РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВНОСТЬ - Михаил Мудьюгин

Православной Церкви в лице ее земного руководства недоставало смирения и любви к своему Главе и в те времена, когда методами, мало чем уступающими инквизиции, преследовались «жидовствующие», «стригольники», «староверы» и передовые православные люди, как например Максим Грек, и в современную эпоху.

Очень сложный комплекс представлений и суждений возник в русском православном богословии вокруг понятия «соборность». Сам термин является производным от прилагательного «соборный». Этот неудачный перевод греческого слова «кафолики», войдя в русский текст Символа веры, оказался источником многих, часто взаимно противоречивых суждений и определений. Само выражение «кафолическая Церковь» употреблялось уже в древности и в значении «вселенская Церковь» и охватывало более широкий круг понятий, чем выражение «экуменическая Церковь» — близкое по смыслу, но имеющее более определенный географический оттенок.

Наряду с термином «соборная» к Православной Церкви издавна применяли слово, прямо заимствованное с греческого, «кафолическая»[42]

Слово «соборность» большинством русских людей понимается как принцип совместности принятия решений и претворения их в жизнь. К сожалению, приходится признать, что этот высокий принцип в нашей Церкви практически находится в пренебрежении. Не только Вселенские Соборы, канонически именуемые высшим органом управления Церковью, не собираются с 787 г но и Поместные Соборы, в России не собиравшиеся в течение более двух столетий (синодальный период), являют собой весьма печальную картину парадной торжественности при очень скудном деловом содержании: весь ход работы Соборов и принимавшиеся ими решения предварительно разрабатывались церковной элитой, а в недавние времена при патриархах Алексии I (1944–1970), и особенно Пимене (1971–1990), неофициально согласовывались с Советом по делам религий.

В настоящее время как Поместные, так и Архиерейские Соборы работают в более свободной обстановке. Реальным носителем «соборной» церковной власти является Священный Синод с возглавляющим его патриархом. Но и на заседаниях Синода издавна установилась практика, имеющая мало общего с принципом соборности; различные проблемы обсуждаются почти исключительно пятью–шестью постоянными членами Синода; временные члены органа, действительно решающего в рабочем порядке текущие вопросы церковной жизни, назначаются патриархом в порядке очередности на очередное полугодие, они предпочитают хранить молчание, и их активность сводится к участию в пении молитв до и после каждого заседания, к обязательному подписанию принятых на этих заседаниях документов и к участию в совместной трапезе, где соборность проявляется, наконец, в более широких пределах.

Вся деятельность Православной Церкви, в особенности ее управленческие функции, имеют ярко выраженный иерархически–дисциплинарный характер: судьбы каждого священника и дьякона зависят от воли правящего архиерея данной епархии, судьбы архиереев — от волеизъявления Синода и, естественно, от воли патриарха, что является большим шагом вперед по сравнению с недавним прошлым, когда назначения, смещения и перемещения архиереев производились не иначе как по негласной инициативе или, по крайней мере, после утверждения Советом по делам религий при Совете Министров СССР

Последнее из упоминаемых в Символе веры свойств Церкви, ее апостоличность, обладает тремя гранями, первая из которых — исторический факт, вторая — стоящая перед Церковью задача, имеющая как основная цель Церкви постоянный, непреходящий характер; третья грань — сакраментальная преемственность, которая осуществляется из поколения в поколение через таинство рукоположения.

Церковь имеет апостольское происхождение, так как ученики Христовы, Его апостолы, были .первыми ее членами со дня создания, т.е. со дня Пятидесятницы, когда посланный Сыном Божьим от Отца Дух Святой превратил общество учеников в Церковь, т.е. в Тело Христово.

Апостольский характер носит вся деятельность Церкви, посланной в мир для продолжения дела Христова, дела спасения мира через веру в Христа, через следование за Ним. Это великое поручение Церковь должна выполнять, проповедуя Евангелие всей твари (Мк 16:15), уча соблюдать заповеданную Христом любовь к Богу и к людям (Мф 22:38–39), вводя их в Царство Божье через таинство крещения (Мф 28:20).

К сожалению, и здесь Церковь далеко не отвечает своему высокому предназначению, отраженному в усвоенном ею именовании «апостольской». Православная Церковь, в частности Русская, заботится чрезмерно об омовении рук (Мф 15:20) и чаш (Мф 23:25), т.е. о тщательном соблюдении бесчисленных обрядовых предписаний и обычаев, о том, что «входит в уста» и о многом другом внешнем, что не может осквернить человека (ст. 10) и повредить его спасению, но очень мало учит тому, что составляет «суд, милость и веру» (Мф 23:23).

