Мэри и великан - Филип Дик

Она сидела на подоконнике, как будто все-таки устроилась к нему на работу, как будто не развернулась и не выбежала тогда из магазина. В тот день он допустил грубую ошибку. Она ему понравилась, и он ее вспугнул. На этот раз он будет осторожней; теперь — надеялся он — все пойдет как надо.

— Вам нравится? — спросил он.

Смотрелась она так, как будто жила на этом подоконнике; словно кошка, она вошла и сделала это место своим. Теперь она приноравливалась, устраивалась здесь поудобнее.

— Магазин? — спросила она. — Я же вам говорила. Да, очень нравится. Здесь так мило, — голос ее прозвучал сухо и как-то по-деловому. И это смутило его.

— А ко мне вы, похоже, настроены враждебно, — заметил он.

Девушка не ответила. Она надевала туфлю.

— Вы сказали, что встретились с Бет в баре, — сказал Шиллинг, переводя разговор на более безопасную тему. — Это было здесь, в Пасифик-Парке? Раньше вы не были знакомы?

— Нет, раньше не были.

— А тогда вы ее уже знали? В тот день?

— В тот день ее еще здесь не было, — напомнила ему девушка, — они приехали позже.

— И как она вам показалась?

— Она привлекательная, — в ее голосе прозвучала нотка зависти, — у нее отличная фигура.

— Она толстая.

— Я так не думаю, — сказала Мэри Энн, закрывая тему, — а вот этот человечек, Дэнни Кумбс, он был неприятный. Что-то с ним было не так.

— Согласен, — сказал Шиллинг. Он вытащил пластинку из конверта и, взяв за края, просматривал, нет ли царапин. — Однажды Кумбс пытался меня убить.

— Правда? — заинтересовалась она.

Положив пластинку, Шиллинг подтянул рукав пиджака, вынул золотую запонку, расстегнул рукав белой хлопковой рубашки и показал запястье. Между волос пролегал бугристый шрам.

— Он ударил по этому месту железным прутом и сломал мне руку. Но тут подоспел мой Макс.

Пораженная, она смотрела на шрам во все глаза.

— Он и Туини пытался убить, но… — она осеклась, — ничего не вышло.

— Бет рассказала мне кое-что об этом. — Он вставил запонку на место и поправил пиджак. — В Кумбсе была какая-то патология… а в присутствии негра она, очевидно, расцвела пышным цветом. Негр — это тот музыкант, насколько я понимаю.

— Типа того. А почему Кумбс хотел вас убить? Вы были с его женой?

Шиллинг смутился.

— Ничего подобного. Кумбс всегда ходил по краю. Он жил в искаженном, пропитанном ядом мире.

— Почему же она за него вышла?

— Бет сама немного того. Их мании сошлись, как кусочки головоломки, — сказал он. — По словам Бет, Дэнни выгнали из начальной школы за то, что он подглядывал за девочками в раздевалке. А потом он вырос и стал делать то же самое, только через видоискатель.

— А ей нравится… показывать себя, — с отвращением произнесла Мэри Энн.

— Бет работала натурщицей. Там они с Кумбсом и познакомились… у него было фотоагентство. Ему нужна была модель, готовая позировать обнаженной. Можете представить, как она была счастлива. Вот они и договорились к полному взаимному удовольствию.

Когда Кумбс погиб, он, конечно, вздохнул свободнее. В одиночку Бет представляла собой небольшую угрозу или даже вовсе никакой; ошибка, совершенная пять лет назад, наконец перестала отравлять ему жизнь. Теперь все могло измениться.

— Я не сожалею о его гибели, — произнес он.

— Нехорошо говорить так о мертвых, — сообщила ему Мэри Энн.

— Почему? — удивился он.

— Просто нехорошо, и все. Он же был человеком, верно? Убивать никого нельзя. Высшая мера и все такое, это все нехорошо.

Она кивнула, закрывая эту тему.

— Я пойду переобуюсь; эти туфли я надела, чтоб выглядеть постарше.

Это насмешило его.

— Я знаю ваш возраст. Вам двадцать лет.

— Да вы экстрасенс. — Она поковыляла к двери. — Я иду домой переодеваться. С работой все решено? Мы договорились, так ведь?

Его веселье сошло на нет.

— Вакансия открыта.

— Тогда я выдвигаю свою кандидатуру. Вы меня берете?

— Да, беру, — с чувством произнес он, — на двести пятьдесят долларов в месяц, пятидневка, все, как мы обсуждали, когда вы были тут в прошлый раз.

Боже правый, прошло четыре месяца. Как же долго он ее ждал.

— Когда приступите?

— Вернусь сегодня же, как только переоденусь. — Она на мгновение заколебалась. — А что мне лучше надеть? Надо выглядеть по-деловому, наверное? Каблуки и все такое.

