Царь нигилистов – 5 - Наталья Львовна Точильникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Саша усмехнулся.
— Ваше Императорское Высочество, вы знаете ответ? — спросил Тютчева.
— Конечно, Анна Фёдоровна, — сказал Саша. — А отчего после того, как я показал простой и совершенно бесплатный способ спиритизма все до сих пор бегут к Юму? Ради острых ощущений. Поэтому к вертящимся столам для развлечения публики неплохо добавить немного театральности.
— Саша, ты зря думаешь, что он шарлатан, — сказала мама́.
— Да, — кивнула Тютчева. — Страшнее всего то, что при самом скептическом уме тот, кто присутствовал на сеансах, не может отрицать чего-то действительно сверхъестественного. Нет ни приготовлений, ни приспособлений, — все на виду и все открыто. И сам Юм держится совершенно в стороне.
— Значит, у него есть помощники, — предположил Саша.
— Разве что мы сами, — усмехнулась Анна Фёдоровна.
— Вы сами — безусловно, — сказал Саша, — но вы только вращаете стол. Остальные эффекты на совести Юма.
— Не было никого, кроме нас, — возразила мама́. — Кто ему помогал по-твоему? Граф Бобринский? Граф Алексей Толстой? Принц Вюртембергский? Твоя бабушка? Или, может быть, твой дядя?
— Лакеи, горничные, камердинеры, кто-то, кого вы не заметили. Отвлечь внимание не так трудно. Он ведь кого-то выставляет за дверь, а потом приглашает назад?
— Да-а, — проговорила Тютчева.
— Мог кто-то зайти, кого вы не заметили. Я сначала думал, что он прогоняет тех, кто плохо поддаётся внушению. Но видимо есть и другая цель.
— Юм проводит свои опыты при свете, — возразила мама́, — смотри: солнце ещё не село, а у них уже всё в самом разгаре!
Между тем, солнечные пятна на ковре приобрели розовый оттенок и поблёкли, солнце готовилось уплыть за горизонт и погрузить комнату во тьму. Но почему-то никто не приказал зажечь свечи.
— Солнце ещё не село, но садится, — сказал Саша, — сколько ещё будет продолжаться сеанс? До полуночи? За полночь? Готов побиться об заклад, что сначала, при свете, начинаются стуки и сращение столов, а потом, когда стемнеет — всё остальное.
— Не настолько бывает темно, — заметила Тютчева. — На столе обычно горит масляная лампа.
— Не настолько светло, — возразил Саша, — чтобы кто-то, одетый в черное, не мог спрятаться в углу.
— На первом сеансе почти год назад стол поднялся на высоту пол-аршина над полом, — сказала мама́. — Саша, как ты это объяснишь?
— Это не ко мне, это к фокусникам, — сказал Саша. — Сами иллюзионисты лучше всех умеют разоблачать трюки других иллюзионистов. Возможно, система зеркал, возможно внушение, возможно, работа помощника господина Юма.
— Но мы почувствовали, как он поднимался, — сказала Тютчева. — На нём лежали наши руки, и стол наклонялся направо и налево, причем ни лампа, ни карандаш, лежавшие на нем, не двигались с места, даже пламя лампы не колыхалось.
— Аргумент в пользу внушения, — сказал Саша, — Анна Фёдоровна, вы же сами понимаете, что это невозможно.
— Сверхъестественно, — уточнила Тютчева. — Это было, когда Юм приезжал в январе. Мы увидели, как аккордеон, который держал Юм, сам заиграл трогательные церковные напевы, словно управляемый невидимой рукой. Он играл также в руках госпожи Мальцевой и княгини Долгорукой.
— Анна Фёдоровна, но ведь музыкальная шкатулка тоже играет сама по себе, — заметил Саша. — Это был аккордеон Юма?
— Кажется, да, — сказала Тютчева. — Но, если быть точной, не помню. Это не всё. Я чувствовала, как меня сильно схватили за колени. Все время я и все присутствовавшие ощущали на руках и на ногах движение ледяного воздуха. Я совершенно окоченела и, сверх того, едва боролась с охватывавшим меня сном, хотя я была в высшей степени заинтересована тем, что происходило. Потом я проспала беспросыпно восемь часов сряду, хотя уже много ночей страдала от бессонницы вследствие головной и зубной боли.
— Реакция на нервное перевозбуждение, — сказал Саша. — Естественно спать после такого. А как он холод делает, кто его знает. Но наверняка есть простое объяснение.
Маша и Володя слушали весь разговор, затаив дыхание. И кажется с куда большим удовольствием Тютчеву и мама́, чем Сашу.
Совсем стемнело, на столе всё-таки зажгли одну свечу. Анна Фёдоровна встала, чтобы отвести спать Машу. И Саша понял, что скоро и его вместе с братьями постигнет та же участь.
И тогда за дверью послышались шаги.
Глава 10
Двери распахнулись и на пороге появился государь.
Саша аккуратно ссадил с колен Машу, чтобы встать к нему навстречу. Киссинджер спрыгнул на пол, выгнул спину и зашипел.
За спиной у царя стоял человек, Саша сразу подумал, что американец, ибо в нём было что-то от Марка Твена. Те же пышные усы и волнистые волосы, только у незнакомца они стояли дыбом, словно наэлектризованные, а глаза горели лихорадочном огнём. Он был высок, худощав и щегольски одет. И при этом мертвенно бледен.
Анна Фёдоровна, которая тоже встала, оглянулась на Сашу и шёпотом представила:
— Это и есть знаменитый Дэниел Юм.
— Дэниел сказал, что духи хотят, чтобы его представили сыну русского царя, — объяснил папа́. — Я спросил какому. Тогда духи ответили: «ясновидящему».
Здесь надо заметить, что папа́ по этикету не мог никого представлять. Это ему могли кого-то представить. Царь окинул взором присутствующих.
Взгляд пал на Анну Фёдоровну, и она представила Саше Юма ещё раз, но уже громко.
Саша сдержанно поклонился. Честно говоря, он не понимал, как держать себя с человеком, которого только что назвал мошенником.
— Дэниел сам тебя нашёл, — добавил царь. — Я не показывал ему дорогу.
Саша мысленно похвалил Юма за хорошую подготовку номера. С другой стороны, если Юм может достать план комнат Царскосельского дворца, значит, и любая собака сможет достать. Ну, например, террористы, когда появятся.
— Ясновидящий — это некоторые преувеличение, — скромно заметил Саша. — Я не промышляю
