандре…

– Он будет сидеть в нем, Иван Павлович. Задние лапы опустит в обе штанины, а передние сложит на груди…

– Ой, Дима, будет ему, бедному, не сладко! Он будет не сидеть, а лежать на животе. Плавать-то под водой надо в горизонтальном положении. И задние лапы ему тогда тоже придется под себя поджать. А чуть скафандр примет в воде наклонное положение, собака начнет сползать вниз и проваливаться то в одну, то в другую штанину… Смотри, какие они широкие.

Дима хмуро глядел на раскрытый и распростертый перед ним на полу скафандр и упрямо твердил:

– Ну и что ж?.. Все равно я Плутона не брошу…

– Да кто тебе говорит, что надо бросать его? – рассердился Иван Павлович. – Заладил: «не брошу, не брошу»! Надо подумать, как для него лучше сделать. Не то в первый же день так измучаешь собаку, что потом калачом не заманишь ее в скафандр.