Крест и порох - Андрей Посняков

Ватага, видимо, заметив отставших товарищей, остановилась. «Курицы» немедленно и всей стаей ринулись на добычу. После короткой яростной схватки несколько туш упали на пляж, а ватага продолжила свой путь. Волчатники, словно забыв о них, устроили пиршество, быстро растерзав своих сотоварищей, и еще до подхода десятка Силантия продолжили погоню.

– Главное не останавливаться, – еще раз повторила Митаюки. – Пока идешь, не тронут.

– Река, – кратко ответил Андреев.

– Ты о чем, дядя Силантий? – не понял Кудеяр.

– Дозор мы вдоль берега отправляли. Через несколько верст река большая будет. Вестимо, там нас всех и сожрут.

– Немного совсем куриц-то, дядя! С полсотни всего. Отобьемся.

– В лесах здешних, мыслю, их несчитанно набрать можно. Этих побьем – колдуны крылатые новых нагонят.

– Выходит, на погибель идем? – Ручеек с надеждой оглянулся на Митаюки.

– Они не любят холода, – ответила юная шаманка. – Засыпают. Здесь уже зябко. Коли до льдов доберемся, туда даже самые сильные шаманы волчатников загнать не смогут.

– А-а-а… – приободрился молодой казак.

– Вон и река уже видна, – прищурился десятник. – Камыши по всему устью стоят. Скоро упремся…

Первой на берег реки, конечно же, вышла ватага. Поняв, что пути дальше нет, казаки развернулись, в два ряда встали плечом к плечу, спрятав раненых и женщин за спины и выставив вперед копья, словно для отражения крылатой польской конницы. Огромные курицы, растопырив крылья, ринулись вперед, напоролись на пики и отхлынули, потеряв нескольких. Чуть помедлили, подкрались осторожнее, принялись жрать погибших.

Шляхтичи, надо признать, до такого никогда не опускались.

– Если строй прорвут, – мрачно предсказал десятник, – сожрут всех. За спину заскочат, слабых загрызут сразу, а клочья строя опосля по частям задавят.

– Они ведь не люди, дядя Силантий. Не догадаются.

– А тут много ума не надо. Сбиться стаей плотнее да в одно место массой всей и вдарить.

– Ты их еще научи! – хмыкнул Матвей. – Глядишь, в сотники возьмут. Главным по курятнику будешь.

– Сами не сообразят – колдуны с драконов надоумят. Казаки не смогут стоять долго. Они и так устали изрядно. Нужно что-то придумывать.

– Не останавливаться… Главное, не останавливаться… – тихо напомнила шаманка.

Десяток Силантия Андреева добрел до ватаги – усталых беглецов волчатники и вправду словно не заметили, продолжая, рискуя шкурой, наскакивать на копейщиков.

– Не останавливаться…

Матвей покосился на свою невольницу и, пройдя по берегу мимо товарищей, вошел в реку, уперся в дно комлем ратовища, чтобы не снесло течением, стал шаг за шагом погружаться. Митаюки схватилась за его ворот и пошла следом.

Вода поднялась по торбасам, десятками раскаленных когтей вцепилась в голую кожу, дыхание свело от холода. Мороз поднимался все выше, добравшись до пояса, сведя судорогой живот. Серьга, теперь уже бочком-бочком двигался дальше. Вода поднималась все выше, захлестнув ему грудь, потом дойдя до плеч. Митаюки уже не шла, а плыла, мертвой хваткой вцепившись в одежду казака и чуть покачиваясь, словно бесчувственное бревно.

Шаг, еще шаг… Вода добралась до шеи, до подбородка, стремясь ворваться в рот. Матвей плотно сжал губы, задрал лицо, дыша носом, привстав на цыпочки. Шаг, еще шаг… Вода продолжала плескаться на губы, норовила забраться в нос. Шаг, шаг, шаг… Высокая волна залила лицо, скатилась. Еще шаг. Потом еще, упираясь в дно копьем. Шаг. Губы все еще заливало… Но глубже не стало! Еще шаг – Матвей смог опустить подбородок, хватануть воздух ртом. Еще шаг…

– Вторая шеренга, шаг назад! Поворачивай, к берегу отходи! – во всю глотку заорал воевода. – Михайло Ослоп в середину! Локтями сцепляйтесь, мужики, не то смоет. Бабам по себе пробраться дайте, раненых протащить. Напрягись, православные!

Длинной, сцепившейся локтями цепочкой казаки выстроились поперек реки, позволив девкам, хватаясь за их плечи, переплыть с берега на берег, а затем стали вытягиваться сами, один за другим. Ощетинившийся копьями строй стремительно ужимался, уходя в реку, пока наконец Иван Егоров, пугнув кончиком рогатины излишне наглого волчатника, не схватил немца за руку и последним не ушел с берега в воду. Вытянутый живой цепочкой сотоварищей, он вскоре очутился по другую сторону потока: мокрый до ушей, промерзший насквозь – но живой и невредимый.