— Нет, это не обязательно, — хотя идея ему по-своему понравилась, — сгодятся и туфли без каблука. Но чулки — непременно.

— Чулки.

— Не стоит перегибать палку… но и в джинсах приходить не надо. Одевайтесь так, будто сами собрались в центр, чтобы пройтись по магазинам.

— Я так и предполагала, — сказала она, сверяясь с собой. — Как часто получка? Каждые две недели?

— Каждые две недели.

Без тени смущения она произнесла:

— А можно мне десять долларов прямо сейчас?

Это его и очаровало, и возмутило.

— Зачем? На что?

— Потому что я без гроша, вот на что.

Покачав головой, он достал бумажник и выдал ей десятидолларовую купюру.

— Я, может, и не увижу вас больше.

— Не глупите, — сказала Мэри Энн и исчезла в дверях, оставив его одного, как и прежде.

В час тридцать пополудни она вернулась — в хлопковой юбке и блузке с коротким рукавом. Ее волосы были зачесаны назад, а глаза светились готовностью к работе. Однако с нею пришел молодой человек вида весьма праздного.

— Где можно оставить вещи? — спросила она, имея в виду дамскую судочку. — В подсобке?

Шиллинг показал ей лестницу, ведущую в подвал.

— Здесь самое безопасное.

Просунув руку в лестничный колодец, он щелкнул рубильником и включил свет.

— Там дальше туалет и стенной шкаф. Небольшой, но плащ повесить можно.

Пока Мэри Энн не было, молодой человек профланировал к нему.

— Мистер Шиллинг, мне сказали, что вы разбираетесь в музыке.

Он вынул из кармана пиджака помятый конверт и принялся разглаживать его на прилавке. Шиллинг разглядел, что это список композиторов; все современные, все индивидуалисты-экспериментаторы.

— Вы музыкант? — спросил Шиллинг.

— Да, я играю боп на фоно в «Корольке». — Он пристально посмотрел на Шиллинга. — Давайте теперь посмотрим, на что вы способны.

— О, я способен на многое, — сказал Шиллинг, — спросите о чем-нибудь.

— Вы слыхали о парне по имени Арни Шейнбург?

— Шёнберг, — поправил Шиллинг. Он не мог понять — может, его разыгрывают? — Арнольд Шёнберг. Он написал «Песни Гурре»[28].

— И как давно вы в этом деле?

Шиллинг подсчитал.

— Ну, в той или иной степени в бизнесе я с конца двадцатых годов. Однако розничный магазин у меня впервые.

— Вы любите музыку?

— Да, — ответил Шиллинг, как-то смутно забеспокоившись, — очень.

— Вы хоть чем-нибудь еще занимаетесь? Выезжаете куда-нибудь? — молодой человек разгуливал, изучая магазин. — Элегантный магазинчик. Чувствуется вкус. Но скажите, Шиллинг, вы никогда не чувствуете себя оторванным от широких масс?

Из подсобки появилась Мэри Энн.

— Ну-с, приступим.

Нагрузив молодого человека пластинками, Шиллинг задвинул его в будку. Мэри Энн за прилавком деловито открывала кассовый аппарат.

— Это ваш друг? — спросил Шиллинг (его позабавило, что в ее мире просто не существовало такой формальности, как представить джентльменов друг другу).

— Пол играет в «Корольке», — ответила она, пересчитывая однодолларовые банкноты.

Уйдя отсюда, она поспешила домой, чтобы переодеться, а потом побежала в «Королек» отдавать Полу его десятку… на которую жила с тех пор, как проела последние деньги, полученные в телефонной компании.

— То самое место? — спросил Нитц. — Музыкальный магазин? Там, где этот парень, с которым мне все советуют поговорить.

— Пойдем со мной, — упрашивала его Мэри Энн, леденея от мысли, что ей придется вернуться туда одной. — Пожалуйста, Пол, сделай одолжение.

Он поднял бровь.

— А в чем дело?

— Ни в чем.

— Ты боишься?

— Конечно, боюсь. Новая работа, первый день.

— А что ты знаешь об этом типе?

— Я с ним уже встречалась, — уклончиво сказала она, — он пожилой.

Отложив вестерн в бумажной обложке, он встал.

— Ладно, пойду. Буду тебя сопровождать. — Он дружески похлопал ее по спине. — Я даже готов вызвать его на дуэль — ты только подмигни.

— Что вы делаете? — спросил Шиллинг, глядя, как проворно ее пальцы перебирают купюры.

— Смотрю, сколько нам нужно взять из банка.

Когда она составила список, Шиллинг показал ей миниатюрный сейф возле дежурной лампочки.

— Я хожу в банк раз в неделю. В прочие дни пользуюсь вот этим.

— Так бы и сказали.

Покончив с пересчетом денег, она схватилась за швабру.