Жена для генерального (СИ) - Коваленко Мария Сергеевна

Ради такой семьи можно было отпустить все обиды и поблагодарить Марата за то его жестокое решение. Принять новую правду и учиться улыбаться заново. 

На удивление, это оказалось проще, чем год назад поверить в предательство. В постоянной тревоге выносить Сашу действительно было бы трудно. 

И лишь одна гадкая, назойливая мысль не давала мне покоя.

Весь этот год Марат сам устанавливал нам срок разлуки. Он знал, что происходит вокруг. Вел свою войну. Он находился на фронте, где был четкий враг, понятные правила и способы борьбы. А я блуждала в темноте. Не веря ни в какую победу, не зная о войне.

Карабкалась, как умела, и уже не надеясь на фантастическое семейное счастье. Выживала. Казалось, что неплохо. А на поверку... словно инвалид.

О таком сравнении и думать было тошно. Хрупкая штука под названием «доверие» так и норовила превратиться в мыльный пузырь, а потом лопнуть от первого же слишком уклончивого ответа или отведенного взгляда.

Чтобы не сдаться, я мысленно повторяла слова Бадоева о Карине, о спешке, в которой создавался план по моей защите. Смотрела на счастливую дочку в руках ее отца. И даже перестала вырываться из мужских рук днем.

Что там Марат говорил про мотивацию? Когда есть стимул, можно решиться на что угодно? Теперь у меня он тоже был – я и Саша.

Но первая же встреча по приезде в Питер оказалась настоящим госэкзаменом по прощению.

Не думала я, что когда-нибудь ещё увижу Илью. У замечательного педиатра моей дочери была теперь новая жизнь и работа в столице. Наша последняя встреча многое расставила на свои места... Но возле поста охраны дома Марата с разбитой губой и ссадиной на щеке нас поджидал именно он. Встревоженный, злой и решительный.  

Глава 16. Третий лишний

Марат.

Это, конечно, было чистым безумием, но за неделю вынужденной изоляции я готов был сказать Герасимову спасибо.

Не помню, когда последний раз позволял себе отдых. Такого отдыха, как в эту неделю, вообще не было никогда. Не хотелось возвращаться ни в какой Питер. Впервые я понимал брата, променявшего Северную столицу на дыру в провинции, которую не на каждой карте удалось бы найти.

Будь у нас ещё один брат, помладше, поэнергичнее, вверил бы ему компанию и укатил бы со своими девчонками куда подальше. Кризис среднего возраста, мать его! Но кроме Дамира никого не было, и приходилось впрягаться заново.

Жаль, я даже не подозревал, что впрягаться придётся сразу после возвращения – буквально на пороге собственного дома.

Воронежского доктора, не дававшего прохода моей мышке последние месяцы, я узнал мгновенно. Высокий, смазливый, с жалобными телячьими глазами и бараньей кучерявой шевелюрой. От того педиатра, которого я не раз видел на фото, его отличали лишь ссадина на скуле и разбитая губа. Но за эту «красоту» отвечала уже явно не природа.

– Илья, что случилось? – Аглая бросилась к своему докторишке, не дождавшись даже, когда я открою дверь машины. Полетела, как на крыльях.

– Лез, куда не следовало, – догадавшись, что здесь произошло, вместо «страдальца» ответил я.

Мышка и не оглянулась.

– Тебя избили, да? Кто?

От тревоги в ее голосе у меня кулаки сами сжались. С Москвой я, пожалуй, тогда ошибся. Ссылать этого олуха нужно было дальше. Раскошелиться на какую-нибудь Новую Зеландию или Австралию, чтобы бегал там за кенгуру и не вспоминал о чужих женщинах.

– Я за тобой и Сашей приехал, а эти... – Их медицинское сиятельство с обидой посмотрел на охранников, застывших как статуи возле двери, и нервно дернул шеей.

Бэтмен без плаща и мозгов, но готовый переть против тренированных бойцов. Так и хотелось хорошенько добавить этому герою. Собственноручно за шиворот вытащить за территорию жилого комплекса и дать такой напутственный пинок, чтобы неделю сесть не смог.

Много чего хотелось. Руки аж чесались.

Но мышка...