Пернатые хищники, оставшиеся за рекой, возмущенно кудахтали и бегали туда-сюда, хлопали крыльями, а некоторые даже попытались перебраться следом. Однако их крупные туши оказались для течения легкой добычей – двух волчатников река еще с отмели унесла в море, и остальные предпочли отступить.

– Что, получили? Получили?! – восторженно закричал Кудеяр, грозя кулаком парящим вдалеке драконам. – Врешь, не возьмешь! Не по зубам вам, твари, казаки русские!

– Не залеживайтесь, замерзнете! – предупредил отдыхающих людей воевода. – Проклятье, мы же все мокрые! Подъем! Вперед, дальше идем! Пока укрытия для ночлега не найдем, не останавливаться!

Казаки, тяжело дыша, стали подниматься на ноги, медленно побрели дальше, вытянувшись в длинную колонну. Кудахтанье постепенно отдалялось, а белая полоса слева – приближалась, явственно дыша зимним холодом. Колдуны на летающих чудищах тоже держались вдалеке. Видимо, оседланные ими драконы не любили морозов.

– Чертовы твари! Когда же они от нас отвяжутся! – внезапно и зло произнес могучий Михайло Ослоп, остановившись и сплюнув в накатившуюся почти до самых сапог морскую волну.

– Много бегут, толпой, да-а… – вскинув ладонь, всмотрелся в появившихся далеко впереди новых врагов Маюни. – Большой стаей менквы не живут, да-а. Не иначе, сир-тя со всего берега в толпу согнали и супротив нас выпустили.

Навстречу отступающим казакам спешили никак не меньше сотни тупых здешних зверолюдей – куда более сильных, широкоплечих и кряжистых, нежели остяки или русские, с крепкими костяками и бугристыми мышцами, с толстыми черепами и тяжеленными кулаками. Этих слабоумных тварей сир-тя часто использовали и как слуг в своих селениях, и как воинов, напуская их на замеченные вблизи колдовского мира кочевья ненэй ненець, на чужих охотников или лодки. По счастью, оружия страшнее камней менквы не знали, больше полагаясь на зубы, нежели на кулаки.

– Привал, казаки, чуток отдохнем, – распорядился Иван Егоров. – Пусть они малость запыхаются, а мы силы наберемся.

Мужчины уселись прямо на песок, глядя на нового врага. Здешние менквы были высокими, почти на голову выше людей, все одеты в шкуры – вестимо, тоже мерзли при здешней погоде. Самцы и самки вперемешку. Сир-тя не особо заботились о том, кто будет умирать на казачьих копьях, для них было главным собрать стаю побольше и втравить в драку, стремясь скорее стоптать, нежели разгромить своих врагов.

Когда до ворога оставалось с полверсты, воевода поднял людей.

– В два ряда становись! – скомандовал он. – У кого топоры есть, вперед выходите. У сих тварей черепа такие, что саблей не раскроить. Михайло, на правый край иди и мимо себя постарайся никого не пропустить.

Казаки стали не торопясь вытягиваться в строй, проверяя оружие, поправляя пояса, затыкая за них топоры и отводя за спину, дабы в первой стычке не помешали.

Маюни, поколебавшись, вытянул нож, взял в зубы, расстегнул ремень и бросил на песок.

– Что ты делаешь?! – схватила его за руку Устинья.

– Все едино саблей резаться не умею, да-а, – пожал паренек плечами. – Стеснять станет. Ножом умею, с ним пойду. Да-а…

– Маюни! – Девушка помедлила, потом наклонилась и крепко поцеловала его в губы. – Удачи тебе, Маюни!

– Ус-нэ!!! – Остяк открыл рот, закрыл, не зная, что ответить. А через миг говорить было уже поздно. Он крепко сжал руку девушки и побежал к общему строю, оставляя за собой сгрудившихся вместе девушек и нескольких раненых, не способных принять участия в схватке.

Менквы уже подбирали по пути камни. Они всегда предпочитали кидаться булыжниками, а не драться в рукопашной. Закидать, наброситься на покалеченных и оглушенных, добить, проломить черепа, высосать мозг – любимое лакомство тварей.

– Вперед!

По приказу атамана тонкий строй воинов кинулся в атаку, опустив копья, стремясь бегом преодолеть опасное пространство. Им встречь полетела крупная окатанная галька и тяжелые камни, ударяясь в плечи, грудь, падая на шлемы и шапки – однако пробить доспех, даже простую стеганку, не так-то просто, а потому с ног казаки падали, только когда булыжники попадали по коленям или ступням. Да и то сбитые ратники не оставались лежать, а поднимались и, хромая, с проклятьями спешили вслед за своими.

Казаки привыкли восстанавливать прореженный строй под ливнем пуль и картечи, не то что под ударами камней, и потому, даже потеряв полтора десятка своих, копейщики все равно ударили слаженно и крепко: