Куршевель. Dounhill. Записки тусовщицы - Наташа Нечаева

Мне несколько не понравилось, что Марат не поднялся в номер, но привередничать я не стала. После вчерашних эскапад хотелось выглядеть молчаливой и покорной. Ведь два этих качества, собранные вместе, невероятно красят женщину. Вспомнились лирические строчки какой-то поэтессы: «Я сегодня помолчу, я понравиться хочу». Вот я и стану молчать. Загадочные томные взгляды, грациозные движения тела и никаких слов. То, что я умная, он и так уже знает.

Внизу нас встретил незнакомый мордоворот:

– Вы Даша и Юля? Шеф приказал доставить вас в шале.

– А сам он где? – влезла любопытная племяшка.

– Встречает гостей, – коротко пояснил мордоворот.

Ах, ну конечно, он же хозяин сегодняшней вечеринки!

Ехали мы совсем недолго, больше времени ушло на повороты-развороты, чем на саму езду. Я почему-то ожидала вновь увидеть сказочный замок «Les Airelles» с симпатичными олешками по фасаду, а машина вдруг тормознула совершенно в другом месте. Небольшой, почти игрушечный домик с покатой заснеженной крышей выглядывал из-под огромных елей. Над крыльцом горел деревенский фонарь, окна светились ласковым теплым светом. От домика веяло таким уютом, таким домашним радушием, что хотелось как можно быстрей взбежать по деревянным ступеням, чтобы очутиться внутри, услышать, как трещат в печке сухие дрова, как скребутся в окно хвойные лапы.

– «Hameau du Cospillotin», – сказал водитель. – Приехали.

– Что это? – в один голос спросили мы.

– Был хутор, теперь – шале, – пояснил мордоворот. – Босс снял, ему тут нравится. Только свои, никто чужой не сунется.

По сравнению с роскошью «Les Airelles» и нашей «Le Lana», это шале и внутри выглядело совершенно по-деревенски – уютно и просто. Грубая деревянная мебель, стены, потолок, двери – все из того же дерева, добротного, прочного, тяжелого. Только полы разнообразили впечатление – квадратные, грубо стесанные каменные плиты. В центре холла, на возвышении, обитом тяжелой жестью, странная зубчатая жаровня с открытым огнем, над ней расписной короб шестиугольной призмы дымохода. Все нарочито солидное, словно гордящееся своей незыблемостью и простотой.

– Девочки, наконец-то! Проходите! – обрадовался Марат. – Как вам тут? Нравится? Правда, лучше, чем в наших люксовых бараках? Я в будущем году его на весь сезон сниму. Представляете, это шале всего на десять мест. Пять спален, пять ванных и все остальные навороты. Даже свой винный погреб!

– А для работы? – скромно поинтересовалась я.

– Дашенька, ну нельзя же журналистке, даже такой красивой, слишком много думать о работе! – засмеялся Марат. – Но если захотите – ради бога! Есть отменно оборудованный кабинет.

– Я не пойму, где мы находимся? – подошла к окну Юлька. – Это Куршевель или какая-то деревня?

– Вон, наверх взгляни, – повернул голову племяшки Марат. – Видишь подъемник? Это Cospillot. До Croisette пять минут пешком.

– Самый центр, что ли?

– Именно.

– Здорово! Я и не знала, что тут такое есть.

В столовой за простецким грубым столом уже сидели гости. Нас окинули равнодушными глазами, и не более. Застолье было практически семейным. Один стол, одна компания. На стенах висели простенькие пейзажи зимнего леса, окна прикрывали клетчатые сине-белые занавески, такие же чехлы пестрели на добротных стульях. Толстые белые свечи, приглушенный свет настольных ламп по углам, низкая восьмирожковая люстра над столом. Обычный ужин в деревенском доме. Как выяснилось, и одеты мы с Юлькой оказались весьма уместно: из пяти присутствующих дам ни одна не блистала бриллиантами и вечерним туалетом. Скромные блузы, мягкие брюки, мужчины – в джемперах и без галстуков. Оказывается, олигархи могут отдыхать и так, по-простому.

Из гостей-мужчин я признала алюминиевого магната и знаменитого банкира. Остальные мне были не знакомы. Известная дама оказалась вообще одна – владелица самого раскрученного в стране шоу-балета. Никто ни к кому не приставал, никто никого не перекрикивал. Общие разговоры, приятные шутки, простой и изысканный стиль общения.

Наслаждаясь удивительной атмосферой, я вдруг подумала, что вот среди этих людей, в этом аристократическом обществе, я хотела бы прожить всю свою жизнь. Чтобы так же трещал огонь, горели свечи, сверкали высокие бокалы и мужской взгляд, заинтересованный и нежный, время от времени пробегал по моему лицу, словно спрашивая: хорошо ли мне? Удобно ли? Все ли в порядке?

– Вино? Шампанское? – склонился передо мной пожилой официант в длинном белом фартуке.

