Снега Килиманджаро (сборник) - Эрнест Миллер Хемингуэй

Понимаете, это был обычный бродяга, нищеброд, которого он никогда прежде не видел, но это был его земляк, и он хотел проявить себя великим щедрым матадором.

– Дай ему пятьдесят песо из кассы, – велел он.

– Ты только что заявил, что у тебя нет для меня денег, – сказал я. – А теперь хочешь, чтобы я дал пятьдесят песо этому оборванцу?

– Это мой земляк, – ответил он. – И у него беда.

– Ах ты сволочь, – сказал я и швырнул ему ключ от кассы. – Сам давай. Я уезжаю в город.

– Не сердись, – сказал он. – Я тебе заплачу.

Я вывел машину, чтобы ехать в город. Это была его машина, но он знал, что я лучше вожу. Все, что он делал, я мог сделать лучше. И он это понимал. Он даже не умел читать и писать. Я собирался повидаться кое с кем и разузнать, как заставить его заплатить мне. Он вышел во двор и сказал:

– Я поеду с тобой, и я тебе заплачу. Мы добрые друзья. Ни к чему ссориться.

Мы поехали в город, я вел машину. Когда мы почти добрались, он достал двадцать песо.

– Вот деньги.

– Безродный сучонок, – сказал я ему, а потом объяснил, что он может сделать с этими деньгами. – Ты отдал пятьдесят песо тому бродяге, а теперь суешь мне двадцать, хотя должен шесть сотен. Я не возьму у тебя ни сентаво. Сам знаешь, куда их засунуть.

Я выскочил из машины с пустыми карманами, понятия не имея, где буду ночевать. Позже вместе с приятелем я забрал вещи из его дома. И ни разу не говорил с ним до этого года. Я встретил его с тремя дружками вечером, по пути в кинотеатр «Кальяо» на Гран-Виа в Мадриде. Он протянул мне руку.

– Роджер, старина, здравствуй, – сказал он. – Как ты? Говорят, ты распускаешь про меня слухи. Несправедливые.

– Я всего лишь говорю, что у тебя не было матери, – ответил я. В испанском языке это самое ужасное оскорбление.

– Верно, – согласился он. – Моя бедная мать умерла, когда я был таким юным, что можно сказать, будто у меня ее не было. Это очень печально.

Красавчики – они такие. Их ничем не проймешь. Вообще ничем. Они тратят деньги на себя и на всякую мишуру, но никогда не платят. Попробуй заставь их заплатить. Я сказал ему, что́ думаю о нем, прямо там, на Гран-Виа, перед его дружками, но он по-прежнему разговаривает со мной при встречах, будто я его друг. Что за кровь у него в жилах?

Пишет читательница

[32]

Она сидела у себя в спальне за столиком, разложив перед собой газету, и только изредка поглядывала в окно на падающий снег, который сразу же таял, ложась на крышу. Она писала вот это письмо – писала набело, не видя необходимости что-либо вычеркивать или исправлять.

Роунок, Виргиния.

6 февраля 1933 г.

Дорогой доктор, позвольте обратиться к Вам за советом по важному для меня делу, – мне надо прийти к какому-то решению, и я не знаю, на кого можно больше всех положиться, родителей спрашивать я не смею, и вот пишу Вам – и даже Вам признаюсь только потому, что это можно сделать заглазно. Так вот как все обстоит. Я вышла замуж за военнослужащего США в 1929 году, и в тот же год его услали в Шанхай в Китае. Он пробыл там три года и вернулся – его демобилизовали несколько месяцев назад – и поехал к своей матери в Хелену, штат Арканзас. Он мне написал, чтобы я тоже туда выехала, я приехала и узнаю, что он проходит курс лечения уколами, и я, конечно, спросила, и оказывается, его лечат от… не знаю, как это слово пишется, но на слух вроде «си. филюс». Вы, наверно, понимаете, о чем я говорю. Так вот, скажите, не опасно ли мне будет жить с ним, – у нас ни разу ничего не было с тех пор, как он вернулся из Китая. Он меня уверяет, что все наладится, когда врач кончит его лечить. Как Вы считаете, правда ли это, – я помню, мой отец часто говорил, что лучше умереть, чем стать жертвой этой болезни. Отцу я верю, но мужу своему хочу верить еще больше. Умоляю Вас, скажите, что мне делать, – у меня дочь, которая родилась, когда ее отец был в Китае.

Заранее Вас благодарю и всецело полагаюсь на Ваш совет. С уважением… И она поставила свою подпись.

Может, он скажет, как мне быть, думала она. Может, все-таки скажет. Судя по портрету в газете, он должен это знать. Лицо такое умное. Наверно, каждый день дает людям советы. Такой должен знать. Я хочу поступить как надо. Но так долго ждать! Так долго! А сколько я уже ждала. Господи! Сколько же можно ждать! Он должен был ехать, куда бы ни послали, знаю, знаю. Но почему такое должно было случиться с ним? Почему, Господи? Что бы он там ни сделал, зачем это с ним случилось? Господи, зачем, зачем? Ведь не обязательно ему было схватить это. Как же мне быть? Не хочу, чтобы он болел. Зачем он этим болеет?

Ожидание

[33]

Мы еще лежали в постели, когда он вошел в комнату, чтобы закрыть окна, и я увидел, что он выглядит больным. Он дрожал, его лицо побледнело, и он двигался медленно, словно испытывал боль.

– Что случилось, Шатц?

– Голова болит.

– Возвращайся в постель.

– Нет, все в порядке.

– Ложись в постель. Я зайду к тебе, когда оденусь.

Но когда я спустился вниз, он сидел у очага, полностью одетый, очень больной, несчастный мальчик девяти лет. Я пощупал ему лоб: у него был жар.

– Ложись в постель, – сказал я. – Ты болен.

– Со мной все в порядке, – ответил он.

Пришел доктор и измерил ему температуру.

– Сколько? – спросил я.

– Сто два.

Внизу доктор оставил три лекарства в разноцветных капсулах и инструкции, когда их принимать. Одно – чтобы сбить температуру, второе – слабительное, третье – от кислотности. Вирус инфлюэнцы живет только в кислой среде, объяснил он. Похоже, доктор много знал об инфлюэнце; он сказал, что тревожиться не о чем, если температура не поднимется выше ста четырех градусов. Сейчас легкая эпидемия, и никакой опасности нет, если удастся избежать пневмонии.

Вернувшись в комнату, я записал температуру мальчика и составил расписание приема лекарств.