Последний магог - Валерий Вотрин

Двенадцать огонских дней я просидел в огороженном стане, вместе с сотнями других выходцев из страны Магог. Одни пробыли в земле Огон долго, как я, другие прибыли только что. Там были женщины и дети. Там были шаманы. Я даже удивился, сколько нас живет на свете, — и это еще не весь народ. Всех нас согнали сюда в одночасье. Тянулись дни. Все мы ждали чего-то — мы и наша охрана. Время текло медленно, как илистый ручей. В первый же день мы узнали, что нас действительно некуда девать — ни одна страна не хотела нас признавать. Узнали, что о нас стали говорить, что пытаются понять, кто мы, на каком языке говорим. К нам приходили люди — ученые, газетчики, просто любопытные, пытались говорить с нами через ограду. Многие пробовали на нас какие-то языки — но мы молчали. Нам не о чем было говорить. Равнодушно и немо встречали мы людей, пришедших посмотреть на нас.

Вскоре узнали мы и еще кое-что. В мире шла война. Кто-то воевал с кем-то. Кто-то что-то пытался делить. Мы не вникали в подробности. О чем мы думали? Скажу от себя — я думал о земле Магог. Как там она? Стоят ли еще селения? Горят ли еще очаги, или запустение постигло нас? Целыми сутками я просиживал в тени, у забора, и думал о земле, которую покинул. Другие тоже думали о чем-то. Ряды сидящих прямо на земле молчащих людей. Некоторых пекло солнце, но они не замечали его жара. Молчание висело над огороженным станом.

Так прошло двенадцать дней, и нас выпустили. Ни слова ни говоря, нас выпустили, просто открыв ворота. Куда идти? — спрашивали многие. Охранники просто пожимали плечами. Их это не волновало. Они отпускали нас на волю, вот что главное. Мы потянулись за ограду, как овцы. Никто не выразил радости. Молча потянулось стадо людей к воротам, вышло на волю и молча разбрелось во все стороны.

До города было недалеко. Я пришел туда к вечеру. В моей квартире уже жили. Я не обиделся. Никто не ждал моего возвращения, так зачем хорошему месту пустовать? Сбережений моих у меня не отняли, а имущества у меня и не было. Я переночевал на скамейке в каком-то парке, а утром отправился искать жилье. Его в ту пору много сдавалось, так что об этом я не беспокоился. Но я был задумчив, и поэтому поиски жилья продлились до вечера. Я договорился с одной женщиной и снял хорошую квартиру недалеко от прежнего своего жилья. Помню, была осень, удивительная золотая осень. Я сел на кровать и заплакал. Я думал о Нишкни, о том, что уже никогда не увижу ее могилы. Да, это была последняя возможность вернуться, а сам я, наверное, никогда не решусь снова преодолеть тот путь. Что ж, нужно продолжать жить, жить в земле Огон.

Спустя несколько дней я нашел работу в госпитале.

Это был странный госпиталь — его держали слуги огонского Бога. В основном женщины, но были и мужчины, священники. Так как я был здоров и силен, меня взяли на подсобные работы. Сначала я таскал воду, колол дрова, много чего делал — ведь всех молодых мужчин забрали на войну. Потом мне поручили ухаживать за больными — но это было потом. А сначала я колол дрова, таскал воду, подстригал деревья.

Не прошло и огонского месяца, как меня вызвал к себе главный священник. Это был высокий прямой старик с проницательным взглядом.

— Я вижу, что ты не ходишь в церковь, сын мой, — мягко сказал он мне. — Крещен ли ты?

Это был первый вопрос, заданный мне здесь. Потому что на работу меня приняли, не задавая вопросов, вообще никаких вопросов. Но что такое «крещен»? Я не знал. Я ответил так, чтобы он понял:

— Я не знаю, о чем ты меня спрашиваешь, но, насколько я понимаю, ты хочешь спросить, верую ли я. Это сложный вопрос. Когда-то я верил в произвол Великих Духов и в конец грешного света, который должен наступить через наш избранный народ. Но мне столько довелось претерпеть и столько я видел, что я… что меня… что мне сейчас очень сложно. Сложно сейчас верить.

Он понимающе покивал. Но вопросы у него оставались, как же без вопросов, ведь он ничего не знал об истинной вере, поэтому он переспросил:

— Ты сказал — высший произвол? Ты имеешь в виду волю Господа нашего Иисуса Христа?

Я сначала не понял. А потом вдруг понял. Я сказал себе: «Шепчу, этот уважаемый человек, кажется, имеет в виду того сына Божьего, вот кого он имеет в виду. Скажи ему что-нибудь, можешь вежливо, а можешь прямо».

Я ответил прямо:

— Почтенный господин, я говорил о произволе Великих Духов. В их гнев можно верить, а можно не верить, но он — ужасен. Молю Священное Небо, чтобы он в ближайшее время не обрушился на землю Огон.

