Умри, старушка! - Сергей Сакин (Спайкер)

День на день не приходится. Клиентов не было, да я их и не ждал после вчерашнего аншлага, когда за день рассталась с деньгами месячная норма народа. (Кроме ранней пташки, пришло еще десятка два). Я скучал, разгадывая кроссворды, разосланные компьютерным маньяком Витей по внутренней почте. Этим занятием увлеклась вся фирма, возникло импровизированное соревнование между клерками. Я лидировал и жалел, что не предложил играть на деньги. Полезным в этом развлечении было то, что при появлении ЖС можно было одним нажатием мышки свернуть картинку, и на экране показывались строгие таблицы сводок туристического информбюро. Не подкопаться. Настроение у меня было по-прежнему приподнятым (интересная у этого слова этимология, не находите?), и когда подошло время обеда, я искренне обрадовался сообщению с ресеп-шена: ко мне пришли гости, ждущие меня у подъезда офис-центра. Кто бы то ни был, есть кого угостить пивом и разделить радость дня. Я объявил, что отправляюсь на обед, собрал заказы КАЛлег, экономящих деньги и жрущих полуфабрикаты из магазина, наживая себе гастриты, и поскакал вниз, развязывая по дороге галстук.

Внизу в глубоких креслах сидели мои ночные гости, которые были не так веселы, как вчера, — их глотки не столь крепки, и похмелье запустило в размякшие накануне мозги свои крючья. Я решил подлечить отравленные юные организмы, и мы направились на веранду летнего кафе, где в этом сезоне я получаю свои порции калорий.

Я заказал полный обед и большую кружку «Гиннеса», они ограничились более демократичным «Мельником», на еду посмотрели с отвращением. Только осушив кружки и заказав по второй, они слегка порозовели, развернули стулья и расселись лицом к улице, разглядывая прохожих, посвистывая вслед чиксам. Я добил второе и откинулся на стуле. Утром я не позавтракал, потратив время на физические упражнения, и сейчас набитое брюхо вызывало приятную осоловелость. Выкурив сигарету, я понял, что если меня как-то не встряхнуть, то я сейчас вообще засну, и отправился в глубь заведения, зашел в маленькую комнатку, в которой радиоактивно пахло освежителем воздуха, включил холодную воду и сунул голову под шумную струю.

Через 10 секунд пришло ощущение бодрости. Я постоял раком над раковиной (каламбур:)!) еще чуть-чуть и, отфыркиваясь, подошел к висящему на стене рулону с бумажными полотенца ми. Начал вытираться, и только тогда услышал громкие голоса в заведении. Кричали, несомненно, мои приятели, но на драку или разборку их крики похожи не были и, прежде чем выскочить и присоединиться к ним, я тщательно промокнул череп и шею полотенцами.

Когда я вышел в зал, крики уже смолкли. Я огляделся; посетители сидели с разинутыми ртами и пялились на двух молодых ребят со стриженными под ноль головами, но тем не менее вполне прилично выглядящих и аккуратно одетых. Не все, впрочем, — некоторые посетители нарочито уткнули носы в свои тарелки, явно не желая ни с кем встречаться глазами, готовно выражая свой нейтралитет ко всему на свете. Обычная реакция обывателей… Только так и не понятно, что ребята выкинули на сей раз (а то, что это именно они шокировали окружающих, сомневаться не приходилось — оба сидели сияющие, с улыбками до ушей — ни дать ни взять ангелы, объевшиеся пирога. Я опять вспомнил, что они совсем йангстеры, один из них еще вполне мог учиться в 11 классе — наливая ему пиво, бармен подозрительно нахмурился), Охранники в черных пиджаках, выскочившие из какой-то каморки, тоже выглядели растерянными — вроде был шум, а драки нет.

Я еще раз осмотрелся — ну, нет, так нет — и вернулся к столику.

— Шумим, братцы? Хулиганим?

— Спайк, ты прикинь, сюда только что обезьяна хотела зайти!!!

— Обезьяна?

— Да, самка макаки, черножопая!! Мы, мля, ее так отшили! Жалко, охрана выскочила, здоровые они больно (я оглянулся: да, комплекция у ребят внушительная, да и количество немаленькое) — мы бы, мля, ей! — младший, плотно сжав губы и наморщив лоб, выразительно хлопнул кулаком по ладони.

Я перегнулся через перила веранды и посмотрел по сторонам. На секунду мне стало чуть противно: среди прохожих я увидел удаляющуюся фигуру высокой чиксы, ее черные, как смоль волосы были заплетены в косички. Не, вряд ли это Джой. А впрочем, даже если она! Она мне нравилась, и, кажется, мы даже друзья (друзья?!!!), но вчерашний разговор с друганами оставил неприятный осадок — я был на нее слегка зол из-за той неприятной минуты, которой мне пришлось пережить.