Я вспомнила вчерашний отравленный «Chateau Petrus», из-за которого чуть не была пущена с крутого склона вся моя личная жизнь, и скромно ответила: шампанское.

– Я тоже, – присоединилась Юлька.

– «Perrier Jouëts Grand Brut», «Dom Perignon Oenotheque», «Delamotte Brut Blanc de Blancs Champagne», «Krug»? – Официант перечислял названия вин гордо и с таким достоинством, будто он только что изготовил их сам.

Из всего перечисленного мне был знаком только дом некоего месье Периньона. К тому же именно это шампанское мы пили на Новый год у Юльки дома. Его я и выбрала.

– А мне «Деламот», – неожиданно проявила самостоятельность племяшка, подвигая бокал.

– Ты что, пробовала «Деламот»? – поразилась я.

– Откуда? Сама знаешь, у нас дома один «Периньон». Маман на него запала. По-моему, жуткая кислятина. А «Деламот» звучит красиво. Как в «Трех мушкетерах».

– А кто в романе Деламот? – попыталась вспомнить я.

– Откуда я знаю? Я этот отстой не читала. Кино видела. Деламот, д'Артаньян. Мне Боярский нравится. Чего он там еще предлагал? Перье? Это вообще минералка. Че мы, лохи, минералку лакать?

– Лучше шампанское, – согласилась я, пытаясь поймать языком разбегающиеся колкие пузырьки. – Давай, ты мое попробуешь, я – твое. Тогда и решим, что будем пить дальше.

Мы элегантно пригубили вино, каждая свое, и только-только собрались незаметно поменять местами бокалы, как Марат привстал и хлопнул в ладоши:

– Наконец-то! Я уж хотел на поиски вертолет посылать!

В гостиную вошла новая группа гостей – две долговязые блондинки с приклеенными силиконом улыбками и Властелин Горы.

Народ радостно и тепло поприветствовал вошедших и тут же потерял к ним интерес. Как и к нам, когда мы пришли.

«Видно, так принято, – сделала вывод я. – Все гости равны, и нечего тут из себя эксклюзив строить».

Мне все еще было не по себе от зрелища коровьих шахмат. К тому же в одной из вошедших блондинок я узнала губастенькую негритянку, которую смачно облизывал плюгавый мужичок на катке. Эти две красотки, в отличие от всех прочих присутствующих, были в предельно открытых платьях и просто искрились драгоценностями, как перенаряженные новогодние елки.

Властелин подвинул стулья девицам, уселся сам и тут же занялся закусками. Видно, после шоколада захотелось солененького. Блондинки скучно глотали воду.

Бокалами мы все-таки обменялись, но ни я, ни Юлька принципиальной разницы в напитках не обнаружили. Наверное, чтоб разбираться в этих эксклюзивных изысках типа «Grand Cru», надо с младых ногтей потреблять не материнское молоко, а шампанское.

– Марат, а Романа не будет? – спросил кто-то за столом.

– Нет, у него сегодня своя вечерина, в «Les Caves», он туда хор кубанских казаков выписал.

– Да? Главное, чтобы сам солировать не начал.

– Да он же не пьет!

– Господа, – привстал над столом Властелин Горы. – Пока не забыл, прошу в субботу ко мне на прощальный ужин.

Одна из дылд встала, сломавшись сразу в нескольких местах, как марионеточная принцесса, и разнесла по столу черные карточки с золотыми буквами «Byblos, M. ROKOTOVV».

– Простите, господа, вход будет по этим карточкам, чтобы от зевак как-то оградиться, – извинился горный царь, – папарацци достали, а любопытные соотечественники – еще больше.

Публика восприняла данную новацию с одобрительным пониманием.

После полуночи, когда разговор за столом стал несколько громче и раскрепощеннее и уже несколько пар красиво танцевали в соседнем холле, заскочил тот самый мордоворот, который привез нас в шале, и что-то радостно зашептал на ухо Марату.

– Друзья, – встал Марат, – ну вот и обещанный сюрприз! Вы же хотели бардовских песен под гитару? Я обещал. Прошу!

Музыка, и без того тихая, смолкла совсем. В дверь вошел. не может быть! Этот интеллигентнейший человек, доктор наук. Откуда он тут, в Куршевеле? На какие такие шиши? Мои родители, когда по «Культуре» идет программа, где он – ведущий, бросают все дела, даже научные изыскания. И начинается! Телевизор поет, мать подтягивает тоненько и не в лад, отец вторит медвежьим басом. Даже меня это заводит. Тексты всех бардовских песен я знаю с детства, а вот ни слуха, ни голоса у меня нет. Родительский подарок. Отдали дочери все, что имели. Потому, когда предки начинают подвывать, я тоже активно включаюсь в этот хор. Известно ведь, если сама поешь, чужих огрехов не слышно. Наступают духовное единение и просветленность чувств.