Золотой скорпион - Татьяна Ярославская

Я безошибочно чуял даже самые слабые, пусть всего в несколько десятков молекул, запахи отваги или страха. Я знал, что из человека, кровь которого отравлена адреналином, как ядом, никогда не выйдет хороший убийца, только жертва. Просчитался я только тогда, когда решил, что бомж, забредший на ночлег в облюбованный мною зал, станет жертвой. Меня обманул перешибающий все другие запахи дух разложения и тлена. Бомж оказался не так-то прост и смог защититься в момент опасности. Напасть все же не смог. Что ж, и на старуху бывает проруха. Обидно, что чутье подвело меня.

Один-единственный раз встретил я на своем пути человека, от которого волна безудержной отваги катилась, затопляя все на своем пути, как морской прилив. В его теле, в его крови не было ни одной молекулы гормона страха. Он был совершенен настолько, что исходившая от него сила просто парализовала меня. Я ничего не мог сделать, не мог даже двигаться, когда он был рядом. Это был тот самый мальчишка, который горько плакал сегодня над разоренным тайником под опорой теплотрассы. Сейчас он еще ребенок, и полное отсутствие страха, а значит, и инстинкта самосохранения может сыграть с ним злую шутку. Но если он выживет и вырастет во взрослую особь, он станет настоящим вожаком. Он сможет повести за собой толпы, войска, страны, и его норадреналина хватит на всех, кто пойдет за ним, увлекаемый отвагой и совершенной силой.

Солнце не даром весь день пекло измученную землю и грело торфяные карьеры и неспешную реку: с Волги поползли тяжелые сизые тучи, и солнце устало погрузилось в них, не дожидаясь близящегося вечера.

Я решил, что достаточно на сегодня прогрел свое тело, сидя на ржавой трубе. Совсем не радовала перспектива попасть под дождь, а уж тем более – в грозу, и я поспешил убраться от греха подальше в подвал.

Глава 24

Гроза наползала на левый берег, била дальними молниями в Волгу и глухо огрызалась громовыми раскатами. Над горизонтом ворочались тяжелые тучи, солнце в панике валилось в дальний лес, но не успело, и, испуганно прыснув длинными лучами, наконец, было погребено под грозовым обвалом. Шумный ветер пролетел по дорожке, гоня навстречу Тимуру невесть откуда взявшиеся в середине лета желтые березовые листья.

Парень шел так быстро, как только мог, чтоб не сорваться на бег. Ему не хотелось, чтобы дождь застал его на стройке. Хватит на сегодня Кузиных приключений здесь. Надо еще разобраться и заставить брата сказать правду. Нет, его связал не маньяк. Если бы на Кузю напал настоящий убийца, да что там, если бы на него напал кто-то незнакомый, он был бы в истерике и вмиг выложил бы все о нападении в подробностях. Того, кто на него напал, Кузя, ужасный трус, не испугался нисколько. Кто это мог быть? Какой-нибудь первоклассник, про себя усмехнулся Тимур. Ну, ладно, мальчишка лет двенадцати. Но ребенок не смог бы так мастерски связать его. Надо придумать, чем шантажировать брата, если не поможет грубая сила.

До университета оставалось совсем чуть-чуть, метров двадцать, когда на Тимура рухнул дождь. Будто на голову прицельно перевернули огромное ведро с холодной водой. Каримов даже не мог сразу войти в холл, ждал, когда вода стечет с него, стоя под козырьком у входа.

– Боже мой! – подскочила к нему Марина, едва он показался в дверях. – Ты же простудишься!

– Да ничего…

– Снимай с себя все немедленно!

– Все?

– Все! Ой, ну нет, – смутилась она, покраснела и рассмеялась. – Знаешь, ты тут раздевайся, повесим все сушиться. Включим обогреватель. А я сейчас сбегаю в кладовку, принесу тебе какой-нибудь халат.

Она выволокла из-под стола масляный радиатор, включила и стала перебирать ключи в ящике стола. Тимур стаскивал с себя мокрую рубашку, и Марина старалась на него не смотреть. Нашла нужную связку, бросилась к двери и тут же, случайно или нарочно, налетела на парня.

Он поймал ее, обнял, притянул к себе. Марина обеими руками прижала к груди ключи, словно пыталась защититься, отстраниться, но лишь на секунду. Она все еще боялась поднять глаза и взглянуть Тимуру в лицо, а потому видела перед собой его смуглую рельефную грудь, все еще не высохшую от дождя, и это было еще труднее, чем смотреть ему в глаза. Девушка зажмурилась, а Тимур обхватил ладонями ее голову, склонился к ее лицу и поцеловал в свежие, пахнущие малиной губы.

Он не мог сказать, каким был этот первый поцелуй: волнующим и сладким, волшебным и долгим… Он был – невыразимым, неописуемым, неповторимым! Тимур понял, что этот поцелуй он запомнит на всю свою жизнь. Марина опустила руки, вся прильнула к нему, запрокинув голову, и, наконец, связка ключей с грохотом упала парню на ногу.