Апостолы и Сам Господь Иисус Христос учили проповедников Слова Божьего применяться к возможностям восприятия этого Слова (Мф 12:11,13; 1 Кор 9:19–22), добиваясь уразумения, а Церковь, следуя «преданиям старцев» (Мк 7:3,8–9), затрудняет уразумение и усвоение Слова, преподнося его на малопонятном, а для многих и совсем непонятном церковнославянском языке, на недопустимость чего есть в Священном Писании прямое указание (1 Кор 14:18).

Просто поразительно, как христианские Церкви легко поддаются искушению пренебречь прямыми указаниями Господа и Учителя, особенно когда оказываются перед соблазном создать между Богом и человеком непреодолимую преграду, в данном случае — восстановить преграду, возведенную человеческим грехом, существовавшую до Христа и Им разрушенную. В Римско–католической Церкви веками, вплоть до нашего времени, Слово Божье и почти все богослужение звучали на латинском языке, еще более недоступном для западных прихожан, чем для жителей России церковнославянский, а в Армяно–григорианской Церкви до сих пор служба совершается на древнеармянском языке, понятном только для священнослужителей.

Сторонники употребления славянского языка приписывают ему какую–то особую благодатность, забывая (или, точнее, предпочитая забывать), что одним из признаков одухотворения учеников Христовых и создания Церкви был дар языков, необходимый для выполнения их апостольской миссии. Если тому или иному языку или наречию приписывать большую благодатность, чем другим, то не следует ли нам читать в храмах России Слово Божье на греческом и древнееврейском языках, которые имеют шанс считаться наиболее благодатными, ибо оригинал Слова Божьего был написан именно на этих языках?

Характерным для Церкви апостольских времен являлось возвещение Евангелия, Радостной вести о Христе пострадавшем, умершем и воскресшем для спасения грешников, народам, Христа еще не знавшим и даже о Нем еще ничего не слышавшим. Это благовестие составляло первичную и на первых порах важнейшую часть апостольской деятельности.

Миссионерская деятельность Русской Православной Церкви велась вплоть до Октябрьского переворота в довольно широком масштабе. Русские миссионеры успешно трудились на Алтае и в Карелии, в Японии и в Пермском крае. Такие подвижники, как св. Стефан Великопермский, просветитель Алтая архиепископ Макарий переводили Библию на местные языки и совершали на них православное богослужение, не утруждая себя ненужными и нелепыми вопросами о степени «благодатности» того или иного языка.

После 1917 г. миссионерская деятельность Церкви прекратилась. Церковь находилась в состоянии угнетенности, униженности — а в 60–х гг. стояла перед вполне ощутимой угрозой уничтожения. Образно выражаясь, за десятилетия следовавших одна за другой попыток удушения Церковь научилась обороняться, но утратила навыки наступления. Когда во второй половине 80–х гг. положение изменилось к лучшему и Церковь получила значительно большую свободу действия, она оказалась к новой ситуации неподготовленной. Для духовного просвещения своих соотечественников, закосневших во мраке неверия миллионов потенциально православных христиан у Церкви не оказалось ни кадров, ни опыта, ни разработанной методики, ни литературы, ни материальных ресурсов. Церковь на всех ступенях своей структуры за семьдесят лет притеснений и гонений получила навык пастырской работы только в ограниченной среде пожилых прихожан, преимущественно женщин, в большинстве своем невысокого культурного уровня. Естественный повышенный интерес к Церкви, к ней в целом как к социальному феномену, на протяжении почти трех поколений искусственно выключавшемуся за скобки общественной жизни, — этот интерес привел к порогу Церкви массы россиян. Но что Церковь была в состоянии им дать, не располагая ни пастырскими, тем более миссионерскими кадрами, ни литературой, ни помещениями, ни сколько–нибудь достаточным количеством денег? Церковь сумела предложить только формальный обряд. Заповедь Христа — «идите, научите все народы, крестя их во Имя Отца и Сына и Святого Духа» (Мф 28:19) — исполнялась Церковью только отчасти: Церковь могла крестить (и то «с грехом пополам», ибо массовое крещение выливалось чаще всего в беспорядочное, шумное, отнюдь не благочестивое действо), но не могла научить.