Академия и Земля - Айзек Азимов

Разве я был похож на полупресыщенного любовника?

– Нет, что ты! – И она громко рассмеялась.

– Ты все еще думаешь о психозондировании?

– Ты что, с ума сошел? – вновь рассмеялась она. – Могу же я думать о том, чтобы потерять тебя теперь?

– Знаешь, для тебя, пожалуй, было бы даже лучше терять меня время от времени…

– Что! – выдохнула Лайзалор.

– Если я буду торчать здесь все время, моя… моя прелесть, сколько пройдет времени, прежде чем глаза увидят, а рты зашепчут? Если же я продолжу свою миссию, я буду время от времени возвращаться для доклада, и будет только естественно, что мы будем какое-то время проводить наедине. Пойми, моя миссия на самом деле исключительно важна.

Она задумалась, рассеянно поглаживая крутое бедро, и наконец сказала:

– Наверное, ты прав, Мне не хочется думать об этом, но… Наверное, ты прав.

– И не бойся, что я не вернусь, – сказал Тревайз. – Я не такой дурак, чтобы забыть, что ожидает меня здесь.

Мица улыбнулась ему, нежно коснулась его щеки и спросила, глядя в глаза:

– Тебе было хорошо, любовь моя?

– Больше, чем хорошо, моя прелесть.

– А ведь ты – мужчина в расцвете сил с самого Терминуса. Ты, должно быть, знавал самых разных женщин, истинных мастериц своего дела.

– Но ни одной – ни одной – похожей на тебя, – произнес Тревайз убежденно и легко, ведь в конце концов он говорил чистую правду.

– Хорошо, если ты меня не обманываешь, – благодушно проворковала Лайзалор. – Но все-таки старые привычки отмирают нелегко, и я не думаю, что смогу заставить себя доверять тебе на слово, просто так. Ты и твой друг Пелорат сможете продолжить вашу миссию, как только я ознакомлюсь с ней и сочту возможным одобрить, но задержу вашу спутницу здесь. Не волнуйся, с ней будут хорошо обходиться, но думаю, твой друг будет скучать по ней, а значит, захочет чаще возвращаться на Компореллон, чтобы увидеться с ней, даже если ты с головой уйдешь в дела.

– Но, Лайзалор, это невозможно.

– Неужели? – подозрительно прищурилась она. – Почему же невозможно? Зачем тебе нужна эта женщина?

– Не для секса. Я не лгал тебе и сейчас не лгу. Она не принадлежит Пелорату, и я ею не интересуюсь. С другой стороны, я уверен, что она просто сломается, если попытается проделать то, что вытворяла ты.

Лайзалор готова была улыбнуться, но, сдержав улыбку, строго спросила:

– Что же тогда тебе горевать из-за того, что она останется на Компореллоне?

– Потому что она – не последнее звено в успехе нашего дела. Мы обязательно должны взять ее с собой.

– Ну, тогда скажи наконец, в чем заключается ваша миссия? По-моему, пора бы открыться.

Тревайз ответил не сразу. Отвечать надо было честно. Он не мог придумать более эффектной лжи.

– Послушай, – сказал он. – Компореллон – древний мир, даже один из древнейших, но он не может быть самым древним. Человеческая жизнь зародилась не здесь. Первые человеческие существа пришли сюда из какого-то другого мира, и, возможно, жизнь человеческая зародилась даже не там, но была принесена с еще одной, более древней планеты. Очевидно, впрочем, что эта ретроспектива должна где-то оборваться, и мы должны в конце концов добраться до самого первого мира, мира, где появился человек. Я ищу Землю.

Перемена, внезапно произошедшая с Мицей Лайзалор, сильно смутила Тревайза.

Она выпучила глаза, задышала тяжело и неровно, каждый ее мускул, казалось, напрягся, хотя она лежала по-прежнему на спине. Она резко взмахнула руками и скрестила на обеих указательный и средний пальцы.

– Ты произнес ее имя, – хрипло прошептала она.

Больше она ничего не сказала, даже не взглянула на него. Ее руки медленно опустились, ноги скользнули к краю постели. Мица села спиной к Тревайзу. Он застыл, не шевелясь.

Тревайзу казалось, будто он отчетливо слышит слова Мунна Ли Компора, произнесенные им в безлюдном туристском центре на Сейшелле. Тот говорил о планете своих предков – той самой, на которой Тревайз находился сейчас. «У компореллонцев полно предрассудков насчет Земли. Всякий раз, когда при них или они сами упоминают это слово, они вскидывают обе руки с перекрещенными пальцами, чтобы отвести беду». Увы, вспомнил он о словах Компора поздновато.

– Что я такого сказал, Мица? – пробормотал он. Она покачала головой, встала и пошла в ванную.

Спустя мгновение раздалось журчание воды.