Она словно сама по лицу получила. Опустилась на ступеньки рядом с этим Ромео. Заохала. Испепеляющим взглядом прошлась по всем от охраны до меня.

– Боже, зачем?.. – нежно провела по его скуле, чуть ниже ссадины. – Зачем ты сюда приехал? – простонала. Не как ночью со мной, а жалобно, несчастно. Так, что все мои стопоры сорвало и от злости пелена перед глазами появилась.

– Мне тоже интересно послушать. – Подхватив люльку с сонной дочкой, я подошёл к этой сладкой парочке и встал рядом. – Не забудь рассказать, где нашёл адрес и какого черта заставил охрану пачкать о себя руки?

– Да ты... – этот Рэмбо недоделанный даже рот раскрыл.

– Русский язык забыл или значение слова «нельзя» не знаешь? – я не дал ему договорить. – Они ведь наверняка красоту тебе наводить не сразу начали.

– Да плевал я на тебя и на твоих горилл! Мне её нужно было увидеть! А они не пускали.

Вся тоска мира собралась в одном взгляде и направилась из-под по-бабски длинных ресниц на мою мышку.

– Ты этим гориллам благодарен должен быть, что полицию не вызвали. – Я на миг оглянулся в сторону охраны, прочел по хмурым лицам такое же злое недоумение, как у меня, и ещё ближе шагнул к недогерою. – Мог ведь и в обезьяннике сейчас зад отсиживать. «Закрытая территория» на воротах видел? Специально для таких одаренных написано.

Докторишка поднялся со ступеней, расправил плечи, словно и правда драться со мной собрался... Но Аглая его опередила.

– Все! Хватит! Не нужно! – Она уперлась руками в его грудь и оглянулась на меня. – Не говори больше ничего. Твои люди и так отлично постарались.

Это была уже совсем не та отзывчивая умная мышка, которая провела со мной неделю в лесу. У этой горели глаза. Яростно раздувались крылья носа. И я не удивился бы, если бы она залепила мне пощечину за любое слово или действие, «оскорбляющее» ее рыцаря в сверкающих доспехах.

Чтобы не сорваться, пришлось закрыть глаза и сделать пару глубоких вдохов. После все вдруг стало каким-то неважным.

Как перемкнуло что-то в голове. Семь ночей в обнимку остались где-то далеко позади. Все мои рассказы и обещания начали казаться бредом. Никогда не думал, что от злости до безразличия может быть всего один шаг. Но так случилось.

– Жду тебя наверху, – проглатывая скопившуюся во рту горечь, глухо произнес я. – Если нужно обработать ссадины, аптечка на кухне. Сама знаешь где.

На доктора я больше не смотрел. Он перестал для меня существовать. Была лишь дочь в руках, раскрытая дверь подъезда и женщина, которую дико хотелось силой потянуть за собой, но даже прикасаться к ней я не стал.

В квартире не полегчало.

Возвращаясь сюда, я представлял, как та, загородная, жизнь продолжится уже дома. Может, не сразу. Может, опять маленькими победами.

Я бы ждал. Приручал бы свою девочку постепенно. Вбивал бы в ее умную голову простую истину о том, что она моя и никуда от меня теперь не денется.

С криками и спорами забрал бы ее вещи из детской комнаты и долго, старательно успокаивал бы в своей... в нашей кровати.

Хорошие были планы, за двенадцать месяцев мысленно отшлифованные до идеала. Но реальность, как обычно, показала мне средний палец.

Если спешное возвращение Аглаи из Воронежа можно было назвать фальстартом, то это вообще не тянуло на воссоединение.

Саша так и не проснулась, когда я переложил ее в кроватку и укрыл одеяльцем. Но, вместо того чтобы устроить эротическую экскурсию по дому для Сашиной сладкой мамочки, пришлось слушать, как она кудахчет на кухне над другим мужчиной и терпеть его сбивчивую влюбленную трескотню.

– Мне сообщили, что к тебе домой кто-то вломился. Рассказали про машины под домом и что полиция приезжала.

– Илья, все закончилось хорошо. Опасности не было, – Аглая говорила совсем как с Сашей, когда та не хотела есть брокколи или не желала отдавать грязную игрушку.

– Я чуть не поседел от страха за тебя. В тот же день прыгнул в самолет и полетел в Воронеж.

– Зря. Не нужно было.