Феномен Норбекова - Арнольд Фирт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сволочи! Я им покажу «Альмагель»!
21 августа. Игра воображения
Бывает так, что «зацепит» какая-нибудь информация, >а потом целый день не можешь от нее отделаться, все прокручиваешь в уме. Вчера вспомнил вдруг, что у МСН будто бы есть свой остров. Это все тоже из области нашего институтского фольклора. Хотя, с другой стороны, почему бы нет? Сейчас чего только не бывает. Может, успел приватизировать. Я, к примеру, знаю один старый дачный кооператив, точнее, садоводческое товарищество, которое выросло по обеим сторонам дороги местного значения. В какой-то момент, воспользовавшись случаем, оно приватизировало «свой» отрезок дороги. Несколько лет садоводы об этом молчали, а потом вдруг «скинулись», перегородили дорогу с двух сторон шлагбаумами, поставили охрану и ввели пропускной режим. Так что собственным островом у нас никого не удивишь — а он, как говорят, именно у нас, а не «там», на каком-нибудь Карибском море.
Вот это действительно поражает воображение. Особенно когда наслушаешься подробностей. Регулярной связи с материком нет — добираться надо либо на своей лодке, либо при помощи аборигенов. Рассказывают, что остров площадью примерно с полгектара и имеет очень высокие и крутые берега — торчит из воды таким «столбиком». Так что наверх карабкаться тяжело. А там, наверху, ничего, кроме травы, не растет. Место, открытое всем ветрам, которые, к тому же, не ленятся дуть. Более того: остров облюбовали чайки. Птицы, конечно, красивые, но, во-первых, они в тех краях размером с индюков, потому что рыбы много, а во-вторых, они же все там загадили. МСН, по слухам, с трудом расчистил себе скромные шесть соток в том месте, которое чайкам не так нравится, поставил дом, как говорится, на юру и обнес крепким забором, потому что с его стороны с соседнего острова заплывают коровы. И гадят не хуже чаек. Да, и еще он вроде бы не проводит туда себе электричество и водопровод! Из примет цивилизации только вышка МТС.
Я и думал: «Каждый слух имеет под собой хоть какое-то основание. Но если все так и есть, зачем это МСН надо? Ведь он может позволить себе и более комфортные условия». Это не праздное любопытство, отнюдь. Полезно, согласитесь, разобраться в том, что делает мудрец.
С такими вот мыслями я заснул, и что же мне снится? Я будто бы вместе с другими туристами поднимаюсь по кратеру вулкана. По внешнему, разумеется, склону. Холода не чувствуется, но все мы тепло одеты. Под ногами что-то темное, видимо, лава, и на ней тут и там горстки снега. Вообще местность унылая. Экскурсовод нам объясняет, что вулкан сейчас не опасен, но потух еще не окончательно, иногда просыпается.
Вдруг я замечаю чуть в стороне от нашей тропы домик. Спрашиваю гида: «А что там?». Но ответа не получаю. В следующий момент я уже в доме. Крохотная комнатка, никакой мебели, только ковер на полу. На ковре сидит МСН и пьет чай из пиалы. Я говорю:
— Тут что, буфет?
Он отвечает:
— Нет, я тут живу. Но если вам хочется чаю...
Я ему:
— Вы разве не знаете, что это — действующий вулкан? А если он, не дай Бог, проснется? Что будет с вашим домиком и с вами?
— А вы разве не знаете, что я по натуре — экстремальщик? — парирует МСН.
— Нет... — удивляюсь я. — А как же звание академика, институт, издательство, фрак...
— Все это неплохо, — усмехается МСН, — но надоедает. Больше всего на свете меня интересуют три вещи: мистика, секс и смерть. Это никогда не приедается.
— Значит, вас в этих краях привлекает смертельная опасность? — спрашиваю я.
— Близость опасности, — уточняет он. — Разумеется, я не полезу первый поближе к смерти и тайне. Такое я только в юности вытворял по недомыслию.
Помню, когда я был подростком, кто-то из знакомых мальчишек рассказал мне под большим секретом вот что.
У одного человека будто бы умерла жена. И вот пошел он раз на кладбище, когда уже начало темнеть. Вдруг из соседних могил стали подниматься белые фигуры. Это были мертвецы. Один из них схватил того человека за шею и задушил. И тот человек стал мертвецом, а мертвец — вместо него человеком. С тех пор он так и путешествует по миру и время от времени кого-нибудь душит, чтобы самому жить.
Тогда я еще не знал, что это — просто одна из детских «страшилок». Я был потрясен. Прежде меня не посещала идея пойти на кладбище. Да и не принято это было там, где я жил. Но тут я подумал: а что если кто-нибудь, кто не знает про «белые фигуры», пойдет туда и будет задушен? Надо их (фигуры) приструнить. В их существовании я не сомневался. Никто из сверстников не захотел составить мне компанию, и я несколько раз ходил на кладбище один (между прочим, довольно далеко) и обходил его дозором, вооружившись фонариком. Мне казалось, что его свет непременно смертельно напугает мертвецов. Я выбирал для этих путешествий разное время суток, кроме, признаюсь, ночного.
Я ни разу никого не встретил. Только под конец финальной своей вылазки я увидел худощавого старика с благородным лицом, одетого во что-то светлое, но не белое. Он сидел недалеко от входа и прихлебывал чай из пиалы, как я сейчас. Старик заметил меня, взгляд у него был самый благожелательный. Я поздоровался, он ответил на приветствие, а потом сказал:
— Ты напрасно сюда ходишь, мальчик. Тут никто не живет.
Я не стал распространяться о своих планах и послушно отправился восвояси. Едва, кстати, доплелся. Но дома окольными путями принялся наводить справки насчет того старика. Никто не мог мне ответить ничего вразумительного — не было в округе именно таких стариков. Потом кто-то припомнил, что примерно так выглядел мулла, почивший много лет тому назад.
Кого я тогда видел? Это до сих пор для меня тайна. Может, потому мне и нравится вспоминать эту историю. Есть, конечно, подозрение, что я повстречал-таки некую дематериализовавшуюся сущность, которая стала видимой, потому что позаимствовала энергию у меня. Оттого-то я и почувствовал усталость.
А к покойникам я с тех пор отношусь очень тепло.
Ну а стремление пережить сильные ощущения еще не раз потом давало себя знать. Однажды я даже собрался поступать в пожарную команду, но увидел башенный кран. «Вот это да!» — подумал я. Работать на такой верхотуре, одному в маленькой кабинке... Выучился на крановщика и уехал в Сибирь на одну из молодежных строек. Хорошо, между прочим, работал. Сваи ставил, плиты подавал с ювелирной точностью.
А дураков-то у нас, извините, везде хватает — им что стройка, что не стройка... В общем, в один прекрасный день чувствую: сносит мой кран ветром. «Ну, — думаю, — если сейчас упадет, то стрелой как раз пробьет столярный цех. А там люди работают». Я кричу ребятам из бригады, чтобы они мне поставили «захват». (Сам полез на противовес, стал «стрелу» поворачивать — да еще вручную пришлось: механизм не срабатывал.) Они и поставили — только надо было сзади, чтоб меня затормозить, а они поставили спереди. Ну и едва кран вперед покатился, он, родимый, споткнулся о «захват», начал падать. Представляете себе башенный кран? И где там я?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});