Жди неприятностей - Светлана Алешина

Я постаралась аккуратно отклеить скотч, но развязать ей руки никак не получалось. Эта сволочь Крючков связал ее мокрыми веревками, и теперь их можно было только разрезать. Перетянутые кисти рук у Маринки были жуткого синюшного цвета. Я застонала, когда разглядела это. Оглянувшись назад, я громко закричала:

— Виктор! Виктор!

Сзади послышались быстрые шаги. Пока Виктор ориентировался, я поискала, чем же прикрыть Маринку.

Подоспел Виктор.

— Веревки… — чуть ли не плача прокричала я ему, показывая на этот ужас.

Виктор, бросив взгляд, сразу же все понял и достал из кармана складной ножик.

Несколькими быстрыми движениями он перерезал веревки, и я перевернула Маринку на спину. Тут же поняв свою ошибку, я накинула на нее ее блузку, подхваченную с пола.

— Виктор, а что же с руками-то делать? — растерянно спросила я, показывая, во что они превратились.

— Легкий массаж, — ответил он, но сделать мы ничего не успели.

Послышались громкие шаги, сопровождаемые звуками, словно по полу волокли тяжелый мешок.

В комнате появился Кирилл, таща за пояс брюк Крючкова. В последние дни физиономии Крючкова и так очень не везло, но сейчас она представляла собой какое-то подобие отбивной котлеты.

Кирилл был страшен. Одной рукой он схватил Крючкова за воротник, в другой сжимал пистолет.

— Где моя сумка? — спросил он у меня.

— Кирилл, — тихо ответила я, — я клянусь вам, что понятия не имею, о чем вы говорите. Я просто этого не знаю. Поверьте, пожалуйста. Мне слишком дорога жизнь, чтобы ею так рисковать неизвестно из-за чего…

Кирилл, посмотрев на меня долгим бешеным взглядом, наклонился над Крючковым и ударил его несколько раз рукояткой пистолета по лицу. Голова Крючкова только откидывалась, но сам он не издал ни звука.

— Где сумка, сука? — прорычал Кирилл. — Убью же, убью!

Крючков пошевелил разбитыми губами и с трудом прошептал:

— Не знаю…

— Так… — проговорил Кирилл.

В этот момент Виктор сделал какое-то движение, и Кирилл, быстро вскинув руку, выстрелил из пистолета в пол перед ним. Я вздрогнула. Мне показалось, что все мельчайшие щепки паркета, вырванные пулей, впились мне в лицо. Я закрыла лицо руками и попыталась стряхнуть их.

— Никто не шевелится, — жестко произнес Кирилл, — мне уже все равно. Или я получаю свои деньги — или я убиваю вас всех по очереди.

Наступила тишина, нарушаемая только прерывистым, свистящим дыханием Крючкова.

Я покачала головой:

— Я не понимаю, о чем вы говорите, Кирилл, честное слово…

— Да ну? — в голосе Кирилла послышалась жуткая насмешка. — Значит, не понимаешь?

Отступив на шаг назад, он с силой пнул ногой Крючкова в нашу сторону, тот, ткнувшись головой в пол, так и замер в этой позиции.

— Никто ничего не понимает, — повторил Кирилл, поигрывая пистолетом, — мне это просто нравится… Знаете что, ребятки, я не для того рисковал своей башкой, сперва участвуя в этом деле, а потом пришивая тех двух лохов, чтобы меня кинули на такие бабки… Я разберусь во всем, причем сейчас же…

Обведя всех присутствующих взглядом, Кирилл еще раз пнул ногой Крючкова в плечо, заставив его повернуться лицом вверх.

— Короче, я оставил сумку с бабками в твоей квартире, — сказал он, поведя стволом пистолета на меня так резко, что я зажмурилась, — это было позавчера днем. Сегодня ее там не оказалось. Кто взял?

— Я не видела никакой сумки, — тихо сказала я, опуская руки на колени.

— А почему ты мне сказала, что ее взял этот козел?! — проорал Кирилл.

— Потому что он тоже спрашивал меня про сумку, а потом засунул в ванну с горячей водой. Если бы я знала, о чем он говорит, я бы отдала ему это, лишь бы не попадать туда…

— Так он взял сумку или нет? — повторил Кирилл.

— Я не видела, — пришлось мне признаться, — но у него было достаточно времени, чтобы обыскать всю квартиру до вашего приезда. Кроме него, никто не мог ее взять. Лена, финансовый директор, уходила от меня с дамской сумочкой, той же самой, которая у нее была, когда вы ее сегодня видели. Это же не та сумка, как я понимаю, верно?

Кирилл наклонился над Крючковым и с силой упер ему в висок ствол пистолета:

— Говори, гнида, где бабки, или ты труп! Крючков, не поднимая глаз, с трудом разлепил заплывшие губы и хрипло прошептал:

— Не знаю…

— Ты брал ее или нет?!