Парни горели энтузиазмом: Спайк, давай, давай ее догоним! Счас уйдет же! Догоним! Почему-то они спрашивали у меня разрешения. Видимо, наличие норы, а также угощение пивом в недешевом заведении соответствовало их эталону солидности. Кто угощает, тот и имеет решающий голос. И я воспользовался возникшим авторитетом:

— Ладно, парни, забейте. Дайте обед переварить спокойно!

Как бы там ни было, мне не хотелось стал киваться с Джой в такой компании и ситуации, Сколько я не задавал себе вопроса, что я буду делать, если (когда?!) подобное случится, ответа не находилось. Будем надеяться на удачу, эта Женщина меня покидает редко.

Этот день закончился, так ничем и не обозначив себя в веренице своих близнецов. РАБо чий день. День календарный еще тянулся, я сидел на бревне в парке неподалеку от дома, смотрел на то, как разгорался закат, на синее небо и деревья с отдельными мазками золота в зеленых шевелюрах. Потом сходил к ларьку, купил бутылку вина и вернулся к насиженному месту. Наломал по кустам хвороста и развел маленький костерчик, немногим больший, чем огонь от спички, которой я его зажег. Бутылку поставил на землю, придвинув к самому огню, и стал ждать, когда вино нагреется.

УШИ были заткнуты. Я редко ношу плейер, он опасно далеко дистанцирует тебя от окружающей среды, но хотелось как-то выделить этот вечер, поэтому я и пришел сюда. Сегодня вечером мне пел Дельфин. Это его последний альбом, я купил кассету несколько часов назад у метро, и все песни звучали для меня во второй раз (послушный автореверс уже перевернул кассету). Я редко слушаю Д., хотя и полагаю, что он единственный стоящий парень в нашей попсе, от его песен у меня начинаются приступы мотивированной черной зависти. Он обладает даром всю чернуху выплескивать из себя наружу, вскрывать гнойники души и очищаться самому. Еще он поэт, это факт. Точнее, ПОЭТ. Молодец пацан, короче. Я сходил бы на его концерт, но очень не хочется стоять и потеть в тесной толпе молодых ублюдков в широких штанах. Эти модники следующего после меня поколения (хотя разница между нами лет 5, ну, может, 7, (а может, и 3) но я знаю, что это ДРУГОЕ поколение) вызывают у меня одно желание — бить их смертным боем, выколачивать из них довольство вволю жрущих и трахающихся животных, заставлять их думать (хотя бы о том, что поет тот же Д., хотя бы о том, как спасти свою задницу от моих ботинок).

Когда бутылка нагрелась, я переключил плейер на режим радио и, прихлебывая вино, стал слушать ненавязчивую хуету, которую крутят для сограждан наши радиостанции. Болезненно-багровое солнце закатилось, стало прохладнее и от этого еще уютнее у моего костерка, деревья придвинулись поближе и из зеленых стали фиолетовыми. Я как будто сидел между ладоней заботливого великана.

Придя домой, я наскоро отужинал пельменями и завалился спать, убаюканный чистым воздухом большого парка. Программа минимум на сегодня была выполнена — я так и не позвонил ЕЙ, хотя хотелось, а к вечеру захотелось нестерпимо (поэтому я и ушел из пустой квартиры в парк, на природе никогда нет ощущения, что ты один). Нельзя звонить каждый день, нельзя давать ей почувствовать, ЧТО мне ее глаза. Ее ноги и волосы. Ее грудь. От этого чиксы зазнаются и взвинчивают цены на свои акции до небес.

ГЛАВА 27

Стандарт: звонок будильника, завтрак, который впихивается в не проснувшийся еще желудок насильно, глажка рубашки, первая сигарета у подъезда, давка в метро и кислая улыбка сослуживцам. Сейчас я ложусь в этот стандарт, как шар в лузу. Посмотрите на меня — я расплющен такими же несчастными в душном вагоне, держусь одной рукой за поручень, другой прижимаю к груди папку с документами. Сейчас я отличаюсь от них только отсутствием ш-стуха. (Вчера я случайно развязал его, выходя из офиса, а завязывать галстухи я сам не умею, это обычно делает отец — один раз и до тех пор, пока галстук не засалится — тогда я его выкидываю.) Но я знаю, что инстинкт самосохранения погонит меня из этой сбруи рано или поздно, и я снова буду сидеть с бутылкой пива на обочине, глядя на проносящихся мимо сограждан в мыле. А вот те, которые сейчас давят на меня сбоку, сзади, спереди — вот КАК они живут так годами, десятилетиями ходят в одно и то же место, видят одних и тех же людей. Осталось в них хоть что-то человеческое, или жизнь из них высосана СИСТЕМОЙ без остатка? Своих детей — они что, тоже воспитывают послушными роботами? Такие мысли я обсасывал, направляясь своей обычной утренней дорогой.