Пустая шкатулка и нулевая Мария. Том 6 - Эйдзи Микагэ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С моих губ сам собой слетает вопрос:
– Кадзу, и тебя устраивает, что ты оставляешь ее умирать?
– Странный вопрос, – отвечает он. – Конечно, это меня не устраивает.
Мне это напоминает ответ некоей девушки, которая потратила целую жизнь в попытках заменить кое-кого.
– Я буду сожалеть об этом до конца моих дней. Возможно, я не вынесу этого груза!
Но в одном отношении они различаются.
– Однако я сделал то, что сделал, держа это в уме.
В отличие от Аи, Кадзу не сделал выбор.
Скорее всего – о н п р о с т о н е м о ж е т в ы б р а т ь д р у г о й п у т ь.
Возможно, он сам не понимает, почему действует именно так, но по-другому действовать он просто не в состоянии. Такова его форма безумия.
– Кадзуки Хосино… ты сошел с ума! – Ая закусывает губу. – То, что ты делаешь, даже методом нельзя назвать. Ни одному нормальному человеку такая идея даже в голову бы не пришла. Тем, что ты так делаешь… гнусно пользуешься иррациональной слабостью Кирино в том, что касается Омине… ты сам полностью уничтожаешь повседневную жизнь, которую ты так рвался защищать. Ты ведь и сам это понимаешь, верно? Это и доказывает, что ты сошел с ума.
Конечно же.
– Ты не тот Кадзуки Хосино, которого я знала. Во что ты превратился? Ты что, одержим демоном?
Кадзу отвечает отчетливо и печально:
– Я твой рыцарь.
– Мой что?
– Я всегда приду к тебе на помощь, даже если весь мир будет против. Я одолею и убью всех, кто встанет на моем пути.
– Мне это никогда не нужно было! И уж во всяком случае – не от такого демона, как ты!
– Твои слова значения не имеют, – отрезает он, и Ая теряет дар речи.
Кадзу смотрит на меня.
– Кстати, а чего ты ждешь?
Ему легко говорить!
– Не можешь решить, да? – произносит он, а потом добавляет нечто абсолютно неожиданное: – Ч т о ж, т а к т о ж е г о д и т с я.
– Что? – я не могу скрыть изумления. – Так тоже годится, говоришь? Ты так спокоен, хотя она умирает из-за моей нерешительности? Твой план ведь удастся, только если я спасу ее, так?
– Дайя. Ты ведь знаешь, ради кого я все это делаю, правда? – задает он встречный вопрос, игнорируя мой.
Еще бы не знать. Все это ради Аи.
– Мария сейчас обладает «Тенью греха и возмездием» и собирается сделать мир немного лучше, так?
Кадзу поднимает правую руку на уровень лица и сжимает в кулак, словно убедившись в чем-то.
– Я ее раздавлю. Марии не нужна такая тупая «шкатулка».
Наконец-то до меня доходит.
– Неужели…
Он приподнимает уголок рта.
– Похоже, ты наконец понял. Я уже сказал, что сомневаюсь насчет твоей решимости, но решимость Марии я понимаю. Я провел с ней целую жизнь. Я не могу ошибаться.
Ая Отонаси посвятила себя счастью других, поэтому она не приемлет жертвы.
А прямо сейчас человек умирает у нее на глазах.
Значит –
– А я с п а с е т К и р и, б у д у я ч т о - т о д е л а т ь и л и н е т.
Понятно. Я-то думал, он поставил эту ловушку на меня.
Я ошибался.
Он поставил эту ловушку на меня и одновременно на Аю.
Ая с горечью в голосе соглашается:
– Да, я собираюсь спасти Кирино. Мне придется сдаться силе Хосино.
– Ая!.. Но ведь это та самая «шкатулка», которую ты столько искала!
– Да. На поиски этой «шкатулки» я потратила больше времени, чем любой другой. Возможно, она бы выполнила самое заветное мое желание. Возможно, у меня никогда больше не будет такого шанса. Я знаю… я знаю… но… – она сжимает кулак. – Но!
Да.
Таков жизненный принцип Аи Отонаси.
И Кадзу бессовестно этим пользуется.
Ая собирается спасти Кири, и Кадзу раздавит ее экземпляр «Тени греха и возмездия». Благодаря помощи Аи Кири выживет. «Пирсинг в 15 лет» закончится, после чего включится последний эффект «Кинотеатра», и моя «шкатулка» будет уничтожена.
Наши «желания» превратятся в ничто.
У меня есть встречная мера.
Ая Отонаси – мой [раб]; я могу [приказать] ей оставаться на месте.
Но,
но…
– Дайя, – произносит Кадзу. – Надеюсь, ты не думаешь отдать [приказ], который убьет Коконе?
Точно. Все так и есть, как он говорит.