— Нет, не брал, — совершенно обессиленно прошептал Крючков, и мне на какую-то секунду даже стало его немного жалко. Тем более что я точно не знала, брал он сумку или не брал ее…

В этот момент слабо застонала Маринка. Я обернулась к ней. Маринка приоткрыла глаза, но полностью в сознание она еще не пришла.

— Разрешите, пожалуйста, я принесу ей воды, — попросила я Кирилла.

— Ни хрена, — ответил он, и тут Крючков, видимо, собрав остатки сил, решился использовать свой самый последний шанс в жизни. Он схватился руками за пистолет и резко дернул его вниз, навалившись еще и всем телом.

Кирилл, потеряв равновесие от неожиданности, грохнулся рядом с ним на колени. Виктор, словно подкинутый пружиной, прыжком сумел достать Кирилла точным ударом ноги по голове.

Кирилл упал, не успев отобрать пистолет у Крючкова. Но тот, израсходовав все силы на последний рывок, тоже обессиленно ткнулся в пол и, очевидно, случайно нажал на спусковой крючок, да так и застыл в этом положении, навалившись на пистолет.

Я, вскочив на ноги, побежала за водой для Маринки.

Когда я вернулась со стаканом и полотенцем, Виктор уже диктовал адрес этой квартиры по моему сотовому телефону.

— Милиция, «Скорая», — кратко доложил он, но я на это не обратила никакого внимания. Сейчас самым важным для меня была жизнь Маринки.

Через неделю, в понедельник, я приехала на работу в самом замечательном расположении духа, которое только можно представить. Понедельники удачными не бывают, но этот был исключением.

Сегодня утречком я окончательно убедилась, что видимых последствий купания в горячей ванне на мне не останется. Хоть врачи дружно это и обещали, но все-таки сомнения оставались. А вот теперь-то я убедилась в их полной беспочвенности и ерундовое™.

Сегодня же выписывали из больницы Маринку, и сегодня же утром ко мне заехала Елена, и я торжественно подарила ей Мандарина.

Все это время, пока нас с ней терзали следователи, мы слегка сдружились, и однажды, заметив, как она возится с этим престижным засранцем, я предложила ей взять Мандарина к себе. Елена с радостью согласилась. Ну, а уж мои ощущения от этого были просто восторженными. И пусть Маринка возмущается сколько ей влезет: у меня с Мандарином связаны не самые лучшие воспоминания моей жизни. Так уж получилось.

Сюрприз ожидал меня, когда я зашла в свой кабинет. За моим столом восседала Маринка собственной персоной.

— Вот те на! — воскликнула я, останавливаясь у дверей. — Ты откуда здесь взялась? Мы же за тобой после обеда должны были заехать.

— Надоело мне там торчать, я позвонила Виктору, и он меня выкрал, еще вчера вечером, — весело ответила она.

— Не можешь ты без романтики, подруга, — попеняла я, — обязательно тебя нужно выкрасть или спасти… Простоты не хватает в ваших запросах, девушка.

— Ну хватит! — жалобным голосом воскликнула Маринка. — Сколько ты меня еще будешь попрекать этим?

— Пока нового повода не дашь, — пообещала я, и Маринка обиженно надула губы.

Открылась дверь кабинета, и зашел Ромка с подносом, на котором парил кофейник.

— Ой, — воскликнул он, ловко обходя меня, — здравствуйте, Ольга Юрьевна, а я вас не заметил.

— Не страшно, лишь бы не облил. Здравствуй, а где все? Где Виктор, Сергей Иванович?

— Уже идут, — ответил он, подходя к кофейному столику и ставя на него поднос.

Мы с Маринкой сели за стол и начали творить бутерброды для совместного завтрака. За последние дни, издерганные постоянными развлечениями в РОВД, мы все пропускали то завтраки, то обеды и поэтому начали очень ценить возможность спокойно перекусить.

Подошли Сергей Иванович с Виктором.

— Можно разливать? — сразу же подскочил Ромка.

Маринка надула губы, но промолчала. Мне понравились ее новые реакции. Похоже, прошедшие события повлияли на нее в лучшую сторону.

— Не можно, а нужно, и поскорее, — изображая строгость, что, впрочем, у него получалось плохо, ответил Сергей Иванович, — я-то думал, что все уже готово…

Ромка, ужасно гордясь своими новыми обязанностями, которым сегодня явно пришел последний день, разлил кофе по чашкам. Маринка, брезгливо морщась, сделала осторожный глоток и вынуждена была опять промолчать: Ромка почти не уступал ей по способности варить классный кофе. Маринка это сразу же поняла и немного погрустнела.

Пусть это и нехорошо, но я позлорадствовала в сердце своем. Не сильно, а так, чуть-чуть.

— Какие новости? — хмурясь, спросила Маринка. — Вы же мне почти ничего не рассказывали, заразы. Давай-давай, Оль, рассказывай. Как ты думаешь, Кирилла посадят, да?