Где-то есть ты… - Елена Сокол

– Мне очень жаль… – Я не знала, что мне ещё сказать, но чувствовала, что нужно продолжать разговор, чтобы укрепить нашу связь, чтобы завоевать его доверие. Наблюдая за тем, как он пристально смотрит на тело своей матери, мне всё четче виделось, что этот человек определённо психически болен. То, как быстро менялись его настроение и тон разговора, наводило на мысль, что он настоящий психопат. При таком раскладе игра, в которую я с ним собиралась сыграть, становилась ещё опаснее.

– Тебе жаль?! Сука! Это ты должна была эту яму копать, если бы не вырубилась! – Бросив на меня разъярённый взгляд, он быстро отвернулся к телу и принялся поправлять матери косынку. – Мамочка, теперь всё будет, как ты и хотела. Будем жить все вместе. Я и невесту себе нашёл. Её зовут Ева.

– Я? – Мне хотелось возмутиться, но от страха задала этот вопрос, как счастливая юная барышня, которой делают предложение. Моя нижняя губа задрожала, а на глазах выступили слёзы. Стало ясно, что он всё-таки собирается меня насиловать.

– Я надел на неё твои наручники, мама. Те, которые ты надевала на меня, – он гладил её по седым волосам, потом вдруг обернулся и плотоядно глянул на меня, – теперь она будет себя хорошо вести. Она чиста. Буду её первым мужчиной.

– Так это её наручники? Но как? – Теперь по моим щекам ручьём лились слёзы. Я пыталась их вытирать о собственное плечо.

– Это всё врачи! Они все думали, что мне нужна помощь. Они говорили маме, что я какой-то не такой, что я больной! – Он встал и направился к качелям, сев, принялся со скрипом раскачиваться. – Говорили, что мне нельзя ходить в школу.

– Почему?

– Заставили маму думать, что я опасен для других детей. Я всё делал не так.

– Чем опасен?

– Ничем. Просто потому, что мне хотелось всё исследовать. Это так интересно! Как-то раз я отрезал девочке косу, чтобы получше её рассмотреть и понюхать. Мама меня наказала. Потом я порезал мальчику руку, хотел посмотреть, что будет, и тогда мама навсегда забрала меня из школы. Это всё врачи ей нашептали! Пугали её! Мы переехали из города сюда, в чёртову глухомань, потому что она стыдилась меня… Или даже боялась…

– А отец?

– Его у нас никогда не было. – Он допил всё, что было в бутылке, залпом, прямо из горла.

– А почему она тебя приковала наручниками?

– Это случилось совсем недавно. Она рассердилась на меня, я наказал Стёпу. Думала, что потом я накажу её.

– Кто такой Стёпа? – Меня всю передёргивало от ужаса.

– Наш пёс, – он указал пальцем на угол дома. Приглядевшись, мне удалось рассмотреть там старую собачью будку и перевёрнутую железную миску, валявшуюся рядом, – он не слушался меня. Лаял, лаял, лаял! Всё! Надоело! Я убил его топором, разрезал, а кишки повесил на забор. Тупое животное!

– И что мама?

– Она меня усыпила, старая дура, потом притащила в ту комнату, где ты теперь живёшь. Она и раньше меня там запирала, когда я плохо себя вёл. Но я же большой мужик, поэтому ей пришлось прицепить наручники. И где она их только достала?

– Стало быть, ты знаешь, каково это – сидеть там на привязи?

– Ха-ха! – Он рассмеялся, сверкая зубами, как гиена. – Она меня быстро выпустила, потому что я плакал и просил прощения. Она поверила, старая сука! Я сразу же дал ей похлебать её же дерьма! Схватил и приковал её, мучил так же, как и она меня. Пока она не сдохла.

– От голода?

– Больное сердце. Я её наказал.

– А меня зачем ты держишь? Меня за что наказываешь? – Я так хотела убежать от него, что потеряла весь страх.

– Чтобы ты стала хорошей женой. Мама как-то давно говорила, что я могу встретить женщину, которая станет моей. – Он встал и направился ко мне. Понимая, что бежать некуда, я, отрешившись, продолжала сидеть. Даже подумала, что, пожалуй, проще умереть сразу, чем ждать, когда он выпотрошит меня, как своего бедного пса. – Тебя увидел и понял, что ты – моя. Мне было одиноко без мамочки. Ты повела себя грубо. Так не должна вести себя жена. Значит, надо научить тебя…

– Прости… – Я отклонилась назад от его лица, которое он вплотную приблизил ко мне.

– Скоро ты полюбишь меня, и мы будем вместе навсегда. – Он взял меня за плечо. Я прочитала в его бешеных глазах безумное желание. Похоже, что, воспитываясь взаперти в этой глуши, он никогда не знал женщины и теперь наконец готовился исправить это упущение. Дикий Гена и вправду думал, что я девственница. Если признаться, что это не так, то точно можно прощаться с жизнью. Значит, нужно тянуть время как можно дольше.

