Категории
Самые читаемые книги
ЧитаемОнлайн » Проза » Советская классическая проза » Неудачный день в тропиках. Повести и рассказы. - Руслан Киреев

Неудачный день в тропиках. Повести и рассказы. - Руслан Киреев

Читать онлайн Неудачный день в тропиках. Повести и рассказы. - Руслан Киреев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 49
Перейти на страницу:

Я переложил чемодан из одной руки в другую и направился к дому Вологолова. Гостиница не нужна была мне больше.

Сейчас, когда я уже в своем городе и пытаюсь разобраться в случившемся со мной, меня поражает — что все‑таки за мощная нематериальная сила влечёт нас к нравственной чистоте, как объяснить её неодолимую власть над человеком — ведь это не хлеб и не вода, без которых не может существовать наш биологический организм? И отчего так — чем полнее удовлетворяешь прихоти этой силы, тем с большей жестокостью требует она верности себе?

Странные мысли приходят мне в голову, когда я думаю об этом, но я даже Антону не посмею открыть их: я чувствую, как дико выглядели бы они, сказанные вслух.

Вологолов двигался вокруг меня, говорил что‑то и звал мать, но, кажется, мать так и не вышла. Я не помню ни как взял чемодан, ни как нес его по улице, но память прихотливо удержала момент, когда меня окликнули у железнодорожной кассы, от которой я отходил с билетом в руке. «Молодой человек, чемодан забыли». Голос был женским, и я даже запомнил эту женщину — пожилая, с круглым светлым лицом. С нею была девушка — обернувшись, я застал на её губах исчезающую смешливую улыбку.

—1 Спасибо, — сказал я почему‑то не женщине, а девушке, и она покраснела.

И ещё мне запомнилось, как медленно трогается поезд, а я одиноко сижу в купе, и мне безразличен город, который остается за окнами вагона.

Дальше—темнота, лишь какие‑то кусочки, в беспорядке застрявшие в памяти, и так до тех пор, пока я окончательно не очнулся и не обнаружил с недоумением, что уже утро, что я лежу в чистой постели, но это не кровать, а полка поезда, который торопливо везёт меня куда‑то.

— Три бутылки «столичной», — раздельно повторил я. — Запамятовали?

Вологолов пристально смотрел на меня.

— Что ты хочешь этим сказать?

—• Такие пустяки… — проговорил я. — Но почему именно три? Не четыре, не две, а три? — Мне и впраъду приспичило вдруг узнать, почему три. — А если б Шмаков запросил ещё две?

Вологолов вспыхнул.

— Мать права! Ты и впрямь не умеешь пить.

Я смотрел на свою рюмку, где ещё оставалась водка. Я подумал, что и в опьянении есть свой смысл — как раньше не понимал я этого?

Покачивающаяся занавеска на вагонном окне отсвечивала той особой болезненной бледностью, какую придает белым предметам раннее утро. На соседней полке, закутавшись с головой, спал кто‑то — мужчина ли, женщина… Я осторожно встал и вышел в коридор. Нажимая снизу на кнопку никелированного крана, нацедил в стакан противной теплой воды.

Вологолов взял салфетку и вытер ею запястье руки. Салфетки были веером раздвинуты в высоком стакане из тонкого розового стекла — как в ресторане.

Утром, трясясь в раскаленном автобусе, увозящем меня из Алмазова, я безрадостно и устало праздновал победу. Прошло несколько часов, и победа превратилась в поражение: я понял, что никогда не обрести мне того внутреннего достоинства, в котором доживает свой век Федор Осипович.

— А ты вспомни, — сказал вдруг Вологолов, — не ты ли первый хотел бежать из Алмазова? Шмаков предлагал тебе вернуться — что же ты?..

— Перестань, Семен! — оборвала мать.

На широких скулах Вологолова пульсировали желваки. Он снова взял салфетку и вытер ею то же место на запястье.

— Совесть заговорила, — процедил он. — Самые страшные люди — кристально честные. Убийцы из них выходят.

Мать резко повернулась к нему, и раскосые глаза её блеснули, но она не проронила ни слова.

Я сидел, ссутулившись и положив локти на стол.

— Может быть, вы и правы, — проговорил я. —Но я ведь никого не обвиняю. Ни вас, ни мать. Ни даже Шмакова.

— Ну и себя нечего обвинять, — примирительно сказал Вологолов. — Давай‑ка выпьем лучше.

— Я и себя не обвиняю. — Мысли разбегались, и мне было трудно сосредоточиться. — Вы водкой от Шмакова откупились, а я бритвой хотел. Электрической. Потому что товар, который я приобретал, имел в моих глазах более высокую цену.

Я не видел и не слышал, как встала мать—её движения всегда были по–кошачьи бесшумны. Она сильно ударила меня по щеке. От неожиданности я задел локтем тарелку. Она звонко разбилась.

Вагон спал, за окном летели не зеленые, а какие‑то темно–серые, унылые леса. Мелькали бетонные опоры — значит, нас тянул уже электровоз. Я прижался лбом к холодному стеклу.

«Мой товар имел более высокую цену».

Мать вошла в номер легко и непринужденно, элегантная в своем спортивном платье, но дыхание её было утомленным. Она бросила все дела и помчалась ко мне, едва я позвонил.