Оставалось только ждать. И Тревайз ждал, гадая, не пойти ли за Мицей в ванную. Подумав, он окончательно решил, что этого делать не стоит. Но как только решил, так ему сразу нестерпимо захотелось попасть туда.

Мица наконец вышла и молча принялась одеваться.

– Ты не возражаешь, если я… – робко показал на душевую Тревайз.

Она промолчала, и он принял молчание за согласие.

Тревайзу хотелось пройти по комнате гордо и высокомерно, но чувствовал он себя почти так, как в те далекие дни, когда мать, обиженная каким-нибудь его проступком, наказывала не иначе, как молчанием, заставляя съеживаться от стыда.

Он оглядел изнутри кабину с голыми стенами. Тревайз присмотрелся внимательнее – ничего, то есть совсем ничего.

Он приоткрыл дверь, высунулся и спросил:

– Слушай, а как у тебя душ включается?

Она отставила дезодорант (по крайней мере, Тревайз предположил, что она пользовалась именно дезодорантом), прошествовала в душевую и, все еще не глядя на него, ткнула пальцем. Тревайз посмотрел в ту сторону и заметил пятнышко на стене – круглое, бледно-розовое, едва заметное, словно дизайнер был сердит на то, что вынужден нарушить совершенную белизну стен из-за столь пустяковой причины.

Тревайз недоуменно пожал плечами, дотянулся до стены и коснулся пальцами пятна. Вероятно, это и надлежало сделать с самого начала, так как моментально поток тонких струй ледяной воды обрушился на него со всех сторон. Сдержав вопль, он вновь прикоснулся к розовому кружку, и душ выключился.

Он снова приоткрыл дверь, понимая, что выглядит теперь еще более жалко, так как сильно дрожал и даже не мог внятно выговаривать слова. Он только сумел проквакать:

– А как же включается горячая вода?

Мица наконец удостоила его взглядом. Вид Тревайза был настолько жалок, что она не выдержала – прыснула и громко расхохоталась.

– Какая горячая вода? – отсмеявшись, спросила она. – Не думаешь ли ты, что мы будем тратить энергию на то, чтобы греть воду для мытья? Вода теплая, то есть не очень холодная. Чего еще тебе надо? Ах ты, неженка! Ну-ка иди мойся!

Тревайз замялся, но ненадолго, так как выбора у него не было.

Он неохотно коснулся розового кружка и попытался мысленно подготовить свое тело к готовым хлынуть ледяным струям. Теплая вода? Он почувствовал, как кожа покрывается мыльной пеной, и поспешно стал тереть себя с ног до головы, решив, что тут, скорее всего, существует некий заданный цикл подачи воды и, судя по всему, не особенно длинный.

Затем начался цикл ополаскивания. Теплая – ну, если не теплая, то все-таки не такая холодная вода омыла его совершенно промерзшее тело.

Стоило Тревайзу подумать о том, чтобы опять нажать на розовый кружочек, дабы выключить воду, и удивиться, как это могла Лайзалор выйти из ванной сухой – ведь здесь не было ни полотенца, ни чего-либо, хотя бы смутно его напоминающего, – вода перестала литься. А потом подуло, да так, что вполне могло бы сбить с ног, если бы не дуло со всех сторон сразу.

Воздух, в отличие от воды, оказался горячим, слишком горячим. Тревайз решил, что это потому, что для нагрева воздуха необходимо гораздо меньше затрат энергии, чем для нагрева воды. Горячий воздух испарил с него воду, и через несколько минут он вышел таким же сухим, словно никогда в своей жизни близко не подходил к воде.

Лайзалор на вид совершенно пришла в себя.

– Как себя чувствуешь?

– Здорово, – ответил Тревайз. Он и в самом деле чувствовал себя поразительно – бодро и свежо. – Мне нужно было только морально подготовиться к такой температуре. Ты ведь меня не предупредила…

– Неженка, – презрительно фыркнула Лайзалор.

Тревайз побрызгался ее дезодорантом и начал одеваться, внутренне страдая от того, что у него нет чистого белья.

– Как я должен называть… эту планету? – осторожно спросил он.

– Мы называем ее «Старейшая».

– Откуда я мог знать, что произнесенное мной название запрещено? Разве ты мне сказала?

– Разве ты спросил?

– Откуда мне знать, что нужно спрашивать?

– Зато теперь знаешь.

– Я могу и забыть.

– Лучше не забывать.

– Но в чем крамола? – Тревайз почувствовал, как разгорается в душе азарт спорщика. – Это же просто слово, сочетание звуков.

– Есть слова, которые не произносят, – угрюмо проговорила Лайзалор. – Разве ты произносишь все слова, какие знаешь, при любых обстоятельствах?

– Некоторые слова вульгарны, некоторые неподходящи, другие в какой-то ситуации могут оказаться жестокими. К каким из них относится слово, которое я произнес?