– Тогда отпусти меня, я буду хорошо себя вести. И мне нужно помыться, – дрожащим голосом, как скороговорку, выпалила я, только бы он дальше не дышал мне в лицо.

– Ты что думаешь, что я такой идиот?! – Гена взял меня рукой за подбородок и притянул поближе к себе. – Меня не так легко провести, маленькая сучка! Чтоб ты знала: я не такой тупой, как ты думаешь. Я работаю водителем в деревне, я вижу всё, что происходит вокруг меня. Вижу таких заносчивых тварей, как ты. Вы все думаете, что умнее меня? Думаете, что можете мной управлять и указывать мне?!

– Нет-нет. Ты меня не так понял, – я со слезами потирала больной подбородок, глядя в его жестокие косые глаза, – я буду… хорошо себя вести. Обещаю.

– С этого и надо было начинать! – Он схватил меня за руку и резко дёрнул верх так, что чуть с корнем её не оторвал. – Вставай, будем хоронить покойницу.

Превозмогая боль, я схватила её за ноги. Моральный урод Гена взял труп за плечи. У меня не получилось даже приподнять её от земли, поэтому пришлось делать вид, что я не просто держусь за её холодные конечности.

У самой могилы, обхватив руками щиколотки старухи, я сделала последний рывок. Труп упал в яму с глухим стуком. Стоя на краю и боясь упасть вслед за ней, я наблюдала, фотографируя глазами её безжизненные черты. Покойная лежала в странной позе, будто бы готовая ожить и попытаться выбраться.

«Отмучилась», – подумала я.

Гена снова заработал лопатой, засыпая по очереди песком части тела. Когда песок попал на старушечье лицо, я ждала, что она заморгает. Но мёртвые ничего не чувствуют. Им всё равно. Я не хотела такой участи. Только не сейчас.

Слабость давала о себе знать. Я пошатнулась. Чтобы не упасть, пришлось присесть на мокрую траву. Такую же мокрую, как в тот день, когда меня похитили. Я провела по ней ладонью, а затем умыла этой влагой лицо.

Нужно было действовать, собирать силы в кулак и бежать. Но тело протестовало, заявляя о себе болью в каждой частичке. Меня зазнобило. Нужно уносить ноги прямо сейчас. Пытаясь встать, я взглянула на небо и поняла, что светает. В ушах зашумело, и мне показалось, что небо падает на меня. Я присела на колени и потрогала лоб. Холодный пот катился по нему градом. Вытерла. Последнее, что мне удалось увидеть перед тем, как потерять сознание, был Гена, повернувшийся ко мне и с удивленно приподнявший бровь.

24 апреля 2009 года

Не зря я всё утро сегодня провела перед зеркалом: укладка, лёгкий макияж, капелька духов… Всё это в любые времена придавало женщине уверенность. Выстукивая каблучками по асфальту, я замечала, что почти все мужчины на меня оглядываются. Значит, всё было сделано верно. Не напрасно я сегодня надела светлое платье: тёплый ветерок развевал его подол, обнажая мои загорелые ножки. Платья и юбки с незапамятных времён выступали стопроцентным оружием в завоевании мужчины.

Но никакая уверенность в своём внешнем виде не могла сегодня побороть моё волнение. Сжимая в руке сотовый телефон, то и дело поглядывая на него, я подошла к его подъезду. Хотелось развернуться и бежать. Но желание его увидеть перевесило. Нажав кнопку домофона, я приготовилась назваться, но он просто открыл дверь, ничего не сказав. Те две минуты, что я поднималась в лифте на двенадцатый этаж, показались вечностью. В это время, слушая оглушительное биение своего сердца, мне удалось расчесаться, два раза уронив расчёску, облизнуть губы, поправить брови, прочистить горло.

Выйдя из лифта, я нашла нужную квартиру и позвонила. Успела в последний раз подумать о том, какая же я дура, что припёрлась сама, и про себя укорить Сашу за его никчёмную стеснительность, как дверь открылась, и он отступил назад, чтобы пропустить меня. Преодолевая волнение, я вошла.

– Привет… – Он явно был смущён. Сашка, красивый и сильный, стоял в коридоре, заламывая пальцы, и ждал, пока я разденусь и пройду.

– Ну привет… – Я смотрела на него и улыбалась. Мне понравился его внешний вид, напоминавший мальчишку: старые домашние, футбольной длины шортики, слегка обтягивающая спортивная футболка, явно оставшаяся со времён юношества, и серые носки с тапочками. Всё это выглядело очень мило и забавно. Я опять ощутила прилив нежности.

– Проходи, пожалуйста. Вот это моя комната, – Саша указал мне на дверь, в которой вместо стекла зияла дыра, – может, хочешь чаю? Я сам ещё не верю, что Ева ко мне пришла. Ну не могу в это поверить!