Иосиф Сталин, его маршалы и генералы - Леонид Михайлович Млечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Распоряжения и директивы войскам Сталин любил диктовать. Обычно их записывал начальник оперативного управления, потом зачитывал вслух. Сталин правил. Эти документы даже не перепечатывались; их отдавали на узел связи, и распоряжения немедленно передавались фронтам.
Отправляясь в Кремль, руководители Генштаба брали с собой проекты директив и приказов Ставки, которые следовало представить Сталину на подпись. Менее важные документы с санкции верховного подписывал начальник Генерального штаба.
Приезжали обыкновенно с тремя папками. В красной — важнейшие документы, требующие немедленного ответа. Они докладывались обязательно. В синей — менее важные бумаги. Если Сталин был занят, откладывали на другой день. В зеленой — представления к наградам и приказы о перемещениях, словом кадровые дела. Ее раскрывали, улучив момент, когда Сталин пребывал в хорошем настроении.
Если Сталин был доволен положением на фронтах, предлагал посмотреть фильм, отказываться было нельзя. В Генштабе ждали распоряжений, но приходилось сидеть в кино. Объяснить Сталину, что так нельзя, что идет война, — никто не решался.
Нарком военно-морского флота Кузнецов рассказывал, что после официального ужина Сталин приглашал всех в небольшой кинозал. Несколько раз, к удивлению собравшихся, он требовал крутить картину «Если завтра война».
Приглашенные на очередной просмотр наркомы и генералы спрашивали друг друга:
— Какая будет сегодня картина?
Нарком черной металлургии Иван Тевосян, лукаво улыбнувшись, отвечал:
— Самая новая: «Если завтра война».
Этот широко известный в довоенные годы фильм описывал победоносную войну с Германией, когда на помощь Красной армии приходил немецкий пролетариат. Война проходила совсем не так, как в картине, но Сталин совершенно не обращал на это внимания.
Когда начинался фильм, Сталин обыкновенно повторял присутствующим, что война началась для нас неудачно, потому что Гитлер напал неожиданно... Но то, что происходило на экране, ему нравилось. Он хотел видеть эту картину вновь и вновь. На большом экране советские войска немедленно переходили в контрнаступление и гнали врага, уничтожая его на чужой территории малой кровью, могучим ударом.
И звучала песня, написанная братьями Даниилом и Дмитрием Покрассами на стихи Василия Ивановича Лебедева-Кумача:
В целом мире нигде нету силы такой,
Чтобы нашу страну сокрушила, —
С нами Сталин родной, и железной рукой
Нас к победе ведет Ворошилов!
Вечер у Сталина заканчивался в три-четыре часа утра. После чего вождь отправлялся на дачу отдыхать, а руководители Генштаба возвращались в наркомат и только потом ложились спать. Сон у них был недолгим. Они должны были встать пораньше, чтобы приготовиться к вопросам и упрекам вождя.
Себя он никогда и ни в чем не признавал виновным. Мысль о собственных ошибках даже не приходила ему в голову.
26 июля 1941 года ночью Сталин потребовал от маршала Шапошникова доклад о положении дел на Западном направлении. Шапошников ответил, что не от всех армий получены сводки. Сталин ему выговорил:
— Очень плохо, что у фронта и главкома нет связи с рядом армий, с остальными армиями связь слабая и случайная. — Добавил едко: — Даже китайская и персидская армии понимают значение связи в деле управления. Неужели мы хуже персов и китайцев?
Маршал мог бы, конечно, поинтересоваться, а кто создал такую армию, но, разумеется, промолчал.
— Сейчас три часа утра, — продолжал Сталин, — а сводок еще нет. Невозможно терпеть дальше эту дикость, этот позор. Я обязываю вас лично и главкома заставить армии и дивизии уважать службу связи и держать постоянно связь с фронтом, вовремя передавать сводки. Либо будет ликвидировано разгильдяйство в деле связи, либо Ставка будет вынуждена принять крутые меры.
Такие слова звучали угрожающе, поэтому подчиненные на лету подхватывали его указания и бросались их исполнять.
Сложилась такая система управления, что фактически исполнялись только личные указания Сталина. Поэтому Верховный главнокомандующий часто занимался мелочами.
«В то очень трудное время, — вспоминал генерал Воронов, — Ставка и Государственный комитет обороны частенько отвлекались на мелочи, излишне много времени уделяли снайперской и автоматическим винтовкам, без конца обсуждали, какую винтовку оставить на вооружении пехоты — пехотного или кавалерийского образца? Нужен ли штык? Трехгранный или ножевого типа? Не отказаться ли от винтовки и не принять ли вместо нее карабин старого образца? Много занимались ружейными гранатами, минометом, лопатой».
Журнал «Военно-исторический архив» опубликовал воспоминания полковника в отставке Евгения Григорьевича Ледина, лауреата Сталинской премии, специалиста по созданию взрывчатых веществ.
Он предложил новые взрывчатые вещества для повышения эффективности противотанковой артиллерии. 7 декабря 1941 года его пригласили прямо в Кремль к Сталину.
Для входа в коридор, где в Кремле сидел Сталин, требовался специальный пропуск. Но никого не проверяли и не обыскивали. Затем шла анфилада комнат — секретариат, комната Поскребышева и комната охраны, где всегда находилось несколько человек. Начальник охраны генерал Николай Сидорович Власик дремал в кресле у самой двери.
«Через несколько минут дверь открылась, и Поскребышев пригласил нас войти, — писал Ледин. — Группа расступилась, и мне пришлось быть первым. Войдя в большой, продолговатый зал, я увидел сидящего у дальнего торца длинного, покрытого зеленым сукном стола Сталина.
Встав и пройдя мне навстречу до середины зала, Иосиф Виссарионович сказал, пожимая мне руку:
— Здравствуйте, товарищ Ледин.
На лице Иосифа Виссарионовича виднелось множество мелких кровеносных сосудов, образуя густую сеть. Эти капилляры резко выделялись, отличаясь от цвета кожи. Кроме того, он оказался совсем не такого высокого роста, каким я его представлял...»
После того как участники совещания заняли все места за столом, судя по длине которого их было около двадцати, Сталин спросил:
— Кто будет докладывать?
Маленков указал на Ледина.
Ледин рассказал об особенности новых взрывчатых веществ ц использовании уже разработанного мощного противотанкового снаряда.
Сталин слушал молча, ни разу не взглянул в сторону докладчика и казался чрезвычайно сосредоточенным, рисуя на листке блокнота странные фигуры трехцветными карандашами. Находясь в непосредственной близости, Ледин невольно следил за хаотическими движениями его руки, не понимая этого странного занятия и его связи со смыслом излагаемого вопроса.
После окончания доклада Сталин отодвинул занимавший его блокнот, взял одну из разложенных на столе коробок «Герцеговина Флор» (вид которых вызвал у Ледина, привыкшего курить самокрутки с махоркой, невольный восторг), вынул три папиросы, набил табаком из них свою трубку, раскурил ее и, посмотрев на присутствующих, сказал:
— Товарищ Ледин совершенно прав. —