Но разве я не пришел к выводу, что его необходимо остановить любой ценой?
Разве я не решил это с полной убежденностью?
Значит – я отдам Ае [приказ] позволить Кири умереть? Я убью Кири?
Какого?..
Какого?..
Какого ХРЕНА?!
– Аа, гх…
Кири кашляет кровью.
Потом, наклонив голову мне навстречу, шепчет:
– Пожалуйста…
– Даже если мне придется умереть…
– Пусть Дайя обретет истинное счастье.
Слезы текут по ее щекам.
Как и во всех моих воспоминаниях, где она опиралась на меня.
– К о к о н е.
Все.
Все фильмы, что я увидел в «Кинотеатре гибели желаний», за долю секунды проносятся перед моими глазами.
Коконе Кирино. Харуаки Усуй. Ая Отонаси. Миюки Карино. Кодай Камиути. Трагедии, трагедии, которые терзают меня. Картины опутывают меня, точно длинная кинопленка, и впечатываются в меня, причиняя боль. Отторжение, отторжение, отторжение, чересчур много отторжения для меня. Ни намека на нежность. Картина перед глазами становится мозаичной, потом цветной, потом цвета сепии, потом снова мозаичной. Эмоции в этих картинах вторгаются в меня, переписывают меня, стирают меня, оставляя лишь Коконе Кирино. Я хотел разнести этот мир на кусочки, потому что мне была нужна только ты, мне была нужна только ты, мне была нужна только ты.
Аа, и вот теперь «тени греха» во мне попируют. Они сожрут меня. Наконец-то они собираются вместе, хватают меня и принимаются пожирать. Боли нет. Черная кровь льется из ран, образованных их острыми когтями, и затапливает мир. Они поглощают все мое тело, ничего не оставляя. Я огромное болото черной крови. Болото неспособно думать.
Поэтому оно лишь пассивно вспоминает.
Холодный красный мир, пойманный в плен закатного солнца. Посреди этого пустого красного мира в одиночестве стоит девушка. Она заходит в холодную красную воду, ее спина постепенно уменьшается. Плеск воды. Обернись обернись обернись я хочу чтобы она обернулась. Я тянусь к ней. Я тянусь к ней и беру ее за руку.
Скажи это.
Я* изменю мир ради тебя.
Время выходит. Но теперь «нулевой момент» – это смерть Коконе, а не уничтожение «Кинотеатром» моей «шкатулки».
Время выходит.
– …Аах.
Я хотел изменить мир. Массовым производством «людей-собак» я хотел заставить людей осознать, что такое на самом деле вина. Я хотел избавить мир от безмозглых людей. Меня устраивало то, что сам я буду уничтожен, если только кто-нибудь подхватит знамя. Я думал, что Ироха Синдо сможет сделать это. Я был убежден, что Ая Отонаси сможет сделать это. Я решил создать теплый, стабильный мир, в котором никогда больше не будет трагедий, в котором никому не достанется наша судьба. Я был готов заплатить любую цену, даже собственную душу.
Теплый мир.
Справедливый мир.
Да, это было чистое и откровенное желание; и я сильнее, чем кто бы то ни было, старался воплотить его в жизнь.
Однако.
Однако.
Я* просто не могу стоять перед этой лужей крови и ничего не делать.
…Я знаю.
…Я знал.
Да,
на самом деле
все, чего я хотел,
когда взял тебя за руку
в том красном мире, –
чтобы ты обернулась.
Где я?
В красном кинотеатре. Да, в кинотеатре.
Это означает, что я смотрю фильм.
Я повторяю движения персонажа на экране.
– Я*…
«Я…»
Я падаю на колени.
Ученик средней школы падает на колени.
– Я* не думал о себе.
«Я не думал о себе».
Я закрываю руками залитое слезами лицо.
Школьник закрывает руками залитое слезами лицо.
– Я* только хотел, чтобы ты была счастлива.
«Я только хотел, чтобы ты была счастлива».
– Коконе…
И –
– Я спасу тебя!
…Я проиграл.
Я открываю глаза.
Они все время были открыты, но я открываю глаза.
Ая тянется к аптечке.
Ни секунды не колеблясь, Кадзу вонзает руку ей в грудь и извлекает «шкатулку». Это копия «Тени греха и возмездия», которую я ей дал.
Она имеет форму идеального куба.
Кадзу давит ее.
Ая, даже не дернувшись, продолжает оказывать Коконе помощь.
Я уже ничего не могу сделать.
Не могу двигаться. Не могу сопротивляться бессилию, которое наваливает на меня «кинотеатр».
Поэтому мне остается лишь стоять на коленях и смотреть концовку «Пирсинга в 15 лет».
Последняя сцена – в коридоре нашей средней школы.
Коконе смотрит на мое правое ухо и печально спрашивает: