Посланник Бездонной Мглы - Федор Чешко

Когда ночь перевалила за середину, объявились наконец долгожданные послушники — Фасо и с ним еще двое. Снова началась суета, снова пришлось вставать, помогать втаскивать на телегу мертвые туши бешеных, при свете вонючих факелов рыть яму, достаточно глубокую и обширную, чтобы могла она уместить в себе погибших. Послушники торопились сами и понукали прочих: обряд похорон не короток, и путь до заимки тоже требует изрядного времени, а рассвет ждать не станет. Хон растолкал спящих (всех, даже Торка), но тут же оказалось, что сделал это он зря, поскольку носящим серое хватило ума привезти только две лопаты — даже Фасо оказалось нечем копать. Он, впрочем, и не собирался, только метался между телегой и ямой да взывал к остальным, чтоб не слонялись бездельно. Пришлось учинять могилу в обширном Хиковом погребе — иначе бы не успеть.

Все это время Леф старался держаться подальше от старшего из послушников. Нет-нет, он не боялся, поскольку твердо верилось, что при Хоне и Нурде тот не решится причинить зло. Просто очень уж не хотелось снова встретиться взглядом с маленькими шустрыми глазками Фасо. Плохие у него глаза, нечестные.

Обустроили могилу; вдоволь напелись-набормотались над ней носящие серое, тупо отстучали земляные комья по неживым телам. Все. Не будут больше Сырую Луговину звать Шестью Горбами. Быть отныне посреди нее одному горбу, могиле братьев-людей, которых Бездонная покарала за провинности остальных. Уже тронулась с места скрипучая телега послушников, как вдруг ковырявшийся в наваленных на нее проклятых вещах Фасо выпрямился и властно бросил вознице:

— Стой.

И — все так же властно — потянувшимся было к костру людям:

— Подойдите.

Подошли. Стояли, глядя, как Фасо неспешно слазит на землю, как выпрямляется, поднимает над головой чадное пламя факела. Потом он сказал:

— Бешеных — трое. Голубых клинков — два. Почему?

Помолчал, дожидаясь ответа. Пояснил сам:

— Кто-то спрятал третий клинок. Кто?

Люди молчали. Отупевшие от усталости, ошеломленные, они не хотели и не могли поверить в услышанное, а Фасо, казалось, вонзался железным взглядом каждому в душу. Потом он медленно поднял руку и ткнул толстым пальцем в мрачно насупившегося Хона.

— Ты.

— Я! — ощерился ему в лицо Хон. — Нет у меня больше меча, совсем поломался. Чем теперь станем убивать бешеных, когда они снова придут? Может, твоим бормотанием? Бездонная не обидится, не обеднеет. У нее голубых клинков много, а мне только один надобен!

Фасо грустно покивал, как бы соглашаясь со столяром, улыбнулся ласково:

— Ты, Хон, не мне это рассказывай. Ты лучше это бешеному поведай, когда он к тебе завтра за клинком своим явится. Глядишь, и разжалобится проклятый-то, уступит.

— А ты о бешеных не печалься! — Хон тоже говорил почти что спокойно, но тихий вздрагивающий голос его был страшен. — Не твоя это печаль — бешеные. Оживет он, так сам же я его и убью, тебе утруждаться да потеть не придется.

Длинно вздохнул Фасо, проговорил кратко:

— Глуп ты, Хон, и злобен от глупости. Ну да уж так мне милостью Бездонной назначено — уберегать братьев-людей их же злобе наперекор от несчастий, которые сами они на свою голову кличут.

Он вдруг подался вперед, выкрикнул напрочь лишенное смысла слово, и Хон обмяк, потупился, сделался ко всему безучастным.

— Где спрятал?! — голос старшего брата лязгнул торжеством победителя.

Хон глухо выговорил:

— Возле костра колода долбленая… Под ней…

Фасо открыл было рот (видно, собирался приказать столяру, чтоб принес взятое неправедно), однако не решился, пошел отыскивать сам. Хон стоял раскачиваясь, будто дерево на ветру. Мнилось, что силится он порвать невидимые путы, только ничего не получается. А потом Витязь с треском хлопнул его по спине, и Хон снова стал прежним.

— Зря ты… — Стоявшему не слишком далеко Лефу было слышно каждое слово Нурда. — Зря. Вовсе напрасное ты затеял.

— Напрасное?! — Хон задохнулся от возмущения. — Зря?! Что ж, помалкивать да терпеть? И околевать смиренно из-за ротозейства послушнического, из-за глупых запретов биться хорошим оружием — так?!

— Не так. Без ума делаешь — вот что зря. Меня не предупредил — зря. В глаза глядел этой падали, когда ругался, — тоже зря.

Они помолчали, вслушиваясь, как сопит и кряхтит Фасо, шаря под водопойной колодой. Потом Витязь сказал:

— А ведь слаб еще послушничек. Гуфино заклятье, небось, подзатыльником не сшибешь. Не будь ты так вымотан рубкой да бессонницей, ни за что бы ему тебя не осилить.

— Известное дело, что слаб, — Хон сплюнул. — Только пугать горазд, падаль бродячая.

— Ой, не скажи, — помотал головой Нурд. — И не вздумай больше цапаться с ним. Тига помнишь? Тоже ведь с Фасо лаялся, бил его даже. Думаешь, он тогда сам собой с обрыва свалился? А Пун куда пропал? Уж не в священный ли колодец след его тянется?

— Сморкался я на Фасо да на его колодцы. А ежели что, так и к Предстоятелю постучаться не оробею. Старик-то, небось, управу на них живо сыщет!

Нурд вздохнул, жалостно глянул на скрежещущего зубами столяра:

— А ведь правду сказал Фасо: вовсе ты, Хон, глупый. Что им Предстоятель? Предстоятеля только те и слушаются, кто уважает. А носящие серое… Не захотят они волю его принять — как заставит?

Хон на это только глаза выпучил:

— Ты лбом давеча ни обо что не зашибался, Нурд? Это ж такое придумал — Предстоятеля ослушаться…

— Вот в том-то и беда, Хон, что ты подобное и в голову допустить не способен. А вот посуди: у Предстоятеля что? Два десятка стражи, что ему от общин посланы? Дармоеды ленивые, не способные к хозяйству, каких не жалко отдать… А послушники? Они уже многое умеют, а со временем и большему научатся. И воспитаны они так, что любое слово Истовых, живущих у самого края Мглы, исполняют споро и бездумно. Чуешь, к чему клоню? Кто вступится за Предстоятеля? Гуфа, ты да я, Торк вон с Лардой… Ну, Леф, наверное… И еще такие найдутся, только не слишком много. А прочие будут недоумевать, как осмелились серые пойти против установленного обычаем, возмущаться будут и ждать от Бездонной кары на мятежные головы. И ведь дождутся, только иного…

Нурд примолк на миг, потом заговорил иначе — жестко и как-то рублено:

— Ладно, об этом мы позже беседовать станем. Пока что ты Фасо не зли, я его сам… Леф! Встань позади родителя, и ежели он только вздумает рот распахнуть… да хоть кусани его тогда что есть мочи, куда дотянешься. И вы… — он глянул на Торка, потом на Ларду. — Тоже помалкивайте, не суйтесь.

Фасо уже возвращался, держа под мышкой перепачканное грязью проклятое оружие. Нурд шагнул навстречу, властно протянул руку: