Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936 - Эдуард Эррио

Днем я встретился с Потемкиным, итальянским послом и президентом республики. Президент ожидает правительственного кризиса; мне кажется, что он думает о Фландене.

На заседаниях 29-го и 30-го финансовая комиссия разнесла в пух и прах правительственный проект бюджета. 30 октября на заседании бюро Исполнительного комитета у меня произошло резкое объяснение с радикалами – членами комиссии, причем меня поддержали активисты. Вечером в четверг, 31 октября, во время продолжительной беседы с Леоном Блюмом я пытался несколько умерить его пыл. Он хотел бы, чтобы власть перешла к левым. Я высказал ему весьма пессимистический взгляд на финансовое положение и отказался связать себя какими бы то ни было обещаниями. В случае падения кабинета Лаваля я за переходное правительство.

С 1 по 12 ноября я находился в Лионе. В течение недели заседал Генеральный совет Роны, который очень любезно отметил мой юбилей. В Париже во время моего отсутствия против меня развернули яростную кампанию, особенно «Эко де Пари». Предлогом послужило мое присутствие 3 ноября в Лионе на собрании Общества друзей Советского Союза. Я сидел рядом с Вайяном-Кутюрье, который, следует сказать, вел себя очень корректно и сдержанно. Небезызвестный Карбюксиа в своем грязном листке «Гренгуар» обвинил меня в оказании протекции подозрительному иностранцу Эберлейну, которого я никогда не видел и не знал. Я выступил с опровержением. Министерство внутренних дел «заявило самым категорическим образом, что ни г-н Эррио, ни кто-либо иной из членов парламента не обращались в министерство или в его органы ни по поводу следствия, ни по поводу высылки из страны находящегося в настоящее время под судом обвиняемого». Анри де Кериллис посвятил мне четыре исключительно резкие статьи. Он особенно ставит мне в вину верность Советскому Союзу (впоследствии он сам встал на мою точку зрения). «Внимание! этот человек опасен, – пишет он 6 ноября в «Эко де Пари». – Это общественный враг номер один». По поводу одного выступления Шотана Лаваль сделал в печати следующее заявление («Тан» от 10 ноября): «Я считаю своим долгом заявить, что в деле выполнения тяжелой и трудной задачи, возложенной на нас парламентом, г-н Эдуард Эррио постоянно оказывал мне самое лояльное и искреннее содействие». Разъяренный Кериллис, попав в смешное положение (ведь он обвинял меня в том, что каждую ночь «я полупьян от кофе»), выпустил против меня пропагандистские афиши. Леон Байльби также «разоблачал» меня в газете «Жур».

12 ноября, заседание совета министров. Лаваль представил нам отчет о своих последних переговорах в Женеве с сэром Сэмюэлем Хором, который продолжает выступать против итальянского мандата на Эфиопию и настроен скорее в пользу территориальных уступок. Оба министра пришли к единому мнению о необходимости получить согласие Эфиопии и о целесообразности отложить принятие решения до окончания выборов в Англии. Как один, так и другой хотят сослаться на сложность проблемы. Чувствуется, что Лаваль по существу не очень благосклонен к Лиге наций и предпочитает вмешательство великих держав; он настаивал на том, чтобы сделать Италии существенные территориальные уступки. Собираются позондировать по этому вопросу негуса.

При обсуждении положения на Средиземном море возникли значительные трудности. У итальянцев в Ливии было в три раза больше сил, чем у англичан в Египте. Муссолини отмобилизовал еще одну дивизию. Лаваль настаивал на выводе английских крейсеров. Что касается санкций, то Хор хотел, чтобы было создано впечатление, что Лига наций готова проявить решимость и твердость. Начало осуществления намеченных мер назначено на 18-е. В итоге между Францией и Великобританией, во всяком случае внешне, достигнуто согласие.

Лаваль встречался также с Алоизи, который сильно возмущен и считает, что экономические санкции ведут к войне и что к тому же в Женеве начинают относиться с симпатией к Италии. Следует также отметить, что итальянская печать начала усиленную кампанию против нас. Незаметно, чтобы Лаваль был вознагражден за свои услуги. Он пожаловался на это Риму в довольно резкой телеграмме, где, в частности, указал, что Франция никогда не соглашалась на ликвидацию политической независимости Эфиопии. Эта телеграмма, датированная 9 ноября, напоминала о торжественных обязательствах французского правительства, протестовала против кампании, которая может привести к «переоценке отношений доверия» между Францией и Италией, перечисляла уступки, на которые пошел Париж, и указывала на важность сдерживающих действий французского правительства. «Римские соглашения, – писал Пьер Лаваль, – не только не означали поддержку со стороны Франции итальянской политики в Эфиопии, но исключали всякую возможность посягательства на независимость или суверенитет этой страны». Французское правительство заявляло Муссолини о своей верности Уставу Лиги наций. «Применение минимума мер, требуемых Уставом, то есть экономических мер, позволило франко-британскому содружеству удержать Великобританию в границах коллективных действий, что дало Италии самую надежную гарантию против риска возникновения англо-итальянского конфликта (риска, который по просьбе самого г-на Муссолини я особенно стремился предотвратить; причем в поисках соглашения между Великобританией и Италией я пошел даже на существенное ухудшение франко-британских отношений, явившееся следствием моих настойчивых демаршей с целью разрядки напряженности в районе Средиземного моря)».

Телеграмма от 9 ноября 1935 года заканчивалась следующим образом: «Франко-итальянская дружба не может держаться лишь усилиями одной стороны. Если в Риме по-прежнему ценят ее преимущества, то не мешало бы по крайней мере ее щадить».

В итоге 12 ноября, когда собрался совет министров, было все еще не ясно, каким будет принципиальное решение этого вопроса. Муссолини протестовал против экономических санкций и против того, что его не поставили о них заранее в известность. Для Лаваля день 18 ноября явится важной датой; он еще надеется, что сможет найти к этому числу пути к соглашению; он продолжает выступать против санкций. Италия, по его мнению, никогда не откажется от Тигре.

Переходим к финансовому вопросу и к трудностям, связанным с решениями финансовой комиссии; министр внутренних дел хотел бы «гуманизировать» декреты. Ренье сообщил, что обстановка продолжает оставаться довольно напряженной. Падение курсов на бирже; возобновилась кампания за девальвацию и паника. Вновь усилилась утечка золота: 4 ноября – 5 миллионов; 6-го – 42; 7-го – 116, 9-го – 326. Наступление ведется как на внешнем, так и на внутреннем фронте. Сберегательные кассы еще держатся. Имеется опасность, что Французский банк будет вынужден повысить учетный процент. 29 и 30 октября финансовая комиссия вынесла решение о принятии очень серьезных мер, но Ренье настроен довольно миролюбиво, лишь бы было сохранено равновесие. Ориоль потребовал выделить в помощь рантье 500 миллионов на дополнительные пособия. Каталан настаивал на изменении пенсий по инвалидности, что потребовало бы дополнительных расходов в 1700 миллионов франков, и на выплате 967 миллионов чиновникам. Всего комиссия просила 2600 миллионов, которые она намерена изыскать с помощью Пенсионной кассы и некоторых других мер. Было утверждено так называемое «фискальное удостоверение личности», введение которого было отложено до 31 декабря 1935 года (но и в 1936 году результат будет равен нулю). Комиссия потребовала также повышения налога на наследство и на крупные доходы.