Весь Карл Май в одном томе - Карл Фридрих Май
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты думаешь, что из этой ситуации можно будет извлечь какую-нибудь выгоду для нас?
— Конечно! Если будет удачным нападение бунтовщиков, которые подстерегают отряд на равнине, то с Абдулмоутом будет покончено, и мы получим свободу.
— Бог милостив! Ты льешь бальзам на мои раны!
— Может быть, нам удастся избавиться от шабаха. Для этого одному из нас нужно только освободить руки.
— Сомневаюсь, что это возможно. Мои так прочно привязаны к бревну, что веревка врезается прямо в тело.
— Да, со мной то же самое, но веревка постепенно ослабевает, и я лучше сотру себе с рук мясо до самых костей, чем позволю себя убить, не предприняв попытки освободиться.
Тем временем ловцы рабов принялись седлать своих лошадей, верблюдов и быков: до захода солнца оставалось неполных два часа. Абдулмоут вновь подошел к своим пленникам и сказал:
— Я пришел попросить у вас прощения за то, что никак не могу позволить вам ехать верхом. Но за это вам будет оказана большая честь: вы будете привязаны к моей собственной лошади. Видите ли, друзья мои, я вас так сильно полюбил, что не в силах расстаться с вами ни на минуту. А тебе, эмир, может быть, приятно будет лишний раз вспомнить при этом своего сына, который, да будет тебе известно, так же бежал за моей лошадью.
— Это мы знаем и без тебя, — невозмутимо ответил Шварц.
— Что ты можешь знать, гяур?
— То, что ты сделал с мальчиком Мазидом.
Абдулмоут бросил на немца долгий, испытующий взгляд, а потом сказал язвительным тоном:
— Ты бредишь! Где ты был в то время?
— Дома, в моем отечестве. Но Господь всемогущ и всеведущ, по его воле совершаются тысячи чудес. Знаю мальчика, которого ты похитил.
— Не может быть! — вскричал араб, отшатнувшись.
— В отличие от тебя я говорю правду. Желая усугубить страдания эмира, ты достиг противоположной цели: ты, можно сказать, снова вернул его к жизни.
— Я тебя не понимаю.
— Хорошо, я буду говорить яснее. Я знаю эмира только три дня, и за это время он ничего не рассказывал мне о своем прошлом. Ваш разговор о его сыне очень заинтересовал меня, и после того, как нас привязали здесь, я подробно расспросил его обо всем. Всевышнему было угодно, чтобы благодаря мне его боль превратилась в радость, потому что, как я уже сказал, я знаю его сына.
Абдулмоуту не удалось скрыть свое волнение, он весь подался вперед и закричал:
— Где он?! Где он находится?
— Совсем не там, где ты сказал.
— Это понятно, но где же?
— У очень хороших людей — у моих друзей. Он вовсе не болен и не слеп, и он прекрасно может говорить, потому что ты не вырвал ему язык. Он стал замечательным юношей, и его отец с гордостью прижмет его к своему сердцу.
— Ну, эту надежду ему придется оставить, — оборвал его Абдулмоут, — пока что вы еще мои пленники, и я сумею позаботиться о том, чтобы в этой жизни отец не встретился со своим сынком. Но кто мог подумать, что эта сука, жена вождя, убежит вместе с мальчишкой?!
Только этого Шварцу и надо было. Надеясь, что в гневе у Абдулмоута вырвутся еще какие-нибудь неосторожные слова, он продолжал его поддразнивать:
— Ты тогда поступил не очень-то умно, — заметил он. — Должно быть, Аллах обделил тебя разумом, если ты не догадался увезти мальчика подальше!
— Молчи, шакал! По-твоему, Мукамбассе расположена недостаточно далеко от Рунга? Разве не нужно несколько месяцев, чтобы добраться из Кенадема до народов мамба?
— Этого я не отрицаю. Но его побег доказывает, что нужно было увезти его еще дальше на юг. Это была глупость — продать его одному из вождей мамба.
— Не смей так говорить со мной, иначе я покажу тебе, на что я способен! Вождь отсчитал за него кругленькую сумму, больше, чем можно получить за десять черных рабов. Он хотел его как следует откормить, чтобы хоть раз в жизни попробовать мясо белого человека. Разве я был виноват, что его жена, которую он похитил, его не любила, что она убежала от него и взяла с собой мальчишку! За что только она так привязалась к этому щенку?!
— Ты мог бы отправиться на поиски этих двоих.
— Не давай мне советов! Они мне не нужны, я и сам знаю, что мне надо делать. Женщина не вернулась в свои родные места, к своему народу. До сих пор я был уверен, что она погибла в пути вместе с ребенком.
— Ну, так я должен тебя разочаровать. Они оба живы и здоровы. Именно эта женщина рассказала мне, что ты продал мальчика вождю. Совсем недавно она видела и узнала тебя.
— Где? Где она теперь? — вскинулся Абдулмоут.
— Я еще не выжил из ума, чтобы сообщать тебе это.
— Говори, я приказываю тебе!
— И не подумаю. Я люблю мальчика, или, точнее, уже юношу, а теперь я совершенно случайно нашел его отца, и скоро они оба наконец будут вместе.
— Они отправятся вместе в самую глубокую яму преисподней, и ты тоже, проклятый гяур! — полностью потеряв самообладание, завизжал Раб Смерти и, выхватив нож, замахнулся на немца.
Тот спокойно посмотрел ему в глаза и ответил:
— Ну что ж, ударь, если посмеешь! Но после этого удара ты распростишься со своей жизнью, потому что, убив меня, ты лишишься единственной надежды на спасение.
Изумление, в которое привели Абдулмоута эти слова, невозможно передать.
— Что? — оторопело переспросил он. — Ты можешь спасти меня, ты? Но от кого или от чего?
— От мести Мазида — украденного тобой мальчика. Это по его просьбе я поскакал вслед за вами, чтобы предупредить беланда и погубить тебя. Ты видишь, я не боюсь тебя и говорю откровенно. Богу было угодно, чтобы по пути я встретил его отца, которого безуспешно искал все эти годы. У него есть могущественные покровители, которые