Священник улыбнулся. Он ничего не понял. Потянувшись ко мне, он дотронулся до моей руки.

— Заходи ко мне почаще, — произнес он ласково, как ребенку. — Я хотел бы побольше узнать о том, во что ты веришь.

Так я стал заходить к нему. Он угощал меня чаем и расспрашивал. Он давал мне читать Священное Писание. Я не хотел говорить ему о многом, я не рассказывал ему, где находится страна Магог, да его это и не интересовало. Его интересовала наша вера, и чем больше он узнавал, тем серьезнее становился, тем дольше молчал, тем меньше смотрел на меня. Я рассказал ему все.

После этого я не видел его несколько дней. А потом он пришел ко мне. На этот раз он был строг.

— Я говорил тебе, что ничего не знаю о твоей вере, — произнес он. — Я был неправ. Я прекрасно ее знаю. Да, я знаю этих духов, которых вы называете великими. Ты сказал, что весь народ поклоняется им? Что это за народ? Где вы живете? Скажи мне, скажи сейчас же, чтобы избежать погибели. — С этими словами он схватил меня за руку.

Он знал о Великих Духах? О них, сокрытых, он знал? Я ему не поверил. Его слова вызвали у меня сомнение. То, как он крепко схватил меня за руку, было неприятно. Да, меня все это оттолкнуло. Я отшатнулся от него.

Еще пару раз он пытался завязать разговор со мной, но я уже знал, о чем мы будем говорить, и избегал его. Я так и не знал, что сказать этому священнику. Так и не нашел слов. Он говорил о погибели. Да, погибель ждет грешную землю Огон. Но погибель никак не приходит, потому что не звучит Последняя Труба. И не такая уж грешная эта земля, если разобраться. Не все здесь такие грешники и сквернавцы, какими их описывал незабвенный Чуйхулу. И мы не такие уж праведные, если продолжать разбираться далее. Главное же — смогу ли я непобедимым воином вторгнуться в землю Огон и покарать ее за грехи? Смог бы я так до моего появления в земле Огон? И я отвечаю: не знаю. Птица дундук и та не знает, когда ей клевать вредных сорок, прилетающих полакомиться ее яйцами. А сороки считают, что опасная птица дундук только и ждет, чтобы накинуться на них, хотя могла бы с легким сердцем отдать им свои яйца и птенцов, потому что все равно не может о них заботиться.

После я часто встречал главного священника в коридорах. Он хмурился, завидев меня, и молча проходил мимо. Я был уверен, что мне недолго держаться на этом месте, и уже прикидывал, куда устраиваться. Но проходили месяцы, и меня не трогали. Не знаю отчего, но мне казалось, что, хоть он и сердит на меня, он еще надеется, что я передумаю и приду к нему, к его Богу.

Я не пришел. Я подстригал деревья, колол дрова, носил воду. А потом меня позвали внутрь, и с тех пор я стал ухаживать за больными. Шла война, больных было много, их все прибывало. Я перетаскивал их с места на место, менял им повязки, а если кто-то умирал, свозил мертвого вниз, в холодное место. Это был тяжелый труд, я не спал ночей, мне было жалко этих людей, иногда я плакал от жалости к ним. Сестры тоже выбивались из сил, и часто я заставал их плачущими. Тогда я утешал их как мог, потому что они были хорошие женщины, посвятившие себя неблагодарному труду.

Тогда-то я и узнал, что у госпиталя есть еще одно крыло, где лечат безумных. Вернее, как рассказала мне одна сестра, их там не лечат, их там держат, потому что ничто в этом мире не может излечить их, одна лишь милость Небес. Она работала там, эта сестра, и видела много скорбей. Она-то и сообщила мне однажды, что в этом крыле содержится человек, который вроде бы говорит на моем языке.

— Очень похоже, — прибавила она.

— Но я же не говорил при вас на своем языке, — удивился я.

— Все равно. У вас акцент похожий.

Мне стало интересно, и я принялся расспрашивать ее об этом человеке. Она улыбнулась.

— О, он очень странный. Он похож даже не на безумца, а на очень эксцентричного чужестранца. Он говорит, что он пророк, что общался с ангелами. Видимо, он очень больной человек. И очень старый. Никто не знает, сколько ему лет, потому что у него нет документов. Ах да, он говорит, что его принесли в страну ангелы.

Так я понял, что в соседнем крыле содержится Сбегу.

Нельзя сказать, что меня охватила радость при этой догадке. Первым делом я начал обдумывать, как преподнести эту новость сбегутам. Да, у этого старого человека, содержащегося в доме для безумцев, были свои последователи, обожествляющие его, поклоняющиеся ему. Знает ли он об этом? Знают ли они? Как встретят они новость, что их кумир содержится в доме скорби? Как воспримут это известие от меня? И я решил не говорить им, а сначала встретиться со Сбегу. У меня еще оставались сомнения в том, что это он.