Дивергент - Вероника Рот

Несмотря на то что я до сих пор нездорова, сегодня мне пришлось драться. К счастью, на этот раз меня поставили с Майрой, которая не способна никого ударить, если не направлять ее руку. Я хорошенько ей врезала в первые же две минуты. Она упала, у нее закружилась голова, и она так и не смогла подняться. Мне следует чувствовать себя победительницей, но мало чести в том, чтобы избить такую девушку, как Майра.

Едва моя голова касается подушки, как дверь спальни открывается, и в комнату врывается толпа с фонариками. Я сажусь, едва не ударившись об основание кровати над головой, и щурюсь сквозь темноту, пытаясь разглядеть, что происходит.

– Всем подъем! – орет кто-то.

За его спиной сияет фонарик, подсвечивая колечки в ушах. Эрик. Вокруг него другие лихачи, некоторых я видела в Яме, некоторые мне незнакомы. Четыре тоже среди них.

Он смотрит мне в глаза и не отводит взгляд. Я смотрю на него и забываю, что переходники спешно покидают кровати.

– Ты что, оглохла, Сухарь? – рявкает Эрик.

Стряхнув оцепенение, я выскальзываю из-под одеял.

Хорошо, что я сплю в одежде, потому что Кристина стоит рядом с нашей двухъярусной кроватью в одной футболке, ее длинные ноги обнажены. Она складывает руки на груди и смотрит на Эрика. Внезапно я жалею, что не могу так же дерзко смотреть на других, будучи полуголой, но я никогда этому не научусь.

– У вас пять минут на то, чтобы одеться и встретиться с нами у рельсов, – говорит Эрик. – Мы отправляемся на очередную экскурсию.

Я засовываю ноги в ботинки и, морщась, бегу за Кристиной к поезду. Капля пота катится сзади по моей шее, когда мы несемся по тропинкам вдоль стен Ямы, протискиваясь мимо членов фракции. Похоже, они не удивляются при виде нас. Наверное, каждую неделю встречают всполошенных, бегущих людей.

Мы подбегаем к рельсам сразу после неофитов-лихачей. Рядом с рельсами – черная груда. Я различаю только длинные стволы и скобы спусковых крючков.

– Нас что, заставят стрелять? – шипит Кристина мне на ухо.

Рядом с грудой – коробки, судя по всему, с патронами. Я подхожу ближе, чтобы прочесть надпись на коробке. На ней написано: «Шарики с краской».

Никогда о них раньше не слышала, но название говорит само за себя. Я смеюсь.

– Разбираем маркеры! – кричит Эрик.

Мы бросаемся к груде. Я стою ближе всех и потому хватаю первый попавшийся маркер, тяжелый, но не слишком, и коробку шариков. Коробку я запихиваю в карман, а маркер перекидываю за спину.

– Время? – спрашивает Эрик у Четыре.

Тот смотрит на часы.

– С минуты на минуту. Когда ты уже запомнишь расписание поездов?

– А зачем, если ты всегда под рукой? – Эрик толкает Четыре в плечо.

Слева от меня появляется кружок света, далеко-далеко. Он становится все больше, приближаясь, освещая лицо Четыре только с одной стороны, отбрасывая тень в легкую впадину под скулой.

Он первым садится на поезд, и я бросаюсь следом, не жду Кристину, Уилла или Ала. Четыре оборачивается, когда я бегу рядом с вагоном, и протягивает руку. Я хватаюсь за нее, и он поднимает меня наверх. Даже мышцы его предплечья напряжены, четко очерчены.

Я быстро отступаю, не глядя на него, и сажусь на другой стороне вагона.

Когда все оказываются на месте, Четыре начинает инструктаж.

– Мы разделимся на две команды, чтобы сыграть в захват флага. В каждой команде будет равное количество членов фракции, неофитов-лихачей и переходников. Одна команда покинет поезд первой и найдет укрытие для своего флага. Затем вторая команда проделает то же самое. – Вагон качает, и Четыре хватается за край двери, чтобы не упасть. – Это традиция Лихости, так что советую вам отнестись к ней серьезно.

– Что мы получим, если выиграем? – кричит кто-то.

– Непохоже на вопрос настоящего лихача. – Четыре выгибает бровь. – Победа – награда сама по себе.

– Мы с Четыре будем капитанами ваших команд, – сообщает Эрик и глядит на Четыре. – Давай сначала поделим переходников?

Я откидываю голову назад. Если они нас выбирают, меня выберут последней; я чувствую это.

– Ты первый, – говорит Четыре.

Эрик пожимает плечами.

– Эдвард.

Четыре прислоняется к дверному косяку и кивает. Его глаза сверкают в лунном свете. Он окидывает группу переходников безразличным взглядом и произносит:

– Я хочу Сухаря.

Вагон наполняют скрытые смешки. Мои щеки заливаются краской. Что мне делать: злиться на тех, кто смеется надо мной, или радоваться, что он выбрал меня первой?

– Хочешь что-то доказать? – спрашивает Эрик со своей фирменной ухмылкой. – Или просто выбираешь слабаков, чтобы было кого винить в случае поражения?

Четыре пожимает плечами.

– Что-то вроде того.

Злость. Я должна испытывать злость. Я хмурюсь, глядя на свои руки. В чем бы ни заключалась стратегия Четыре, она основана на представлении, что я слабее других неофитов. Во рту появляется горький привкус. Я должна доказать, что он ошибается… должна.

– Твоя очередь, – произносит Четыре.

– Питер.

– Кристина.

Новый поворот в его стратегии. Кристина – не из самых слабых. Что именно он делает?

– Молли.

– Уилл. – Четыре покусывает ноготь.

– Ал.

– Дрю.

– Последняя – Майра. Выходит, она со мной, – говорит Эрик. – Следующие – неофиты-лихачи.

Я перестаю слушать, как только с нами покончено. Если Четыре не пытается ничего доказать, выбирая слабейших, что же он делает? Я смотрю на тех, кого он выбирает. Что между нами общего?

Примерно на середине списка неофитов-лихачей мне приходит в голову идея. За исключением Уилла и еще пары человек, у нас у всех одинаковое телосложение: узкие плечи, хрупкий костяк. Все члены команды Эрика широкоплечие и сильные. Не далее как вчера Четыре говорил, что я быстрая. Мы все будем быстрее, чем команда Эрика, что, вероятно, хорошо для захвата флага – я прежде не играла, но знаю, что это в большей степени игра скорости, чем грубой силы. Я прикрываю улыбку ладонью. Эрик более жестокий, чем Четыре, зато Четыре умнее.

Они заканчивают выбирать команды, и Эрик ухмыляется Четыре.

– Твоя команда может сойти второй, – предлагает Эрик.

– Обойдусь без одолжений, – отвечает Четыре и чуть улыбается. – Ты же знаешь, я выиграю и без них.

– Нет, я знаю, что ты проиграешь, когда бы ни сошел. – Эрик на мгновение прикусывает одно из колечек в губе. – Что ж, забирай свою хилую команду и слезай первым.

Мы встаем. Ал печально глядит на меня, и я улыбаюсь в ответ, хотелось бы верить, что ободрительно. Раз уж кому-то из нашей четверки пришлось оказаться в одной команде с Эриком, Питером и Молли, хорошо, что это именно он. Обычно они оставляют его в покое.