Вагонное стекло, к которому я прижимался лбом, нагрелось, и я отнял голову. Пошарил по карманам, ища сигареты, затем тихо прошел в купе, но и в пиджаке сигарет не оказалось. Тягостное, непривычное ощущение похмелья…

Мать затягивалась часто и глубоко, и волосы её были не распущены, как обычно, а подобраны, схвачены приколками и обнажали немолодую желтоватую шею.

В кухне запахло дымом. Вологолов встал и открыл форточку. Он давно уже бросил курить — берег свое здоровье.

Девятилетний мальчик играл в шашки со своим будущим отчимом, они шутливо переговаривались, а мать молчала, глаза её были опущены, и только иногда она раскосо взглядывала на нас. О чем думала она в эти минуты? Шмаков был самым старым и самым скучным из её поклонников, но это был единственный человек, который соглашался поставить свою фамилию и свое имя в голую метрику её сына.

Где‑то в купе заплакал ребенок — все громче, отчаянней, но неожиданно и резко смолк. Я снова машинально похлопал по карманам. Курева не было. Я смиренно положил руки на деревянный поручень, отполированный ладонями неведомых мне пассажиров.

Приложив ладонь к щеке, по которой ударила мать — ладонь была приятно холодной, — я смотрел на белые осколки с золотой каймой. На одном осколке невредимо краснела помидорная долька с белой луковичной дужкой.

— Ничего, — проговорил Вологолов и, кажется, впервые за весь вечер его голос прозвучал дружелюбно и довольно. — Мне тоже перепадало…

Он оказался возле меня, внизу, на корточках, и я увидел, как толстые рыжие руки осторожно подбирают осколки.

— Все уладится. Она как порох. Все уладится…

От торчащих бобриком волос исходил парикмахерский запах «шипра».

Хлопнула дверь в тамбур. Проводник, поеживаясь, возилась с титаном.

Как неуютно и душно жить матери в этом большом доме среди золотых каёмок и по–военному строгого режима! Вологолов выходил из себя, если садились обедать на четверть часа позже.

Хорохорящийся и жалкий Шмаков, долгое смирение, отчаяние, потом — надежда, усилие, рывок — и рядом с ней — безукоризненно одетый памятник себе, который даже в ванне не забывает о режиме и моется ровно столько, сколько отмеривают специально купленные для этого песочные часы. И теперь уже — никакой надежды впереди, никакого выбора…

«Мой товар имел более высокую цену».

Вологолов осторожно отодвинул в сторону черепок, на котором краснела помидорная долька, и взял его последним, положив сверху собранной из осколков пирамиды. Потом все унес в коридор. Через некоторое время он возник сразу за столом, на прежнем своем месте, с рюмками в обеих руках. Одну рюмку он протягивал мне. Я поднялся и надел пиджак. Вологолов двигался вокруг меня, говорил что‑то и звал мать, но мать так и не вышла.

Поезд шел по высокой насыпи. Поодаль, внизу, скученно светлели в зелени домики — миниатюрная. копия Алмазова. Удивительно — я совсем не думал о Шмакове; от вчерашнего отчаяния, обрушившегося на меня, когда я ушел от Лены, не осталось и следа.

Что‑то глухо ударилось. Я рассеянно повернул голову. Проводник, держа на весу ведро, выгребала из титана золу.

По ту сторону больничного забора, громко разговаривая, прошли невидимые люди.

— Ты только маме ничего не говори. Что я тебе здесь… Скажи — Ленка весёлая.

— Я уже не буду у вас. Я уеду завтра.

Лена, не поворачиваясь, грустно улыбнулась.

— Антошку увидишь…

— Он приедет в сентябре, — сказал я.

Она думала о своем и, кажется, не услышала моих слов.

Скрипнула дверь. купе, вышел заспанный мужчина в майке и полотняных шароварах.

— Извините, — сказал я. — У вас не найдется закурить?

Он неохотно вернулся в купе и вынес пачку сигарет. Прикуривая, я заметил, что мои пальцы дрожат.

Какая‑то странная мысль мелькнула в голове у меня, когда пролетали мимо деревушки, (напоминавшей м«не Алмазово… Я не помнил этой мысли, но у меня осталось ощущение, что мысль была новой и непустячной.

У калитки Шмаков догнал меня и, торопясь, пошел рядом.

— Я сам, — сказал я. — Не надо провожать меня.

Но Шмаков, неожиданно утративший наглость, с которой минуту назад требовал денег, отрицательно мотнул головой. Он пытался взять у меня чемодан. Я переложил его в другую руку.

1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 49
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Неудачный день в тропиках. Повести и рассказы. - Руслан Киреев торрент бесплатно.
Комментарии
КОММЕНТАРИИ 👉
Комментарии
Татьяна
Татьяна 21.11.2024 - 19:18
Одним словом, Марк Твен!
Без носенко Сергей Михайлович
Без носенко Сергей Михайлович 25.10.2024 - 16:41
Я помню брата моего деда- Без носенко Григория Корнеевича, дядьку Фёдора т тётю Фаню. И много слышал от деда про Загранное, Танцы, Савгу...