Кузька был прав, подумал Тимур, когда Марина все-таки вырвалась от него и выскочила за дверь. Кажется, я уже много лет упускаю в своей жизни самое главное!

Он совершенно не умеет целоваться, думала Марина, прижимая ладонь к губам, будто боясь растерять весь жар поцелуя. Не умеет! Удивительно!

Она добежала до кладовки, где хранились канцелярские запасы и всякий хозяйственный инвентарь: ведра, швабры, халаты для уборщиц и запасные – для студенческих субботников. Руки дрожали, и она никак не могла попасть ключом в замочную скважину, а когда попала, не могла вспомнить, в какую сторону ключ поворачивается. То есть, она, конечно, помнила, что поворачивается он по часовой стрелке, но он не шел, а в другую сторону – не отпирал замок. Попробовав и так и сяк, Марина нажала на ручку, и дверь подалась. Подалась и вдруг распахнулась, что-то большое, грузное, будто тяжелый мешок, вывалилось из кладовки, Марина отпрянула, а потом завизжала так, что в окнах коридора задребезжали стекла. А Тимур Каримов, успевший раздеться до плавок, выскочил из кабинета.

Ногами в кладовке, а головой и раскинутыми руками в коридоре на полу лежал проректор по хозчасти Борис Борисович Давыдов. Лицо его было серым, остановившиеся глаза – стеклянными. Мертв он был уже давно.

– Молодец, – усмехнулся Николай, окинув Тимура взглядом. Каримов пришел в ужас: он только сейчас заметил, что так и остался в одних плавках и мокрых носках. А ведь он ограждал место преступления, вызывал милицию, утешал Марину, и, – Боже мой, какой кошмар! – объяснял, что случилось, прибежавшей вахтерше. Поил ее, осевшую от страха на пол прямо в коридоре, валокордином. Валокордин принесла Марина, на удивление быстро сумевшая взять себя в руки.

Когда Каримов натянул на себя мокрые джинсы и рубашку и вернулся к кладовке, возле трупа уже вовсю работала опергруппа и эксперт. Николай разместился со своей потрепанной кожаной папкой в пустой аудитории неподалеку.

– Я это… Промок просто, – пробормотал, входя, Тимур. – Ничего у нас с ней не было.

– С кем? – не понял Савченко.

– Что?

– Слушай, не морочь мне голову, – отмахнулся оперативник. – Еще бы пятнадцать минут, и я б сменился.

– Извини.

– Тим, зря мы твоего брата не добили. В смысле – не докололи. Может статься, тот, кто его не убил на стройке, дошел сюда и потребность в убийстве реализовал здесь. Хотя, все это так, домыслы.

– Не может же быть в один день два нападения так близко – и нападали два разных человека!

– Может, Тим. Девушку зови. И братца своего мне завтра вынь и положь.

Тимур позвал Марину и, проводив ее в аудиторию, все стоял под дверью и никак не мог уйти. Тревожно было почему-то оставлять ее с Николаем. Каримов понимал, что ревновать глупо, но справиться с собой не мог. Один раз, первый раз в жизни поцеловав девушку, татарин по крови Тимур Каримов почувствовал себя собственником. В нем моментально проснулась восточная горячность и беспричинная ревность. Только убедившись, что Савченко усталым голосом задает Марине самые обычные, касающиеся только происшедшего вопросы, Тимур почти со спокойной душой ушел, наконец, от дверей.

Эксперт Андрей с замечательной и значимой для него фамилией – Стаканов сидел на ученическом стуле и, пристроив на коленях блокнот, уже записывал результаты осмотра.

– О, Тимка, на, рулеткой замеряй от сих до сих, – велел он и ткнул ручкой откуда и докуда замерять. От макушки трупа до дверного косяка кладовки.

Натягивая рулетку, Тимур заглянул в лицо Давыдова. По-прежнему открытые глаза его равнодушно смотрели в потолок. Лицо было одутловатым и серым, губы – синие. Выражение лица было таким же, как всегда: чуть лукавым и высокомерным, глуповатым и алчным. Тимур его редко видел в университете и знал только в лицо. Давыдов всегда был для студентов какой-то полустертой фигурой.

– Его задушили?

– Нет, – отозвался Стаканов, – ты что, не видишь? Ножевое.

– Не вижу, – удивился Тимур. – Крови-то нет.

– Да ты в подсобку загляни. Там ее полно.

Тимур обошел труп и заглянул в кладовку. Крови, уже почерневшей и запекшейся, было действительно много. Парень про себя отметил, что растерялся, повел себя непрофессионально и даже издали не заглянул с самого начала в помещение, откуда вывалилось тело убитого. И потом – вот же, весь низ двери заляпан кровью. Конечно, в коридоре темновато, да и в кладовке Марина свет включить не успела. Только сейчас эксперт щелкнул выключателем, когда с пластмассы уже сняли отпечатки пальцев.